Юрий Галинский - Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!
От возбуждения и скороговорки голос Гордея дрожал, да он и не пытался теперь скрыть это, темные глаза сверкали. Лесовики и крестьяне не сводили с него своих взглядов — умел атаман зажечь сердца людей.
— Что делать нам, сказывай?! Говори, небось мыслил уже о том! Как сберечься от погибели?.. — загомонили собравшиеся.
— А я скажу, молодцы! — загремел Гордей своим басом. — Не можем мы жить-поживать, православные, когда землю отчую арканом ордынским захлестнуло. В обиде я великой на князя Московского Дмитрия. За что — сказ особый. Ан с него пример надо брать, как за Русь сражаться. Верно он делает, что хочет всех в единую силу собрать. А то что же получается? Намерились было мы с лесовичками князю тарусскому Костянтину помочь, а когда пришли, крымцы рать его малую уже одолели, самого убили. А все потому, что князи всяк час меж собой грызутся, каждый норовит главным стать. От сего гибнет люд и земля наша православные!..
Вдруг Федор — куда только его обычная выдержка девалась? — не став ждать, пока атаман свою речь закончит, стремительно вышел на середину круга. Голова перевязана холстом, на бледном лице ни кровинки, а голос зазвучал громко, как колокол:
— Верно все сказал Гордей! Не можем мы стороной идти, когда беда нашу землю захлестнула! Не дадим житья ворогам, пойдем освобождать люд христианский, что во вражий полон попал! Лучше смерть принять, нежели в неволе злой жить!
— Не можем мы нынче в Литву идти! — поддержал его Гордей. — Хоть и сложили головы браты наши, а вот сколько люду спасли, сирот и детишек ихних. Зову я вас, молодцы, всем против лютого ворога встать!
— Дело говоришь, атаман! Нечего нам в Литву идти! Все пойдем бить ордынцев!.. — потрясая мечами, топорами и захваченными у ордынцев саблями, откликнулись на его призыв люди — и лесовики, и сироты.
Глава 10
Бек Хаджи со своей ордой расположился на окраине разграбленной, сгоревшей Тарусы. Спустя несколько дней после битвы с тарусским князем Константином к городу наконец подошел ордынский обоз. Скрипя колесами, медленно двигались запряженные быками повозки, на которых везли шатры шуракальского хана, его жен, беков, награбленное у тарусцев добро. Степенно вышагивали верблюды с навьюченными юртами тысячников, советников хана и мулл, бурдюками с бузой, кумысом и другой поклажей. Под охраной шли связанные попарно, измученные пленники и пленницы в грязных, изодранных одеждах. Пылили многочисленные стада коров и овец для прокорма Орды. Обоз только что переправился через Оку; с мокрых людей и животных стекала вода, превращая пыльную дорогу в месиво. Громыхали повозки, ревели верблюды и ослы, мычал и блеял скот, кричали погонщики. Это бессчетное скопище веселило глаза и радовало сердце шуракальского хана, гася глухую ярость, захлестывавшую его последние дни…
Битва с тарусским коназом Константином завершилась для Бека Хаджи удачно: он наголову разгромил врага. Но сколько в ней погибло его нукеров!.. В полон удалось захватить лишь сотни три мужиков-ополченцев да несколько десятков воинов, среди которых не оказалось ни одного боярина или родственника коназа. Урусуты стояли крепко, и кто знает, чем бы все закончилось, если бы их конники вдруг не покинули поле сечи. Говорят, их увел брат тарусского коназа. Хвала Аллаху, что он надоумил его это сделать!.. Да, Бек Хаджи не думал, что на его пути станет такая сила. К счастью, Аллах дал ему возможность помериться ратным умельством с Константином. Тот храбро дрался, однако Беку Хаджи удалось сразить коназа, и тогда урусуты побежали. А если бы не удалось?!. Страшно представить, что было бы! Как бы злорадствовал коротышка Алиман, если бы уцелел! Ведь он истинный враг ему, Беку Хаджи. Не мог скрыть своего торжества, когда шуракальцы, переправившись через Оку и заняв Тарусу, не обнаружили никого из жителей: все ушли с коназом Константином или укрылись в лесах и болотах.
«За каждого захваченного урусута ты потерял двух своих нукеров», — говорил Алиман. Увы, он был прав. Зато теперь он, Бек Хаджи, будет вознагражден — каждый день его багатуры-шуракальцы вылавливают бежавших и угоняют их в Крым. Если бы еще тысячнику-мынбасы Солиману удалось пленить тарусскую княгиню!.. Тогда ее спас коназ Константин, но теперь уже никто не придет ей на помощь — ее муж мертв. Знать бы, куда она направилась. На всякий случай он приказал Солиману разослать своих нукеров по всем дорогам…
Шуракальского хана отвлекли от мыслей громкие крики надсмотрщиков, под началом которых разноплеменные рабы с трудом снимали с огромной повозки, запряженной восемью быками, его большой шатер. Некоторое время он следил за тем, как шатер устанавливали на земле в заранее приготовленном месте, но тут внимание Бека Хаджи привлекла толпа пленников, которых гнали мимо него. Хан скользнул по ним равнодушным взглядом, хотел уже отвернуться, как вдруг в глаза ему бросилась одна из урусутских пленниц… Беку Хаджи почудилось, что это гонят его мать!.. Ту, еще молодую, прекрасную, какой он запомнил ее с детства. Хан едва не бросился к пленнице, но раздумал и, позвав стоявшего позади него бека, лишь молча показал на урусутку. Тот стремглав поскакал к толпе рабов и велел привести пленницу к хану.
Когда шатер был наконец установлен и в нем развели костер, Бек Хаджи приказал звать ближних советников. Сложив ладони у груди, кланяясь, в ставку вошел седобородый бек Тюркиш. Следом головастый шейх Аслан в богатой, с бриллиантами, белой чалме, отчего его узкоплечая фигура казалась еще более невзрачной. Последним с важной миной на сухощавом, оливкого цвета лице появился родной брат матери Бека Хаджи, ханский казначей — фряг Коррадо, одетый в короткий цветной кафтан, шляпу с перьями и плотно обтягивающие его длинные ноги пестрые рейтузы. Тысячников шуракальский хан не стал звать, его любимцев Мюрида и Солпмана не было в ордынском стане: первый ускакал со своими нукерами в погоню за бежавшими с поля битвы урусутскими всадниками, второй преследовал тарусскую княгиню Ольгу и княжичей, отправленных князем Константином в Рязань.
Вошедшие, справившись о здоровье хана, уселись поудобнее на высоких сафьяновых подушках.
— Бек Алиман хочет, чтобы я завтра выступил в поход на Мушкаф, а я хочу дать отдохнуть своим нукерам, хочу, чтобы они поохотились за урусутами, которые разбежались, подобно сусликам, прячущимся в норы при виде могучего степного орла! — пристально глядя на приближенных, процедил Бек Хаджи.
Первым степенно заговорил старый бек Тюркиш, главный советник шуракальского хана, ведавший связями орды с внешним миром, ханскими конюшней, кухней и мастерскими:
— Я скажу так, Бек Хаджи, надо идти на Мушкаф!.. — И, помолчав, шепелявя беззубым ртом, добавил: — Надо идти по зову Тохтамыша, а бек Алиман — это его уста. Сарайский хан, хоть и благосклонен к тебе, но теперь, когда решается судьба великого похода на урусутов, он не простит своеволия. Наступил такой час, когда все народы Золотой Орды должны стоять воедино. Ты должен быть там!
— Чем больше шуракальские воины убьют неверных, тем больше милостей снизошлет всемогущий Аллах на твое племя, Бек Хаджи! — неторопливо перебирая агатовые четки, с витиеватой неопределенностью заметил шейх Аслан.
— Я не смею перечить мудрым советникам светлого хана, но хочу напомнить: наша казна пуста! — блеснув жгучими темными глазами, с горячностью воскликнул синьор Коррадо и напыщенно продолжал: — Великое Генуэзское капитанство Готии, по берегу моря раскинувшееся от Кафы на восходе до Чембало на закате, щедро платит за невольников. Цены растут, особенно на женщин. От генуэзских купцов мне стало известно, что в Генуе, Флоренции, Пизе, Венеции, даже во Франции огромный спрос на рабынь-урусуток. Как тебе известно, светлый хан, больше всего ценятся молодые, от шестнадцати до тридцати лет, но берут для работ по дому и сорокалетних. За одну семнадцатилетнюю урусутку в Пизе недавно уплатили пятьсот лир. Это целое состояние!..
— Мне самому нужны урусутки, пусть рожают шуракальцев, — бросил Бек Хаджи.
— Ты, как всегда, изрек истину, светлый хан! — подобострастно согласился фряг. — Но на правах твоего дяди смею напомнить: не забывай о казне. Для этого нужны невольники. Соплеменники мои и твоей матери через Кафу, Солдайю, другие крымские города торгуют со всем миром, продают рыбу, соль, икру, шкуры. Но главный доход приносят рабы.
Бек Тюркиш тяжелым взглядом выцветших глаз с неприязнью смотрел на моложавого фряга, на его гладко выбритое лицо и крашеные усики. В седой голове старика роились хмурые воспоминания… Больше тридцати лет назад, когда храбрые шуракальцы во главе с отцом Бека Хаджи ханом Девлетом захватили Судак, принадлежавший венецианским фрягам, они увели оттуда большой ясырь. Среди пленников оказались двое детей богатого купца-венецианца. Возвратившись из заморских стран, где он вел торговлю, купец бросился на их розыски. Он предлагал шуракальскому хану все свое состояние — золото, драгоценности, множество серебряных аспров, но тот не вернул детей. Четырнадцатилетнюю девушку, Девлет сделал своей наложницей, а впоследствии, полюбив, женился на ней, назначив первой женой, от которой родился Бек Хаджи. Ее брата, Коррадо, хан хотел оскопить, чтобы сделать главным евнухом своего гарема. Но Тюркиш отговорил его: беку, другу и советнику шуракальского хана, понравился шустрый и смышленый мальчик.
