Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король
Сунувшись несколько раз и потеряв около десятка своих убитыми и ранеными, угры налезли снова. Теперь уже вперёд нацелились острые жала копий. Два Ростислав отрубил, ещё одно увёл в сторону, но остальные прошли низом.
И свет померк на миг, и он вдруг почувствовал тупой удар в живот и ощутил, как какая-то сила поднимает его из седла, а опустив глаза, увидел торчащее из живота копьё. Оно скользнуло по кольчуге и не пропороло его насквозь, но рана всё равно была страшной. Второе копьё распороло бедро. Так и не выпустив меча, Ростислав вылетел из седла и рухнул наземь, под копыта чужих коней.
- Кня-а-азь! - выкатывая глаза, страшно заорал Нечай.
- Князь! Князь! - подхватили крик.
До этого дружинники дрались спокойно, понимая, что бой им не выиграть, и лишь ждали мига, чтобы отойти с честью. Но падение князя опьянило их, и люди с остервенением бросились в битву. Не о победе и не об отступлении думали они - отбить у врага тело Ростислава или умереть рядом с ним, как и положено верной дружине. Вот всё, чего они хотели. И бой превратился в бойню.
5
Галич шумел. Все видели, как столкнулись две дружины, слышали, как звенели мечи о щиты. Видели, как вдруг закачался и рухнул княжий стяг, и как вскоре после этого вырвался из гущи схватки окровавленный вороной конь под богатым седлом. Кровь хлестала у него из глубокой раны на горле и, не добежав до передних рядов ополченцев, он зашатался, рухнул наземь и затих в судорогах. Видели галичане, и как откатывались угры, оставляя на поле убитых Ростиславовых дружинников. Видели всё это - потому теперь и кипел город, и неслись всюду крики. Разгорячённые, так и не подравшиеся мужики лезли теперь друг на дружку с кулаками.
- Нашли, кому правду вколачивать! - гудел басом сотский Микула, только что несколькими затрещинами усмирив драчунов. - Опосля драки кулаками не машут!
- Ты сам помалкивай! - кричали ему. - Кто в Смоленск к Берладнику ездил? Скажешь, не ты? И где тя носило, егда он ратился? Под кустом живот прихватило?
- То не меня одного, то и бояр вина, - оборонялся Микула. - Засели по углам, носа не казали.
- Животы неподъёмны, чрева непомерны, - подхватили крик.
- Айда боярские дворы гробить! - заверещал бобыль Ерошка. - Бояре нашего князя порешили!
Мужики рванулись было по улицам искать усадьбы, но бас Микулы их остановил:
- Стойте, галичане! Боярам бока намять мы завсегда успеем! Ныне нам надо князя нашего выручать!
То, что Ростислав не убит, а только ранен и попал в плен, узнали от Нечая, которому повезло остаться в живых. Изрубленный так, что не было живого места, он был принят уграми за мёртвого. Да и сами галичане чуть не сволокли его в общую могилу, когда после боя пришли на поле разобрать трупы и похоронить по обычаю. Сейчас он лежал в посаде, и над ним сидела знахарка Милуха.
- А ить верно! Верно! - закричали мужики. - Князь-то наш в городе! Возьмём его и поставим над нами!
Довольная тем, что нашла себе дело, толпа устремилась к княжьему терему, куда угры увезли раненого Ростислава.
Староста Угоряй в самый последний миг ухватил сына Никиту за пояс.
- А ты куда? - зашипел он, потрясая шелепугой[30]. - Пошёл домой!
- Да ну тя, батюшка, в болото! - в сердцах сплюнул Никита. - Не хошь - не ходи, а меня не удерживай!
- Ирод! - завопил старик на всю улицу. - Веред! Кровопивец! Так-то ты против отца! Прокляну!
Отцова власть над детьми велика. Не нами это заведено, не на нас и закончится. А родительское проклятье ни одна сила перебороть не может, хоть всю землю обойди. Содрогнулся Никита, но перекрестился и поспешил за всеми.
На ходу обрастая горожанами, толпа медленно, но неотвратимо приближалась к княжескому терему.
* * *
А в это время на лавке в маленькой клети метался в жару, то проваливаясь в забытье, то снова приходя в себя, князь Ростислав.
Его принесли сюда на руках, истекающего кровью, обеспамятовавшего, недобитого пленника, и уложили на жёсткую скамью, на которую всхлипывающая от страха и жалости холопка бросила чистое рядно. Она же раздела раненого. Доспех, синее корзно[31], шелом и верхнее платье с него стащили сами венгры, потому женщина и не ведала, над кем проливает слёзы.
А потом пришёл королевский лекарь, монах брат Иштван. Бормоча молитвы, он промыл раны, наложил целебную мазь, туго перетянул и, подозвав холопку, на ломаном русском языке, более знаками, чем словами, объяснил, что ту траву, которую он ей даёт, надо вскипятить, процедить и этим настоем поить раненого.
- Ой, да я в конец бы сбегала, - сообразив наконец, что от неё хотят, обрадовалась женщина. - Тамо знахарка тётка Милуха. Уж она такие травки знает - мёртвого на ноги поднимут! Я скоренько!
- Бесово отродье! Сие … зло! Нет! - зашипел на неё отец Иштван. - Это делай!
Так женщина и убежала, уверенная, что уграм наше, русское, не впрок, и удивлённая лишь, что этого угрина положили отдельно ото всех и у порога поставили стражу. Видать, важная птица подранена.
Не поспешишь - отведаешь плетей. Холопье дело маленькое - исполняй, что прикажут, вот и будешь цел и здоров. Женщина скоро обернулась и принесла монаху горячий горшок с терпко пахнущим настоем.
Брат Иштван равно относился ко всем людям, ибо сказано в Писании: «Несть ни эллина, ни иудея». Это и было главной причиной, по которой его приставили к пленному русскому князю. Главное - исцелить, а что с ним будет делать его королевские величества - неважно.
Горячий напиток обжёг губы, и Ростислав, делая глоток, закашлялся и открыл глаза. Мутный взор его обежал бревенчатые стены маленькой каморки, крошечное волоконное окошко, свечу на лавке, незнакомых людей.
- Где я?- прошептал он.
Холопка всхлипнула, зажимая себе рот руками.
- Ой, касатик, - запричитала она по-бабьи пронзительно. - Ой, да головушка твоя бесталанная! Ой, да за что же тебе доля такая несчастливая! Да как же ты к ним попал?
Ростислав нахмурился. Каждое движение причиняло боль, даже такое простое. В теле была слабость, мешающая думать.
- Я в плену? - всё-таки догадался он.
Женщина заплакала громче.
- Вон! Вон! - зашикал на неё монах.
- Оставь, - слабым, но по-княжески властным тоном остановил его князь. - Я хочу знать …
- После, - не менее властно, ибо был облечён тройной властью - победителя над побеждённым, целителя над больным и священника над мирянином, остановил его брат Иштван. - Ты слаб. Надо спать. Пей. И спать. Ростислав прикрыл глаза.
- Вот оно как, - произнёс он одними губами и послушно стал глотать обжигающий настой.
Потом монах долго сидел над уснувшим князем, молился, перебирая чётки, и думал. Непривычно было монаху думать о таких вещах. Его дело - молиться Богу, соблюдать посты и обеты за грешных мирян, тяжкой праведной жизнью выпрашивать у Господа прощения за людские грехи или отмаливать свой. Брата Иштвана в монастырь привело желание искупить людскую вину перед Богом - слишком много зла и беззакония увидел он в молодости. Но и теперь, надев рясу, оказался он в самом сердце творящихся непонятных и страшных дел. Перед ним лежал пленный русский князь. Только что он перевязал ему раны и доподлинно ведает, что точно такие же раны нанесены пленником мадьярам, и там, в казармах, несколько человек сейчас тоже умирают от ран. Как бы поступили с ними русские, неизвестно. Наверное, убили бы, ибо русские молятся Богу неправильно, а значит, приравнены к язычникам. Сейчас в Европе горят священные огни - рыцари и Христово воинство отправляются в крестовые походы освобождать Гроб Господень и нести свет веры захватившим его язычникам. Возможно, настанет день, когда понадобится новый крестовый поход - на Русь, дабы вернуть её в лоно истинной церкви и искоренить ересь. Так думал брат Иштван.
…А организм этого русского крепок! Брат Иштван видел людей, умиравших и от менее страшных ран. А этот крепко спит, сон его ровен и глубок, как у выздоравливающего! Если он выживет, надо сказать ему, что это молитвы его, монаха-бенедиктинца, помогли выздоровлению. И, возможно, это оборотит русского к истинной вере.
Брат Иштван не слышал гула толп на улицах. Даже звуки княжеского подворья долетали сюда приглушённо. Но тихий стук в дверь заставил его встрепенуться.
Он встал, откинул защёлку. Сторожа замерли, выкатив от усердия глаза, а на пороге стоял палатин Бернард, один из советников короля Андраша.
- Я пришёл навестить нашего больного, - сказал он, протискиваясь в дверь и плотно прикрывая её за собой. - Как он себя чувствует?
- Благодарение Господу, он спит, - брат Иштвар перекрестился. - Раны его ужасны, но он крепок и может выжить.
