Штандарт - Лернет-Холения Александр
Но тут оказалось, что это невозможно, потому что на дверях не было засовов. Двери можно было закрыть снаружи, но не изнутри. Так что в любой момент кто-нибудь мог зайти в коридор и обнаружить нас. Мы стояли в темноте и шептались о том, что делать дальше. Спички мы старались не жечь. Было слышно, как англичане ходят взад-вперед по комнатам и разговаривают друг с другом. Боттенлаубен предложил вернуться в кладовку с лопатами и кочергами и у входа в нее сложить как можно больше дров, чтобы никому не пришло в голову, что позади них есть еще место. Эта мысль всем понравилась. Мы отправились в кладовую и в темноте начали перекладывать дрова. Но поскольку мы ничего не видели, то делали это так громко, что Боттенлаубен заявил, что кто-то должен поддерживать освещение, чтобы мы могли хоть что-то разглядеть и работали тише. Аншютц снова стал зажигать спички. Он прислонился спиной к задней стене, завешенной чем-то вроде дешевого ковра. Мы уже разобрали большую часть кучи дров перед ним. И чем больше мы перекладывали дрова, тем лучше был виден ковер. Я хотел было сказать, что очень странно, что его повесили здесь, за дровами, даже учитывая его потрепанный вид. Но тут свет вдруг погас, и кто-то упал в темноте. Аншютц тихо выругался.
Произошло вот что: за ковром оказался еще один дверной проем, но без двери. Вернее, даже не проем, а проход в узкий коридор, ведущий вниз — лестница с кирпичными ступенями. Как только Аншютц, не задумываясь, прислонился к стене, ковер позади него подался, и наш спутник рухнул вниз по лестнице. Когда мы уже сами зажгли спички, то не сразу поняли, что именно случилось. Ковер вернулся на свое место, исчез только Аншютц, и было слышно, как он чертыхается где-то за ковром. Наконец мы подняли ковер и увидели за ним проход и лестницу.
К счастью, лестница была не слишком крутой и длинной, и Аншютц не сильно пострадал. Мы поспешили к нему на помощь. Это был еще один выход, но лестница заканчивалась запертой решеткой, которая и остановила падение Аншютца. Решетка была крепкая и заперта надежно. Мы попробовали ее потрясти, но она не поддавалась. Из-за нее тянуло затхлым воздухом. Я просунул руку с горящей спичкой сквозь прутья как можно дальше и попытался осветить пространство с другой стороны. Стен и потолка не было видно, но пол выглядел так же, как и везде.
Вероятно, это был выход через подвал, ведущий за пределы дворца. Мы снова попытались сдвинуть решетку. Но лестница была настолько узкой, что только один, максимум двое из нас могли пытаться ее открыть, так что мы потерпели фиаско. Было решено воспользоваться инструментом из кладовой и взломать решетку. Всем пришлось возвращаться наверх. Когда мы пришли обратно, я попытался осмыслить происходящее. Ковер висел на своем прежнем месте, как будто за ним и не было никакого хода. Эта просто, но умело замаскированная дверь, несомненно, была проделана тут неспроста. В этой странной кладовой все служило целям маскировки. И проход был спрятан не просто за ковром, но и за грудой дров, только убрав которые возможно было его обнаружить. Причем не прислонись Аншютц к стене, мы бы вообще проход не нашли. Позже мне не раз казалось, что факт обнаружения этого прохода служил нашему спасению, что все было предрешено заранее. Думаю, когда-то Королевская семья позаботилась о том, чтобы на всякий случай обеспечить себе путь к отступлению из Конака, ведь они должны были быть готовы к беспорядкам или к чему-то подобному. Из комнат дворца этот ход было не найти. А доступ из подвала закрывала решетка.
Конечно, решетку могли в итоге найти и сломать. Но все-таки трудно было предположить, что кто-то извне сможет добраться до этой двери. Мы уже собирались взять в кладовой инструмент и попробовать взломать решетку, но Боттенлаубен предостерег нас. Перейдя на шепот, он сказал, что, если мы наделаем лишнего шума, нас скорее всего обнаружат. Пришлось отложить работу, пока все в доме не уснут или пока мы не убедимся, что в соседних комнатах никого нет. Да и если мы сейчас вдруг выйдем из дворца, нас тут же схватят. С таким же успехом можно было выпрыгнуть из окна.
Мы не знали, какие части города заняли англичане. Стоило прислушаться к их разговорам. Мы решили еще раз заглянуть в комнату через ту же дверь за обоями и осторожно ее открыли. В двух ближайших комнатах никого не было. Однако в третьей, из которой доносились голоса, сидел английский офицер. Мы чуть-чуть приоткрыли двери с нашей стороны. Англичанин сидел у камина — вероятно, камин и был причиной, почему он выбрал именно эту комнату. Он вытянул ноги к огню, но, поскольку в комнате все еще было холодно, шинель он не снял. Рядом с ним на столике стояла чашка чая, из которой он время от времени делал глоток-другой. И, как ни странно, рядом с ним лежало несколько английских журналов, которые он иногда перелистывал. Меня впечатлило, как быстро они обустроились здесь, словно находились где-нибудь в Кенте или Эссексе. Англичанин, казалось, чувствовал себя в полной безопасности. Разумеется, было не трудно отбить город у армии, которой уже фактически не было.
Позднее мы узнали, что эти два английских полка еще и получили поддержку со стороны сербского населения. Офицер то листал журнал, то выслушивал отчеты приходивших к нему врачей и двух других офицеров. Один из них был невысоким и толстым и говорил весело посмеиваясь, а другой то и дело постукивал себя стеком по голенищу. Однако я не мог ничего разобрать из их разговоров: я, наверное, слишком плохо понимал по-английски. Слуга англичанина был занят тем, что обустраивал комнату и подкладывал дрова в камин. Англичанин был сравнительно молод, среднего роста, стройный, с тусклыми темными волосами. Наконец и врачи, и слуга ушли, а офицер продолжил листать свои журналы. Потом он закурил. Это были египетские сигареты, не обычные. Запах от них доносился до нашей двери.
Я некоторое время наблюдал за ним, затем склонился к уху Резы и прошептал:
— Ты говоришь по-английски?
Она кивнула.
— Иди теперь, — приказал я ей, — тихонько через другую дверь в коридор, а затем сюда к нему. Заговори с ним, скажи, что ты снизу, от раненых. Попроси спуститься с тобой, если это получится. Поняла?
— Да, — прошептала она и поцеловала меня в щеку.
В тот момент она мало что понимала. Боттенлаубен тоже не понял, что происходит, и хотел было спросить, куда она собралась, но я взял его за руку, и он промолчал. Мы не слышали, как Реза открывала боковую дверь. Она все сделала тихо. Очень скоро смежная дверь из соседней комнаты отворилась, и вошла Реза. Англичанин сначала не поднял глаз, но, услышав приближающиеся шаги, повернул голову и посмотрел на Резу. Когда он заметил, какая она красивая, глаза его расширились, он отодвинул ноги от камина, положил журнал на столик, на котором уже лежали его кожаные перчатки, и встал. Реза очень хорошо играла свою роль. Оказалось, что она прекрасная актриса. Впрочем, все женщины — актрисы. Спрятав руки в карманы шубки, Реза остановилась перед англичанином, и он спросил, откуда она взялась.
Снизу, от раненых, сказала она, добавив что-то, чего я не понял. Он задал второй вопрос, и завязался разговор, в котором он по нескольку раз повторял одни и те же предложения. Видимо, потому, что заметил, что она не очень хорошо говорит по-английски. Наконец, он предложил ей сесть, и она села в кресло. Теперь он старался говорить четче, так что я тоже, находясь за дверью, смог понять большую часть того, что было сказано. Было ясно, что ему очень понравилась Реза, он пристально смотрел на нее и очень скоро стал делать это с той скромной сдержанностью, которой обычно не бывает у англичан. Причину мы вскоре узнали. Этот англичанин оказался аристократом, а английская аристократия любит игнорировать моральные принципы своих буржуазных соотечественников. Нормандская кровь, конечно, тоже не вода, но она все же отзывчивей англосаксонской крови.
Кроме того, в Англии, где титулы в основном переходят только к старшим сыновьям, разговаривая с людьми своего сословия, принято упоминать о своем происхождении в первых же предложениях. Англичанин так и поступил. Оказалось, что у него тоже есть титул. Он был виконтом Сомерсетом, старшим сыном графа Обера. Это объясняло легкость, даже небрежность, с которой он беседовал с Резой. Мысль о том, что она, возможно, намеревалась сделать что-то иное, кроме как слушать его, совсем не приходила ему в голову. Он принимал как должное, что в захваченном городе первым делом к нему в гости пришла красивая девушка.
