Октавиан Стампас - Проклятие
ГЛАВЫ ШЕСТНАДЦАТАЯ. РАС АЛЬХАГ
Арман Ги в бешенстве носился по келье, сотрясая воздух самыми непристойными ругательствами на которые только был способен его язык. Его можно было понять, вряд ли бы отыскался на всем белом свете мужчина, способный воодушевится тем, что только что было ему обещано Черным Магистром.
Лако сидел в углу и тоже, кажется, не блаженствовал. Он выглядел оцепеневшим. Глаза его были закрыты, в то время как ноздри, особенно, как-то отверсты.
— Лако, а Лако, разрази тебя дьявол, ты что спишь?!
— Нет, мессир.
— Надо бежать отсюда Лако. Немедленно!
— Посмотрите в окно, мессир.
Арман Ги взобрался на каменный выступ и заглянул в оконный проем.
— Да, дьявол мне в глотку и печень, высоко. Слишком высоко!
— А теперь попробуйте дверь, мессир, — сказал слуга все также не открывая глаз.
Дверь была обита железом и выглядела настолько внушительно, что бывший комтур не стал приставать к ней с испытаниями, а обратил бессильный свой гнев против слуги.
— И это все, что ты мне можешь предложить?!
Лако, не открывая глаз, развел руками.
Арман Ги зарычал от злости и снова стал кружить по келье, пиная время от времени стоптанными сапогами каменные стены.
— Ты напрасно надеешься, что тебя эта чаша минует, напрасно, Лако.
— Отчего вы решили, мессир, что оскопление производится чашей?
— Ты еще смеешь шутить?!
— Что же мне еще остается?
Этот впечатляющий обмен репликами был прерван скрипом открывающейся двери. Из темноты коридора в узилище бывшего комтура и его слуги были впихнуты их старые друзья, Симон и Наваз. Проскрипев в обратном направлении, дверь закрылась. Персияне, причитая что-то по-своему и отряхивая изрядно обтрепавшиеся халаты, поднялись с пола.
Увидев своих недавних спутников по горной прогулке, они повели себя по-разному. Наваз закручинился, предвкушая, видимо, новые издевательства. Симон, наоборот, почти обрадовался. По крайней мере за издевательскую ухмылку на его устах можно было ручаться.
— Что ты смеешься, негодяй?! — подступил к нему Арман Ги с занесенными кулаками.
— Я и не думал смеяться, господин! — быстренько совершил крестное знамение зороастрийский выкрест.
— Ты радуешься тому, что оказался прав? Ты слишком торопишься. Прежде чем над нами произведут то, что… прежде чем… короче говоря у меня еще будет время вытрясти из тебя душу.
Симон прижался спиной к стене и опять истово перекрестился.
— Я это знаю, господин. Кроме того, у меня нет особого повода для радости.
— Не лги! — крикнул бывший комтур и его кулак снова угрожающе замаячил над головой евнуха. — Чего вам быть в печали, вы тут среди своих, хуже вам уже не будет. Эта безногая туша мне рассказала, что еды и прочего здесь вдоволь. Будете сыты и пьяны. Только подштанники свои будете сами стирать и вывешивать на стенах, — сказав это Арман Ги вдруг бешено захохотал, колотя себя кулаками в грудь, как бабуин. Необъяснимая уверенность в благоприятном исходе дела, оставившая его сразу после разговора с Черным Магистром, никак не желала возвращаться.
— Успокойтесь, мессир, — негромко предложил Лако.
— Что? — взревел рыцарь. — Что?! Ты смеешь давать мне такие советы! Ты, кусок навоза из-под паршивой коровы!
И Арман Ги с размаху пнул сапогом своего слугу в бедро. Тот сильно качнулся, но не открыл глаз. Это еще больше разозлило бывшего комтура, он отошел на два шага и решил нанести следующий удар с разбега. Но тут его ждала неудача. В последний перед ударом миг, слуга, все так же продолжая притворяться дремлющим, качнулся в сторону, и сапог Армана Ги пришелся в стену. Рыцарь громко застонал от боли и повалился на солому.
Евнухи забились в дальний угол. Они опасались самого худшего.
Лако встал и наклонившись над хозяином негромко произнес.
— Мессир, очнитесь, вспомните о своем великом предназначении.
Валяясь туда-сюда по усыпанному соломой полу и скрипя зубами, бывший комтур прорычал.
— Я начинаю сомневаться, Лако, что тайна тамплиерства стоит той цены, которую я должен буду за нее заплатить.
— Тише, мессир, тише.
Бывший комтур уже стал приходить в себя, рыцарская истерика заканчивалась.
Лако посмотрел в сторону соседей по заключению. Они демонстративно взирали в другую сторону, будто бы их заинтересовали разводы сырости на стене.
Наконец Арман Ги полностью овладел собой, лицо его сделалось хмурым и сосредоточенным. Он встал с пола и принялся снова расхаживать по каменной пещере от окна к двери и обратно, заметно припадая на правую ногу.
В келье сохранялось напряженно-обреченное молчание. Нарушил его Симон.
— Господин, — мягко и осторожно обратился он к рыцарю прижимая руки к груди.
Бывший комтур остановился над своим бывшим пленником.
— Чего тебе?
— Позвольте мне сказать несколько слов. Надеюсь, разумных.
— Говори свои слова.
— Я знаю каким образом мы все могли бы выбраться отсюда. Вы могли бы не подвергаться ужасной операции. Ужасной, я знаю что говорю.
— Это и без твоих заверений понятно. Излагай, что у тебя за план. И почему ты говоришь «мы все». Вам зачем бежать отсюда?
— Извините, господин, я потом это объясню. Но сначала я хотел бы поговорить о другим, о вашем предназначении.
— Что-о, — Арман Ги выпучил глаза, а Лако даже открыл.
— Нет-нет, не думайте, я не подслушивал, но слышал то, о чем вы говорили с вашим благородным слугой. Но не в этом дело. Главное, о вас мне рассказывал еще мой хозяин, Нарзес.
Арман Ги неуверенно потрогал свой ус.
— Что именно он тебе рассказал?
— Немного, но достаточно для того, чтобы сделать вам сейчас хорошее предложение.
Бывший комтур, молча разъедая взглядом перса, продолжал теребить растительность на верхней губе.
— Нарзес сказал мне, что Вы странствующий рыцарь-тамплиер. Странствуете вы не в поисках денег или славы. Это было бы заметно сразу.
— В поисках чего же странствую?
Симон неуверенно улыбнулся.
— Хозяин мой, Нарзес, говорил мне, что некогда, и не очень давно, в этих местах, или поблизости от них, были большие христианские царства и Орден Тамплиеров имел в их величии свою блестящую долю.
— Рассказывай, рассказывай.
— Более того, есть поверье, говорил Нарзес, где-то в здешних замках остались их главнейшие святыни. Наподобие Гроба Господня, только в состоянии скрытом, неявном. Мыслю себе, что крепость эта, служащая нам горестным приютом, одно из таких святилищ, ибо почему бы вам с таким необъяснимым упорством было стремиться сюда, отказываясь от денег и рискуя жизнью и не только ею одной.
— Положим это так. Но пока я не вижу никакого разумного предложения в твоих словах.
Перс сделал суетливое движение рукой, мол, сейчас все будет.
— Сейчас оно прозвучит, господин.
— Опять ты начнешь о своем тайнике с цехинами. Но даже если бы я согласился — как мы выберемся отсюда!
— Выбраться отсюда очень трудно. Очень, очень, — захлюпал носом Наваз. Симон положил ему руку на голову и тот стих, как попугай на клетку которого набросили покрывало.
— Некоторое время назад я беседовал с Черным Магистром.
— Мы тоже, — фыркнул бывший комтур.
— Я евнух, господин.
— Не может быть! — не удержался от банального ехидства рыцарь.
— Каждый евнух немного врач, а я, более того, в юности учился этому искусству.
— Ну так и что, какое ты хочешь найти здесь применение своим знаниям. Нога моя почти не болит.
— По моему мнению, Черный Магистр не проживет более суток. Я вообще удивляюсь, как жизнь ухитряется теплиться в этой насквозь прогнившей туше.
— Поня-ятно, — протянул тамплиер, в глазах его появились маленькие огоньки.
Симон, между тем, продолжал.
— Можете себе представить, что начнется в крепости.
Это был не вопрос, но бывший комтур счел нужным на него ответить.
— Представляю.
— Паника, развал, разброд. Здесь все держится железной волей Черного Магистра. Когда она исчезнет. ..
— Так, так, чем же это выгодно нам? Мы ведь так или иначе под замком. Мне лично все равно, по чьему приказу меня оскопят. Самого Черного Магистра, или его преемника.
— Мы можем выбраться наружу.
— Как?
— Мы можем подкупить того, кто стоит за дверью и сторожит нас.
— Чем?
Симон замялся.
— Извините, господин, за дерзость, а ваш крест если конечно, он золотой.
— Я свой крест, понимаешь ли…
— Прошу вас еще раз извинить меня, но другого выхода у нас нет. Ваш Бог простил бы вам это прегрешение.
— А ваши кресты?
— Мой брат мусульманин, а я, хотя и крещен, но ношу простой кипарисовый крест.
Бывший комтур потер глаза, потом сказал проникновенно:
— Я тамплиер.
Это прозвучало почти так же странно, как недавнее заявление Симона «я евнух».
— Я знаю, господин.
— Я настоящий тамплиер.
Персиянин промолчал, не зная что ответить.
