Сономын Удвал - Великая судьба
— Что случилось? Почему вы не спите?
— Передай, чтоб Дамдинсурэн зашел ко мне.
Того быстро оделся и вышел. Вернувшись, разжег очаг.
Пришедшему вскоре Дамдинсурэну Максаржав сказал:
— Извините, что побеспокоил вас, поспать не дал. Что-то тревожно у меня на душе, хочу посоветоваться. Может, нам все же попытаться подорвать крепостную стену, как предлагали дюрбеты и урянхайский Лувсан? А с другой стороны, если из этого ничего не получится, что делать тогда?
— Придется брать крепость штурмом.
— Давайте попробуем. Эй, Дорж, позови-ка Лувсана!
Явился Лувсан.
— Ну, как настроение у твоих людей?
— Какое может быть настроение? Развлекаются чем могут: скот забивают, болтают о том о сем, покупают и продают, а иной раз и подерутся...
— Сколько тебе надо пороха, чтобы подорвать крепостную стену?
— Если русского, то, пожалуй, бочки хватит. А монгольского понадобится не меньше пятидесяти жинов[Жин — мера веса, около 600 г.].
— Откуда у нас русский порох! Наш, монгольский, конечно. Возьми, сколько надо. А как ты думаешь все это проделать?
— Нужен подкоп. Начнем подальше от крепости, поэтому нам потребуется несколько суток.
— Сколько именно?
— Трое-четверо.
— Ну, а потом?
— Доберемся до стены, заложим под нее порох и подожжем. И будем ждать взрыва.
— А каким образом вы подожжете порох?
— Можно по-всякому. Например, фитиль установить да прижечь его угольком.
— А если поставить худж[Худж — тонкая курительная свеча.]?
— Можно, пожалуй... Только где мы найдем достаточно длинный худж?
— Достанем у лам в храме. Надо взять целую пачку, так будет вернее. А люди уйти успеют?
— Конечно, жанжин! Люди быстро убегут. А рыть мы будем ночами.
— Ну, Лувсан, желаю успеха! Начинайте прямо с сегодняшней ночи.
— Слушаюсь!
На следующий день полки стали готовиться к штурму. Была разработана целая система сигналов для связи. Группу цириков отправили в лес — нарубить жердей для штурмовых лестниц. Доржу поручили обеспечить взрывников порохом.
* * *
Халхаский Го-гун поставил палатку и юрту довольно далеко от расположения своего полка и с четырех сторон установил караул. Возле входа в юрту приказал укрепить полковое знамя.
— Чего это Го-гун расположился обособленно? — спросил Максаржав и получил ответ:
— Да он всегда так: затворится в своей юрте и нигде почти не показывается.
К юрте Го-гуна то и дело приводили баранов, таскали кумыс и архи. Он посылал своих цириков за два-три уртона от лагеря, и те всеми правдами и неправдами добывали для гуна провизию.
— А что, Го-гун сейчас у себя? — поинтересовался Максаржав.
Оказалось, у себя. Максаржав соскочил с коня возле юрты гуна и вошел в нее. Го-гуна он застал в объятиях какой-то девицы. Увидев командующего, тот нисколько не смутился и сказал, сладко зевнув и потягиваясь:
— Заходите, заходите, дорогой министр.
Девица испуганно вскочила с кровати и натянула дэли. Максаржав велел позвать Дамдинсурэна.
— Подать гостю кумыса! — рявкнул Го-гун. Он нехотя поднялся с кровати, в душе проклиная непрошеного гостя.
Максаржаву очень хотелось пить, но он не притронулся к чаше с кумысом. Вошел Дамдинсурэн, и Максаржав, приказав слуге и девице выйти, обратился к Го-гуну:
— Да есть ли у тебя стыд и совесть? Вот так, средь бела дня, забавляться с женщиной, позоря святое знамя государства и звание военного командира! Ну ладно, об этом будет доложено богдо-хану. Пусть рассудит, кто из нас прав. Если прав ты, то придется нам выписать сюда китайских потаскушек на усладу цирикам и командирам. Тысячи людей едва не помирают с голоду, иным даже и спать не на чем, есть такие бедняки, у которых нет ни копя, ни седла, а ты решил накануне сражения развлечься? Посмотрим, каков ты будешь в бою! Если все командиры станут нежиться с бабами, кто поведет солдат на штурм?
— Но ведь я нарочно поставил юрту подальше от лагеря, чтоб никто не знал...
— Ах вот как, никто не знал, говоришь! Да на тебя же твои бойцы смотрят! Ладно! Мы спросим мнение цириков. И если люди скажут, что я неправ, то с амбанем разделаешься ты один, мы оставим тебя здесь развлекаться с девицами и воевать, а сами разойдемся по домам.
— Да что вы на меня набросились! Но мужчина я, что ли? А сами вы другие?
— Другие, совсем другие, уважаемый Го-гун, — твердо сказал Дамдинсурэн.
— Ну ладно, понимаю... Но ведь вы небось тоже шастаете по аилам. Тоже небось хочется насладиться жизнью, а то вдруг помереть придется на войне. — И Го-гун, вытаращив глаза, заорал: — Жавсанханда!
В дверях юрты появилась девица.
— Выйди, грязная тварь! Вон отсюда! — повысил голос Максаржав. — И чтоб не марать больше воинскую честь!
Девица исчезла.
— Пойдешь с нами, — приказал Максаржав сластолюбцу.
— Никуда я не пойду. Кто вы такие? Я владетельный гун, этот титул пожалован мне богдо-ханом! Я сам себе хозяин!
— Значит, не пойдешь? Забыл, что пока еще я здесь министр и командующий! — Максаржав быстро встал, бросил взгляд на плеть, видневшуюся из-под седла, лежащего у степы, схватил ее и изо всей силы хлестнул Го-гуна.
— А ну, выходи!
Го-гуна усадили на коня и подвезли к строю командиров. Здесь его ссадили с коня, спустили штаны и еще не остывший от гнева Максаржав принялся сам пороть зарвавшегося гуна.
— Виноват я, жанжин! — взвизгивал тот при каждом ударе. — Больше не буду! Я пойду в бой вместе со всеми. Только не отправляйте меня в Хурэ! — Го-гун вырывался и дрыгал ногами. Дамдинсурэн, сочтя, что он уже достаточно наказан, легонько тронул Максаржава за локоть.
* * *
Перед тем как двинуть свое войско в бой, Максаржав объехал выстроившиеся полки, проверил, все ли в порядке: копи, седла, сбруя и оружие. Еще раз строго напомнил о недопустимости грабежа. «Малое добудешь — большое потеряешь! Только оружие и патроны, захваченные у врага, мы распределим между собой». Потом он собрал командиров в своей юрте. Расстелил на небольшом столике бумагу и стал чертить план предстоящего сражения.
— На северо-западе концентрируются полки Гомбодоржа и дюрбетского Аарчина — всего триста цириков; чуть южнее займут позиции семьсот человек из Халхи, с востока — Дамдин-сурэн со своей полутысячей. А я со своими всадниками подойду с юга. Помните одно: людей у нас много, но противник вооружен лучше. Так что патроны зря не расходовать! Следите за горой Аршант. Как только там загорится костер — все на штурм! Вот тут, на юго-востоке от горного массива, мы поставим четыре эскадрона из Оргон-Ширэга, которые двинутся на штурм по сигналу. Один эскадрой врывается в крепость через пролом, который обеспечат взрывники Лувсана. Обеспечите? — спросил Максаржав Лувсана.
— Мы уже почти подобрались к стене, — ответил тот. — Можете посмотреть сами.
— Настилы и лестницы надо подтащить поближе. Будем штурмовать крепость с четырех сторон. Не следует пугаться свиста пуль, и пусть цирики непрерывно кричат «ура». В резерве мы оставим один дюрбетский и один халхаский полки. Им следует хорошо укрыться в тылу. Коней, надеюсь, хватает на всех?
— У нас еще имеется четыреста коней, захваченных у амбаня, — напомнил Дамдинсурэн.
— Точно. Это очень хорошо, что мы добыли коней. Распорядитесь наградить цириков, которые пригнали их.
Тут заговорил дюрбетский нойон:
— Жанжин-министр! Наш полк желает первым ворваться в крепость.
— Так оно и будет. Все полки примут участие в штурме.
Командиры разошлись.
К Максаржаву непрерывно поступали донесения. Наконец сообщили о том, что работы по подготовке к взрыву заканчиваются. Цирики приготовились к бою, настилы и лестницы подтащили поближе к крепости. Все ждали. Кругом стояла тревожная тишина. Внезапно раздался оглушительный грохот — это взрывники сделали свое дело. В крепости началась паника, послышались беспорядочные выстрелы. Однако сигнала к штурму пока еще не было. Снова все стихло. Ночную тишину нарушал только негромкий посвист ветра. К утру похолодало. Луна смутным, неверным светом заливала город, который казался вымершим — нигде ни дымка, ни огня.
— В чем дело? Что случилось? Уж не погибли ли там наши взрывники?
— Предупреждали же их, чтоб были осторожны!
— Вон что-то темнеет. Смотри, смотри!
— Как будто человек. Стой!
— Это я, Номт. Проведите меня к Максаржаву.
— О, да это, кажется, китаец! Хватайте его! — раздались голоса.
— Что там такое? Тихо, не стрелять! — послышался голос Максаржава.
— А, это ты, Номт, — воскликнул он, когда к нему подвели перебежчика. — Здравствуй. Что случилось?
— Да со мной-то ничего. Вот жене и детям приходится туго. Есть у нас совсем нечего, даже воды нет. Чиновники амбаня нам ничего не дают. С едой, правда, и у пих неважно: туго им пришлось, грызутся между собой. Да и патронов, говорят, не хватает. Нас, бедняков, мобилизовали в армию амбаня насильно. Гопяют на ученьях до седьмого пота. Если дойдет дело до схватки, нам, наверное, тоже больше всех достанется.
