Юрий Борев - СТАЛИНИАДА
Символическая деталь: на столе у Троцкого была в ту пору рукопись его книги о Сталине, и кровь автора залила страницы этой книги.
Когда Джульетта вернулась на родину, её наградили, а потом посадили. Влюбленный в нее молодой генерал НКВД написал Сталину, что любит эту женщину и готов пожертвовать всеми своими званиями и орденами ради любви. Сталин сделал широкий жест: генерала лишили звания и орденов, а Джульетту выпустили, и пылкий Ромео смог соединить с ней свою жизнь. Они прожили довольно счастливую приватную жизнь. И даже, кажется, живы были еще в 1972 году, когда я записал эту историю.
Отсидев долгий срок, убийца Троцкого Рамон Меркадер уехал из Мексики и попросил убежище в Чехословакии, некоторое время жил в СССР под фамилией Лопес, потом переехал на Кубу. Сидя в тюрьме, Рамон женился на мексиканке. Когда он умер, вдова перевезла его прах в Москву и захоронила на Кунцевском кладбище. На могиле стоит памятник с надписью: "Герой Советского Союза Лопес Рамон Иванович 1915–1978".
Современное оправдание репрессий
Сегодня девяностошестилетний Каганович оправдывает репрессии 30-х годов тем, что: кулаки были буржуазным элементом в деревне; если бы оппозиция пришла к власти, то поступила бы "с нами не лучше, чем мы с нею" (даже у демократа Бухарина были высказывания о том, что революции без крови и массовых расстрелов не бывает); важная роль в проведении репрессий принадлежит внешней обстановке, угрозе фашизма — не очистив тыл, мы погибли бы во время войны.
Вместе с тем Каганович признается, что в вину многих арестованных и расстрелянных он не верил. Однако понимал необходимость вздыбить, взбодрить Россию, которая должна была любой ценой выйти к войне с хорошими экономическими показателями.
Все эти аргументы в пользу репрессий столь смехотворны, что их можно было бы даже не опровергать. И все же кратко отвечу на эти аргументы.
Уничтожая кулаков "как класс", Сталин и его соратники на много лет вперед разрушили сельскохозяйственную жизнь страны. Само уничтожение класса обернулось мучениями и гибелью сотен тысяч людей, в том числе детей, женщин, стариков, никакого отношения к классовой борьбе не имевших. Сотни тысяч будущих солдат были уничтожены Сталиным и его приспешниками еще до 1941 года, из тысяч были подготовлены будущие власовцы.
У Бухарина и других старых партийцев, несмотря на признание и даже применение принципа насилия и известной жестокости, трудно предположить способность массово уничтожать своих соратников по партии. Кроме того, репрессии столь широко охватили всё население страны, что аргумент о страхе Сталина перед жестокостью оппозиции — чистая демагогия.
Внешняя обстановка — приход к власти фашистов, надвигающаяся война — совершенно не диктовали уничтожение большой части офицерского корпуса Красной Армии. Вся международная обстановка могла бы быть более благоприятной, если бы Сталин не вел жесткой внешней политики и жестокой кровавой политики репрессий внутри страны. Ему легче было бы найти союзников на Западе. За рубежом, в том числе и в Германии, в начале 30-х годов не создавалась бы благоприятная обстановка для 'ястребов", если бы там не боялись «ястребиной» политики Сталина.
Вся политика Сталина, способствуя относительно быстрой индустриализации, вела к созданию той административной системы, которая, в конечном счете, губительно сказалась на всём экономическом развитии страны.
Нужно полностью отдать себе отчет в том, что смысл репрессий для Сталина был не в том, чтобы решить какие-либо социальные, экономические, международные дела страны, а в том, чтобы решить проблемы личной власти, ее создания, упрочения, ее безграничного распространения. Испытывая тяготы этой личной власти Сталина, его соратники широко пользовались её неограниченными благами и потому поддерживали диктатора.
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И ЛЮДСКИЕ СУДЬБЫ
Выдвижение новых кадров
В 1933—34 годах Сталин и его приближенные нередко собирались на даче у сестры Кагановича. Здесь-то впервые молодой Хрущев и появился в окружении Сталина. Хрущев нравился Сталину своим умением рассказывать анекдоты и веселить русскими плясками. Сталин приблизил к себе Хрущева за его активность в борьбе с правой оппозицией.
В присутствии Сталина шло обсуждение статьи в то время начинающего историка Анны Михайловны Панкратовой. Выступление аспиранта Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко понравилось Сталину. У него была цепкая память на кадры: при очередном назначении он вспомнил о Пономаренко, тот пошел в гору. В 1938 году стал первым секретарем ЦК КП Белоруссии, а в 1948 — секретарем ЦК ВКП (б).
Книга — двигатель карьеры
Некто Бедия опубликовал небольшую работу о начале социалистического движения в Закавказье. Эта книжечка содержала выгодную для "отца народов" концепцию: Сталин в Закавказье занимался тем же делом, что и Ленин в России, шел тем же путем, действовал теми же методами. Получалось, что Сталин не только верный соратник Ленина, но и равная ему фигура.
Убив автора книги, Берия присвоил ее себе, вписав в неё маленькую главку. Он распространил версию, что в бытность секретарем ЦК Закавказья считал неудобным публиковаться под своей фамилией. С таким объяснением книга была послана Сталину и понравилась ему, что потом сыграло роль при переводе Берия в Москву. Когда Берия хотел выглядеть привлекательным (особенно перед женщиной), он показывал книгу и, скромно потупясь, говорил: "Это я написал".
Новая смена палачей
В 1937 году Ежов достиг большой власти и в порыве шпиономании стал замахиваться на многих видных людей. В частности на Берия.
Маленков послал в Тбилиси гонца предупредить Берия о возможном аресте и вызвал его в Москву. Когда Берия приехал, Маленков устроил ему встречу со Сталиным. Вождь разговаривал с гостем ни много ни мало 20 часов подряд. После этого Сталин потребовал Ежова и сказал: "Тебе нужно отдохнуть, ты устал".
К власти в НКВД пришел Берия, а Ежова на непродолжительное время назначили наркомом водного транспорта, после чего уничтожили.
Монстр
После устранения Ежова Берия выпустил кое-кого из заключенных, и пошла молва, что наконец ошибки исправляют. Все считали: со мной, с моим отцом произошла ошибка, а вообще все аресты правильны. Мало кто представлял себе масштабы репрессий.
Очень многие верили, что Сталин не знает о несправедливостях.
Однако лучше, чем в анекдоте, о палачестве Сталина и Берия не скажешь: "Человек увидел Берия в аду: стоял он по колено в крови.
Человек спросил у Берия, почему он, Берия, стоит в крови только по колено? И ответил Берия: потому что я стою на плечах товарища Сталина".
Чудесное спасение
Рассказывал мне бригадир Василий Васильевич Темин, работавший в 1946 году на восстановлении завода "Запорожсталь".
Костя работал на стройке прорабом. Умел рисовать. Однажды ему поручили оформить стенгазету. Он написал заголовки, приклеил картинки и статьи и вывесил газету. Вызывает его парторг, строго и осуждающе говорит: «Перерисуй» — и пальцем в газету тычет. А там статья: "Смерть врагам народа". Заголовок подчеркнут чертой- молнией, острие которой, — если обратить внимание, — указывает на статью о наркоме Ежове и на его портрет. Костя ужаснулся, но сообразил: если он что-либо исправит, значит признает свою вину.
Проходят сутки. Секретарь встречает Костю и спрашивает: "Ну как, исправил?" Костя делает вид, что не понимает, о чем речь. Тогда секретарь говорит: "Ты дурака не валяй. Исправляй!" По стройке уже слухи покатились. Тот, кто раньше с Костей в домино играл, теперь играть опасается, другой вдруг про Англию и Германию расспрашивает. Костя вторую ночь не спит, ареста ждет. И понимает, что его рисунок можно расценить как политическую ошибку, однако не сдается и стенгазету не переделывает: переделаешь — значит был виноват. И все-таки чудо спасло…
Я перебиваю рассказчика и говорю: "Ежова сняли и объявили врагом народа".
— Нет, до этого еще год оставался и не одна голова с плеч слетела. Произошло вот что. В безвыходной ситуации Костю осенило.
Встречает его на следующий день секретарь и уже при народе спрашивает: "Ты переделал?" "Нет, — говорит Костя. — Я сходил в НКВД, рассказал, что вы ко мне придираетесь, и там сказали: "А пошли ты этого дурака…" И адрес дали на тот случай, если сами не догадаетесь. Так что выполняйте указание". Тем дело и кончилось. Секретарь отстал. А Костя дней через десять на всякий случай уволился и уехал.
На другой стройке он к стенгазете и близко не подходил.
Дворянин
Рабинович был правительственным фотографом — снимал членов Политбюро, членов ЦК, партийные съезды, международные конгрессы. Летним утром 1937 года он устанавливал свой треножник на одной из дорожек Кремля. К фотографу подошел Сталин:
