Юрий Долгорукий - Седугин Василий Иванович

Тогда шагнул вперед тысяцкий Лазарь, пригрозил:

– Это вы что же, кияне, вознамерились мятеж устроить? Тогда я дружину княжескую призову, ополчение народное подниму, но порядок нарушить не позволю!

Его поддержал второй тысяцкий, Рагуила Добрынич:

– Смутьянов переловим и накажем! Плетками спины исполосуем, штрафы разорительные наложим!

Им в ответ – поднятые в угрозах кулаки, свист, улюлюканье. Видя такое, выступил киевский митрополит Климент Смолятич. Потрясая посохом, он стал взывать:

– Побойтесь Бога, кияне! Божья кара ждет каждого, кто поднимет руку на безоружного!

Но его уже не слушали. Толпа сдвинулась, закачалась и стала вытекать в прилегающие к площади улицы.

«Упредить! Спасти Игоря!» – мелькнуло в голове князя Владимира.

Он живо спрыгнул с помоста, подбежал к своему коню, легко вскочил в седло и стал объезжать собор Святой Софии, чтобы окольными улицами опередить народ и первым примчаться к монастырю Святого Федора. Он направлял коня между людьми, кого-то стегнул плетью, кого-то толкнул конем, но никак не мог выехать на простор.

Когда ему наконец все же удалось пробиться к монастырским воротам, увидел, что опоздал. Толпа выволокла Игоря из церкви, где он стоял на обедне, и стала срывать с него монашескую мантию, свитку, а потом нагого потащила к монастырским воротам.

– Убейте! Убейте его! – рвались из разъятых глоток яростные крики.

Владимир бросил коня и, работая локтями, пробился к Игорю. Увидев его, Игорь простонал:

– Ох, брате, куда меня ведут?

Оттолкнув мучителей, Владимир накрыл Игоря своим плащом и, видя, что его признали, попытался усовестить наиболее рьяных:

– Братия мои, не должны вы сотворить зла, не убивайте Игоря!

– Князь Владимир это… Владимир Мстиславич… Брат великого князя, – заговорили вокруг, отступая.

Воспользовавшись коротким замешательством, Владимир повел несчастного на двор своей матери, расположенный по соседству с Федоровским монастырем. Он уже начинал думать, что удастся спасти Игоря, как новая группа людей кинулась на них, понесла в сторону. Откуда-то вынырнул боярин Михаил, привезший грамоту киевлянам от великого князя, стал раздавать тумаки налево и направо, приговаривая:

– Это что же задумали, проклятые! Самосуд чинить не позволю!

Но на него тотчас набросилось несколько дюжих мужиков. Замелькали кулаки, забухали удары, кто-то выкрикнул азартно:

– А вот мы его!

Издали Владимир видел, как с шеи Михаила сорвали крест с цепью, повалили наземь, там образовалась куча-мала. Воспользовавшись этим, он вывел Игоря во двор матери, крикнул сбежавшимся слугам:

– Спрячьте понадежней! Запритесь покрепче!

Двое мужчин подхватили Игоря на руки и утащили в сени. Дверь за ними захлопнулась. Владимир с облегчением вздохнул и присел на ступеньку крыльца.

Но тут же во двор ворвалась толпа, оттолкнула его и кинулась наверх. Раздались громкие удары, дверь была выбита, и разъяренные люди вытащили из сеней Игоря и принялись добивать. Владимир со слезами бессилия на глазах наблюдал за кровавым буйством людей, не в силах чем-либо помочь невинной жертве…

Игоря обвязали за ноги веревками и через весь город поволокли к старому княжьему двору, издеваясь над уже бездыханным телом. Натешившись, толпа кинула Игоря на телегу и отвезла на Подол, на торговище, где и бросила на поругание.

Князь Владимир, едва отойдя от случившегося, повелел тысяцким Лазарю и Рагуилу отвезти тело в церковь Святого Михаила. И в ту же ночь, по свидетельству летописи, Бог явил знамение над телом убиенного: сами собою в церкви зажглись все свечи. Наутро посланный митрополитом федоровский игумен Анания перевез тело Игоря в монастырь Святого Симеона. Там Игорь и был похоронен – уже с соблюдением подобающих обрядов. В Черниговской земле его уже вскоре после кончины стали считать святым, память блаженного князя-мученика Игоря Черниговского отмечается церковью 5 июня и 19 сентября.

Весть о гибели Игоря вскоре дошла до Святослава Ольговича. Он созвал свою дружину и со слезами на глазах объявил им о случившемся. «И тако плакася горько по брате своем», – отмечает летопись. Горе Святослава поистине было безмерным. Погиб последний и самый близкий к нему из всех его братьев. До конца дней своих он будет почитать Игоря и хранить память о нем; Изяслав Мстиславич стал для него смертельным врагом.

VII

Юрий не заметил, как выросли сыновья. Иван раньше всех отправился в походы. Воевал бок о бок с троюродным дядей Святославом Ольговичем, который в нем души не чаял. Но скрутила Ивана тяжелая болезнь, в могилу свела. Долго и безутешно горевал по нему Юрий, сокрушался по племяннику Святослав… Ростислав и Глеб вымахали ростом с отца и лицом на него были похожи. Только вот характером какие-то квелые выдались. Не было в них того задора, той напористости, чем отличался отец. И в мыслях, и в поступках проявлялись у них неустойчивость, шаткость. В детстве их мальчишки подбивали на различные шалости и поступки, не красившие княжичей. Да и теперь особой твердостью не отличались. Все как-то в сторону глядели и не понять было Юрию, что у них на уме.

Не тот Андрей. Невысокий, худощавый, лицом он пошел в половчанку-мать (Бог прибрал в 1136 году). У него узкие широко поставленные раскосые глаза, широкий у основания нос, сильно выдающиеся скулы. Не будешь знать, что русский князь, скажешь – половчанин. С детства был себе на уме. Мальчишки сядут кружком, а он пристроится где-нибудь в сторонке, откуда посматривает на всех оценивающим взглядом коричневых глазок. В драках был неистов, бился до последнего, пока сил хватало. Нет, не прост был Андрей, свою линию вел настойчиво, круто и последовательно.

Вот и сейчас, когда пришли все трое, Андрей тотчас присел на скамеечку у дверей и замер, только поблескивавшие умом глаза его внимательно и неотрывно наблюдали за происходящим в горнице.

Ростислав и Глеб валкой походкой прошли к столу и сели напротив отца. Юрий спросил:

– Ну как идет подготовка к походу?

Война с Изяславом Мстиславичем шла вяло. У черниговских князей не было сил для наступления на Киев, а Юрий не мог помочь им, потому что над ним нависали войска новгородцев и булгар; они только и ждали того, чтобы Юрий двинулся на юг, чтобы разгромить и опустошить Суздальскую землю. Слов нет, умен и изворотлив Изяслав: воюет не только своими силами, но и соседей подбил против него.

– Кони пока не все подкованы, – ответил Ростислав, глядя в угол. – И телеги пока не все на ходу.

– Когда закончат?

– Думаю, недели через две.

Ростислав немного помялся, проговорил:

– Батюшка, мы пришли по важному вопросу.

– И что у вас там наболело? – весело спросил Юрий.

– Выросли мы из детских лет…

– Вон какие вымахали!

– Так вот определяться бы надо наконец…

– Это как? – тотчас посерьезнел Юрий. Он уже догадывался, к чему клонит Ростислав.

– Удел бы пора выделить…

– Каждому?

– Нет. Пока мне и Глебу.

– А Андрей?

– Он не хочет.

– Вон как! – Юрий откинулся на спинку кресла, стал барабанить пальцами по столу. Обилие сыновей всегда было гордостью отцов. У него, Юрия, их шестеро, седьмой – Иван – умер. Он второй раз женился, жена ходит на сносях. Могут родиться еще сыновья. Это что же, придется делить землю на семь и более частей? Да и себе надо что-то оставить. Тогда что же останется от Суздальского княжества? Любой сосед не преминет поживиться такой легкой добычей!..

Нет, идти на поводу у сыновей нельзя. Не имеет он право рушить отчину. И он ответил:

– Рано об этом говорить. Вот состарюсь, а вы возмужаете, тогда и наделю вас всех уделами, никого не обижу!

– Это сколько ждать! – простодушно проговорил Ростислав, не отличавшийся большим умом. – Ты у нас еще молодой, батюшка!

– А ты хотел бы, чтобы я быстрее состарился и умер? – с усмешкой спросил Юрий.

– Что ты, что ты, батюшка! – замахал руками Ростислав. – Ты не так меня понял!