Мичо Каламата - Под властью пугала
Силя в ту зиму заметила, что старший брат стал спокойнее, рассудительнее. К ней он относился ласково, с любовью. Ни разу не повысил голоса, не прикрикнул, если и попросит о чем-либо, то всегда с улыбкой, мягко, приветливо. Раз в две-три недели он обычно отправлялся в город и возвращался ночью. В морозы, когда выдавалось свободное время, он садился у очага и читал, читал, шевеля губами, повторяя про себя слоги.
Однажды отец спросил:
– Что это у тебя за книги, Лёни?
– Это, отец, книги по истории.
– Что же ты их нам не почитаешь?
– Если хотите, могу почитать.
Так вошло у них в привычку проводить долгие декабрьские вечера у очага, слушая чтение Лёни, при свете закоптелой лампы, которую ставили на ящик и придвигали поближе к нему. Он читал медленно, время от времени останавливался и пояснял. На Вандё чтение нагоняло скуку, и он дремал на своей подстилке. Силя слушала с большим вниманием, Кози был доволен, что у него такой грамотный сын. Ему понравилась история про Скандербега, а еще больше про похождения Насреддина.
Однако Силя, которая никуда из дому не выходила, однажды заметила, что какие-то книги Лёни читает только тогда, когда остается один, а потом прячет их под застрехой.
Однажды она спросила:
– А почему ты прячешь книги?
Он в упор посмотрел на нее и ответил:
– Это книги запрещенные, Силя.
– Кто их запретил? – спросила она удивленно. Ей и в голову не приходило, что бывают запрещенные книги.
– Их запретило правительство.
– Почему?
– Потому что в них правда. Они открывают нам, беднякам, глаза, рассказывают, почему мы бедствуем и не можем выбиться из нищеты. Только смотри, никому ни слова, что у меня такие книги.
– И отцу?
– И отцу.
Она молча шила, а он снова принялся за чтение. Неожиданно она спросила:
– А если узнают, что у тебя такие книги, Лёни, что тогда будет?
– Меня посадят в тюрьму.
Она ошеломленно и испуганно взглянула на него.
– Что ты!..
– Не пугайся, Силя, не надо. Никто не узнает. Только сама никому не говори.
– Я?! Ни за что!
С того дня брат и сестра стали как-то ближе друг к другу, их объединяла тайна, известная только им двоим.
Иногда он пытался объяснить ей то, о чем читал, но она не понимала. Слушала, но потом качала головой.
– Ну хорошо, Лёни, – сказала она как-то, – вот ты говоришь, что виноваты беи. Но даже если беев не будет, все равно пахать будешь ты. Никто ведь не придет за тебя пахать.
– Конечно, нет, мы сами будем пахать.
– Значит, ничего не изменится и мы будем по-прежнему гнуть спину.
– Но мы же будем работать на самих себя. Верно, будем надрываться, но для себя ведь, не будем отдавать треть бею да десятину правительству. Будем сыты.
Она качнула головой.
– Что ты головой качаешь?
– Что-то мне не верится. Отец Митро рассказывал в церкви, что бог создал мир таким, как он есть, и люди должны добывать себе пропитание своим потом, чтобы смыть грех Адама. Мы прокляты господом богом.
– А почему только одни крестьяне прокляты? А беи и торговцы, они что, не прокляты? Разве они не люди, как все остальные?
– Откуда я знаю. Это отец Митро так говорит.
– Отец Митро врет. Сказки все это. Да и есть ли бог-то? Его беи да богачи разные придумали, чтобы пугать нас, бедняков, чтобы…
Силя ущипнула себя за щеки[54] и перекрестилась.
– Прошу тебя, Лёни, не упоминай господа, не впадай во грех!
Лёни засмеялся.
– Ну и чудная же ты!
– Не греши, а то как бы не случилось какой беды!
– Да что с нами случится-то? Разве можно жить еще хуже? Ну да ладно. Я тебе все разъясню.
– Нет уж. Имени господа не упоминай всуе.
В ту зиму Гафур-бей часто появлялся на болоте. Выстрелы его двустволки раздавались с рассвета и почти до обеда. Как-то он заглянул в лачугу Кози. Шел проливной дождь, и бей, вымокший до нитки, вбежал во двор с ружьем за плечом и крикнул:
– Есть кто дома?
Кози ставил заплаты на опинги.[55] Услышав голос, он побежал открывать и очень удивился, увидев бея.
– Пожалуйте, бей!
– Мне немного погреться, Кози.
Силя стояла на коленках и дула на огонь, чтобы поскорее сварилась фасоль в котелке. Увидев на пороге бея, она вскочила и вся зарделась, еще больше похорошев. Бей глаз не мог от нее оторвать, а она от его взгляда смутилась вконец и в растерянности принялась теребить ворот платья, прикрывая шею.
– Пожалуйте, бей! – пригласил Кози, указывая на единственную в доме табуретку.
– Твоя дочь, Кози? Здравствуй, милая!
Он старался придать своему голосу ласковый отеческий тон, но Силя не ответила. Опустив глаза, она притаилась в уголке, искоса поглядывая на бея.
Бей прислонил ружье к сундуку, уселся на табуретку, потянулся и, прищурившись, заметил:
– Как у тебя дымно, Кози.
– Да что ж поделаешь с проклятым очагом, не тянет, хоть умри.
– Что же ты, не мог себе дом получше построить?
– Да куда уж нам!
– Грех! Если хочешь, можно что-нибудь придумать, – сказал бей, поглядывая на Силю. Она сложила в углу хворост и вышла. Бей проводил ее взглядом.
Кози подбросил хворосту в огонь и поднес бею чашку горячего молока, но тот, спасаясь от дыма, поспешил уйти. До последнего момента он все поглядывал на дверь, не появится ли снова Силя, но она, принеся хворост, тут же убежала к соседям.
Узнав о неожиданном визите бея, Лёни нахмурился. Он почуял что-то недоброе, но не подал вида.
Через несколько дней к ним явился Шеме-ага, управляющий Гафур-бея. Он уселся, скрестив ноги, у очага и завел разговор с Кози. Лёни присел на сундук.
Поговорив о погоде, нынешней зиме, о том и сем, Шеме-ага приступил к делу, ради которого, очевидно, и пришел:
– Уж больно вы плохо живете, Кози. Бей был поражен, до чего вы бедны. Знаешь, что он сказал? «Жалко мне Кози, хороший он человек, столько лет верой и правдой работает на нас. Погляди, говорит, господин Шеме, нельзя ли выкроить ему землицы получше, а то ведь это грех, чтобы так человек бедствовал. Хороший у нас бей, нет его щедрее, правда, Кози?
– Хороший, господин Шеме, пошли ему господь счастья!
– Аминь! Так что ты, Кози, не упускай случая. Проси бея поменять тебе надел.
– Да, по мне, и этот хорош, господин Шеме.
– Да что ты, Кози, тут же земля бедная, ничего не родит. Почему бы тебе не попросить земли неподалеку от его дома? Вот там земля так земля, масло, а не земля. Во всей Мюзете такой не найдешь. Проси, он не откажет, как пить дать. Чем давать какому-то косовару,[56] лучше уж тебя уважить. А получишь, навсегда с нуждой распрощаешься.
Кози хорошо знал землю, о которой говорил Шеме-ага, но никак не мог решиться. Получить такую землю – об этом можно только мечтать! А с другой стороны, ему было жаль покидать свою деревню, лачугу, где столько лет жила его семья. Призадумался и Лёни, пытаясь понять, с чего вдруг бей так расщедрился? Что за этим кроется! Вполне возможно, что бей и в самом деле не хочет сдавать землю косовару, но почему он решил отдать ее именно им?
– Ну, что ты скажешь? – спросил Шеме-ага.
Тут Силя внесла чашку молока, и Лёни, заметив, каким взглядом окинул ее Шеме-ага, весь вскипел.
– Твое здоровье, Кози!
– Будьте здоровы!
– Ну, так что же ты скажешь? – снова спросил Шеме-ага, ставя чашку на поднос в руках у Сили.
– Ах, если бы так все получилось! – невольно вырвалось у Кози.
– Ну почему же не получится? Получится! Тебе надо только попросить. Приходи прямо на днях, пока бей тут, а то он не сегодня-завтра уедет в Тирану. Придешь?
Но вместо Кози ответил Лёни, кратко и резко:
– Нет, не придет!
Шеме-ага удивленно на него посмотрел и снова повернулся к Кози, как бы говоря, что ему дела нет до Лёни, он, мол, ведет разговор только с хозяином дома.
– Ну, говори, Кози, я хочу от тебя услышать ответ.
– Не придет он! – сердито повторил Лёни.
– Тебя не спрашивают. Я с хозяином говорю.
– Это одно и то же, – решительно сказал Кози. – Он тебе уже ответил. Нам и тут хорошо. Жалко оставлять свою деревню.
– Ну, как хотите, я вам добра желаю.
Шеме-ага вышел из лачуги недовольный и злой.
– Еще раз появится, я ему все ребра переломаю, – сказал Лёни отцу.
– Да за что ты на него взъелся?
– Значит, есть за что.
С этого дня Лёни старался не уходить далеко от дома. Заслышав выстрелы, он тут же бросал все и бежал домой.
Однажды он угрюмо сказал сестре:
– Было бы у меня ружье!..
Силя вздрогнула – с такой ненавистью он это произнес. Чего только не наслышалась она о беях, Лёни говорил о них изо дня в день, и она испугалась, как бы он не натворил чего.
Но зима прошла спокойно. Гафур-бея вызвали в Тирану, и он не появился в их краях ни в январе, ни в феврале.
В начале марта в доме их соседа Уана ранним утром раздался крик младенца. У Уана Ндриу родился первый правнук. Добрый старик очень обрадовался, что стал прадедом. В то же утро Валя, сноха Уана, теперь уже бабушка, пришла к Кози, чтобы поделиться радостью и попросить Вандё сходить в Дэлыньяс.
