Морис Симашко - Маздак
— Я люблю тебя, Абрам!..
Он забыл спросить о воителе Сиявуше, потому что не имело это значения…
Было мгновение, когда споткнулся Авраам о невидимое… Нет, не ведала она лжи. Одна лишь высокая правда любви жила в ней. Вся без остатка растворилась она в нем, сердце и плоть их были едины.
— Уедем куда–нибудь! — сказал он.
На миг отстранилась она, но не был виной этому кто–то другой. Сразу вспомнил Авраам тот день, когда шла Белая Фарангис при свете солнца. Ночное было у нее все: необычный профиль, лунная белизна, на фарфоре нарисованные губы. Закутана в шелк была она, и узкая рука с зелеными и золотыми камнями на пальцах придерживала покрывало у плеча…
Но лишь потом засветились зелено–золотые глаза. А вначале безразлично, как камни в перстнях, отразили они Авраама, длинную каменную стену, рабов у оливок, притихших азатов. Видела ли она людей?..
И не было уже грозного тумана из старых сказаний. По краям ее маленького рта проступили тогда арийские бугры. Как у тупого Быка–Зармихра, оттянули они книзу углы ее губ. И у канаранга Гушнаспдада так же высокомерно кривились губы при людях. Даже у надсмотрщика Мардана вздувался рот по краям, когда говорил он с рабами…
Авраам протянул руки к ее рту, потрогал около. Не было там ничего, только великая человеческая нежность кожи. Ласково, больно прикусила она ему пальцы…
От шума в коридоре пробудился Авраам, открыл глаза. Один лежал он, до головы укрытый одеялом, и не осталось ничего от ночи. Но полно было радости тело, и болели покусанные губы. Что–то стягивало ему шею. Потянув, увидел он сплетенный втрое золотой волос. Так царица Вис привязывала к себе Рамина. А в Самарканде сделала это жрица при храме, когда расстались они. И даже волос Мушкданэ, дочки садовника, когда–то остался на нем…
За окном глянцево сияли осенние красно–желтые листья. Закачалась дверная завеса, и уставились на Авраама бесцветные глаза. Поганый Мардан это был, надзирающий над рабами и по своей воле заглядывающий во все щели. Самим богом в наказание был вдавлен нос посреди плоского лица. Чуть дрогнул этот круглый нос, повертелся, задышал важно в обе ноздри:
— Там диперанов зовут… Всех!
15
Сдвинулись за спиной железные ворота, и тревога проникла в сердце. С ночи разошлись деристденаны по сатрапиям, а великий маг Маздак со своими людьми уехал на Север, в Шизу.
Авраам не успел поздороваться с друзьями. Диперанов торопили, и они один за другим взбирались наверх по крученным вокруг одной оси ступеням. В темном колодце лестницы слышались удивленные восклицания. Никто не ждал в этот день Царского Совета…
ПОКЛОНЯЮЩИЙСЯ МАЗДЕ ЗАМАСП, БОГ,
ЦАРЬ ЦАРЕЙ АРИЙЦЕВ И НЕАРИЙЦЕВ,
ИЗ РОДА БОГОВ, СЫН БОГА ПЕРОЗА, ЦАРЯ,
СЛУШАЕТ ВАС, АРИЙСКИЕ СОСЛОВИЯ!
Авраам не понял сразу, какое смещение произошло в царской формуле. Дипераны переглядывались. Старый Саул был угрюм, в глазах Артака обозначился страх…
Он посмотрел вниз. Тремя рядами сидели сословия, и множество великих появилось справа на синих подушках. Перевернуты зачем–то были красные подушки слева, откуда говорили всегда Маздак и Розбех…
Замасп!.. Почему назван он — жалкая тень Светлолицего Кавада? И не видно нигде безликого царевича с бегающими глазами. Самого царя царей тоже нет на обычном месте…
Красный ковер откинулся в боковом проходе. Шестеро великих ввели человека под черным покрывалом. Пригнув, посадили они его в круглую яму посредине зала. Яростно взвыли карнаи.
— Обнажите лицо отступника!
Это радостно крикнул мобедан мобед, вытянув шею. Первый сопровождающий рывком сбросил покрывало. Кавад, царь царей и бог, был под ним…
Огонь поставили перед царем, чтобы он смотрел на него. На уровне пола были его глаза. Гушнаспдад, канаранг — правитель Хорасана, большой, налитый могучей древней кровью, был ближе всего к нему. Крохотный изогнутый ножичек вынул он и принялся подрезать ногти. Все смотрели на этот ножичек…
Авраам содрогнулся: так сделали с Валаршем, предыдущим царем. Далеко в Истахре есть дасткарт для слепых царей…
— Сегодня нам может помочь этот маленький ножичек… — Канаранг поиграл узеньким лезвием, проверил пальцем остроту. — Двадцать тысяч латников не будут в силах сделать этого завтра!
Большая рука с ножиком медленно опустилась на уровне глаз царя. Светлолицый смотрел на огонь…
Авраама оторвали от перил, толкнули в темноту. Вместе с Артаком бежали они узкими проходами. Пустая черная площадь была оцеплена с четырех сторон гусарами. Их пропустили как диперанов…
Ктесифон был пуст. Ни одного человека не было на улицах и площадях. И на полях не было людей. Далеко у горизонта стояли светлые горы.
Когда они поднялись на холмы, трубный гром докатился до них из пустого города…
ЗАМАСП, БОГ, ЦАРЬ ЦАРЕЙ… ПОВЕЛЕЛ…
16
Женщина под радужным покрывалом шла над пропастью, и было это, как в нескончаемой сказке, которую тысячу и одну ночь рассказывает царю мудрая дочь вазирга, чтобы продлить жизнь…
В дехе у сотника Исфандиара укрылся Авраам после бегства из Ктесифона, потому что многие из великих разыскивали красных диперанов и прокалывали им зрачки. Там было тихо: Фаршедвард — младший брат Быка–Зармихра, владевший дасткартом у гор, почему–то не приезжал, а дехканы и люди–вастриошан по–доброму относились к Аврааму. В землянке с Исфандиаровым рабом Ламбаком жил он и все слушал его неимоверные истории про горных, лесных и водяных дивов.
Всякое рассказывали шепотом про царя царей Кавада и вдруг перестали. Когда выговорил Авраам как–то имя его при старом мобеде — служителе местного Огня, — тот затрясся и пошел не оглядываясь. Раб Ламбак крепко закрывал свои глаза и прятал лицо в руках, чтобы не видеть и не слышать…
Ночью, в дождь, едва слышный стук раздался в стену. Ламбак зажег факел от тлеющего очага, и, как черное курчавое видение, стоял на пороге молодой цыган. Мокрые волосы и глаза его искрились от огня, тень изламывалась на стене. Авраам не сразу узнал того мальчика Рама, что лазил к азатам под стеной…
Воителя Сиявуша искал цыган Рам: торопил, клялся, тряс за руки, а почему — не открывался. Только когда ехали уже вдвоем в ночи, сказал он про «Замок Забвения»…
Не убили Светлолицего Кавада, царя царей и бога. Ослепить они тоже не посмели его, опасаясь азатов. С ним сделали, как уже делали в древности с отступившими от закона Кеями: имя их не должно быть произносимо в Эраншахре при свете дня, и язык отрезается тому, кто вспомнит его. На земле остается только тело того, кто некогда был царем, а самого его больше не существует. И не знает никто, где находится этот замок…
— Ты знаешь? — спросил Авраам.
Рам остановил коня, испуганно оглянулся во все стороны, кивнул головой. И подумалось Аврааму о человеческом естестве, которое одинаково у всех. Безродный цыган не забыл, как запретил Светлолицый рубить руку мальчику, укравшему курицу. Крепче ли арийская память? А разве он, ученый христианин Авраам — сын Вахромея, не подивился только что людским чувствам у другого человека?..
Четыре ночи подряд скакали они по цыганским дорогам в объезд Ктесифона, ибо знал Авраам, где следует искать воителя Сиявуша.
Дождь не переставал, и мокрые листья мягко оседали под ногами. Голые ветки стыли во тьме, подрагивая под ветром, дующим от реки. Ни единой души не было в саду дасткарта, куда впустил его охранявший въезд Фархад–гусан. И другой азат не спросил по арийской сдержанности, что понадобилось там беглому диперану…
Авраам обошел намокшую стену, постоял у калитки, и ноги привели его к платану. Была середина ночи, и не знал он, что делать. Так и стоял он, пряча всякий раз голову в плечи, когда ветки стряхивали с себя темную воду…
И пришла к платану Белая Фарангис. На черные, раздираемые ветром тучи смотрела она, подняв к небу лицо. Авраам знал, что это его она ждет. Он вышел из–за платана, взял ее стынущие руки. Она покачнулась и вдруг заплакала громко и несчастно, как и всякая женщина:
— О–о, тебя не убили… Ты жив, жив!..
Покрывало съехало набок у нее с головы. Она не отпускала Авраама и локтем размазывала слезы по лицу. Краска от сведенных бровей расплылась по щеке и у рта, дергался подбородок, нос сморщился от плача. И совсем некрасивой стала Фарангис…
— Ты жив, Абрам!..
Он сказал, что должен увидеть Сиявуша, и она сначала не поняла. Потом кивнула головой и стала обтирать лицо краем покрывала. Не спросив ни о чем, повела она Авраама к калитке…
В комнатах ее прятался Сиявуш. Она привела Авраама к нему и села в стороне, закрывшись тяжелым шелком. Фонтан неслышно изливался по синим каменным ступеням, и воитель Сиявуш сидел безразличный, в ремнях, с волчьим кулоном на груди. Про то, что знал от цыгана Рама, сказал ему Авраам…
