Родион Феденёв - Де Рибас
– Пока не вижу к этому оснований.
– Но на той неделе я получил от нее письмо из Рима! Черт побери, она интересовалась мнением нашего кабинета об Екатерине II, просила у меня семь тысяч в долг и подписалась – Елизавета Вторая! Тогда я ничего не понял.
– Письмо у вас?
– На всякий случай я отправил его Орлову с моим человеком на фрегате «Король Георг».
«А фрегат швартовался в Ливорно в то время, когда я отплывал в Неаполь, – вспомнил Рибас. – Значит, Орлов уже знает о местопребывании Таракановой».
Гамильтон был удручен тем, что невольно помог самозванке получить паспорт. В случае непредвиденных осложнений это грозило его карьере. Рибас как мог успокоил дипломата, съездил в порт и отправил Орлову письмо с подтверждением, что Елизавета Вторая уехала в Рим. Алехо наверняка уже направил туда своих людей. Волонтер решил, что на этом его миссия кончена и в сумерках поспешил в отчий дом.
Из-за новой решетки вокруг дома Рибас не сразу осознал, что нанятый экипаж прибыл к месту. Старший слуга припал к руке волонтера и сказал, что генерал в постели, болен. Рибас вошел в покои отца – от постели побледневшего дона Михаила встала мать, ахнула и упала в кресло в глубоком обмороке.
– Мы ждали не тебя, – сказал Дон Михаил.
Служанка терла виски донны Ионы уксусом, приводя ее в чувство. Когда мать пришла в себя, и все поверили, что вернулся Джузеппе, и успокоились, Рибас спросил у отца:
– Вы ждали не меня, но кого?
– Эммануила.
– Где он?
Пятнадцатилетний ученик колледжа Эммануил де Рибас исчез неделю назад. Скорее всего, придирки, наказания были тому причиной. Но он не пришел домой. Джузеппе спросил:
– Отчего же с ним так жестоко обращались?
Мать, не ответив, ушла на свою половину. Отец приподнялся на подушках и хриплым голосом сказал:
– Все из-за тебя, Хозе. Ты пренебрег службой королю.
– Но в России я встречал немало итальянцев. Их не преследуют.
– Ты – майор. И ты отказался выполнить просьбы генерала Риоса.
– Стать шпионом? И это говоришь мне ты?
Эммануил учился в колледже вместе с братом Микеле, который был моложе его на год. И хотя отец сказал, что Микеле ничего не знает, Джузеппе на следующий день встретился с ним в колледже.
– Эммануил вообще хотел бежать к тебе, в Россию, – сообщил Микеле.
– И он говорил об этом серьезно?
– Конечно.
– А тебя в колледже не обижают?
– Мне намекнули, что придет и моя очередь.
Два последующих дня в доме Дона Михаила завтракали, обедали и ужинали по заведенному распорядку. Отец присутствовал за столом. Между ничего не значащими обыденными фразами напряжение было столь велико, что Джузеппе брало отчаянье. Младшие братья – пятилетний Андре и семилетний Феликс – не давали волонтеру ступить и шагу, чтобы не схватить его за руку и не увлечь в детскую. Свою десятилетнюю сестру, которую мать не выпускала из своих покоев, Рибас видел лишь в обеденное время.
Днем Рибас разъезжал по Неаполю в надежде встретить Эммануила или что-нибудь узнать о нем. Но известие пришло от великого сообщества неаполитанских слуг. Из дома в дом, через рынок, по цепочке они судачили о молодом Рибасе, пока весть не достигла ушей старшего слуги, и он вошел в библиотеку, где Джузепне просматривал газеты, и сказал:
– Эммануила видели в портовых тратториях в обществе майора Карлуччи.
Да, тот самый капитан Карлуччи, что во время дуэли Джузеппе и Ризелли вызвался стреляться с Рибасом, дослужился до майора. Но почему Эммануил был в его обществе? Что все это значит? Джузеппе зарядил два пистолета, пристегнул шпагу и отправился в порт. Обойдя многие из тратторий, он не нашел тех, кого искал. На следующий день он повторил вылазку в порт, но лишь на четвертый день, сидя в темном углу траттории «У двух львов», он увидел брата, вошедшего с шумной компанией молодых офицеров, среди которых были Диего Ризелли и Карлуччи.
Оставаясь незамеченным, Рибас видел, что брат его чуть ли не прислуживает Ризелли: громко подзывает слуг, громко повторяет распоряжения Диего за столом, выкладывает на его тарелку золотистые сардины. Вот в чем дело! Ризелли приблизил к себе юнца с очевидной целью: иметь при себе брата своего врага на побегушках, а, может быть, и развратить его. Наблюдать за веселой компанией у Рибаса не оставалось сил. С пистолетами в обеих руках он подошел к их столу, все повернулись к нему, он взвел курки, тихо сказал:
– Эммануил, у входа тебя ждет мой экипаж.
Юнец, растерявшись, встал, нерешительно взглянул на улыбающегося Ризелли.
– Иди! – крикнул Рибас. Эммануил повиновался.
Рибас обратился к Ризелли: – Вам впредь я советую иметь дело только со мной. И если вы не последуете моему совету, курки моих пистолетов не останутся взведенными.
Пятясь, он достиг входной двери, выскочил из траттории, втащил Эммануила в экипаж, и кучер погнал лошадей по крутому подъему из порта. Молча, искоса Рибас поглядывал на брата. «С чего начать разговор? Как далеко зашли его отношения с компанией Ризелли?»
– Ты знаешь, что Ризелли мне неприятель?
– Да. Но он сказал, что будет покровительствовать мне. Ты далеко. А мной помыкают.
– Ручаюсь, что за глаза он смеется над тобой. Пойми, он приблизил тебя, чтобы кровно досадить мне. Оскорбить меня и нашу семью.
– У меня нет сил терпеть издевательства в школе.
– Умей поставить себя! Не оставляй без последствий и намека на оскорбление. До выпуска тебе придется терпеть три года. А там… клянусь, ты будешь рядом со мной.
Рибас переговорил с отцом и матерью, и Эммануилу не досаждали расспросами и выговорами. Через два дня он отправился в колледж, а на прощанье сказал Рибасу:
– Я потерплю. Но только ради того, чтобы потом быть вместе с тобой.
На следующий день, не посоветовавшись с отцом, Джузеппе нанес ответственный визит в палаццо первого министра Бернардо Тануччи. Дон Михаил считал, что отставка Тануччи дело решенное, ибо он не поладил с королевой Марией-Каролиной. Но сеньор все еще состоял первым министром при Фердинанде IV, и Рибас отправился к нему в предобеденное время, рассчитывая застать его дома. Расчет оправдался. Министр носил парик без кошелька, напудренные волосы волнами спадали на плечи. Вопрос Рибаса имел дальние цели, и после краткого вступления он сказал:
– России известно ваше стремление сделать Неаполь сильной державой. Но каковы ваши намерения в отношении России?
Выслушав вопрос, сеньор Бернардо говорил с четверть часа. Рибас запоминал основные положения его речи: ограничить римское влияние, лелеять связь с Испанией, выгодно торговать со всеми, в том числе и с Россией.
– Я бы пошел и на установление дипломатических отношений с Петербургом, – в заключение сказал первый министр.
С Фердинандо Гальяни Рибасу повидаться не удалось – он был в отъезде.
С тревогой на сердце Рибас отплыл в Ливорно. Что дальше? Какую карту предложит ему колода судьбы? Комната в «Тосканском лавре», нанятая еще перед отъездом, ждала его. Брат Сильваны Руджеро сообщил любопытную новость:
– Генерал Орлов теперь в Ливорно. Весь город только и делает, что судачит о его романе с какой-то графиней.
– И она живет здесь?
– Неподалеку от дома английского консула.
Значит, Орлов сумел выманить Елизавету Вторую из Рима. Как это ему удалось? В канцелярии Орлова Рибас отчитался в расходах и сдал кредитный лист в банк Дженкинса. Наличных денег оставалось мало, но волонтер рассчитывал на вознаграждение генерал-адмирала… Тот встретил его с явным невниманием, ушел из кабинета, ничего не сказал, и Рибас полчаса дожидался возвращения вельможи. Алехо вернулся в кабинет в английском костюме для верховой езды.
– Я спешу на прогулку с известной тебе особой, – сказал он, рассматривая свое отражение в зеркале. – Ты за эти месяцы совершил отличное путешествие на мои деньги.
– Как? – задохнулся от возмущения Рибас. – Я выполнял ваше небезопасное поручение.
– Я тебе дам тысячу, – сказал Орлов. – Правда, эту тысячу следовало бы дать Христинеку, который привез графиню из Рима.
– Ну так и сделайте это!
– Не горячись.
– Я отказываюсь от ваших денег. – Рибас повернулся, чтобы уйти.
– Ты мне еще будешь нужен! – Орлов повысил голос, достал из секретера увесистый кожаный мешочек и вложил его в ладонь волонтера. – Когда окажешься в моих чинах – отдашь! – Засмеялся он. – Завтра я даю обед графине. Ты мне понадобишься. Через два часа я вернусь.
Последовав за Орловым, Рибас увидел ту, из-за которой исколесил столько верст. На белом скакуне она предводительствовала свитой – небольшим отрядом всадников, следовавших за Елизаветой Второй прогулочным аллюром. На коне она сидела по-мужски. Кожаные лосины очерчивали прелестные формы гибких ног. Из-под алой короткой накидки виднелись перламутровые рукояти двух небольших пистолетов. Белая шляпа с широкими кружевными полями не скрывала лица, а лицо… Оно показалось волонтеру лицом юной и давно умершей египетской царицы. Лицо отражало наслаждение и ровным шагом скакуна, и низким зимним солнцем, и вниманием ливорнской толпы. Прошло всего несколько мгновений, всадники удалялись к южным воротам, но видение этого юного самозабвенного лица оставалось в глазах тех, кто его увидел, надолго, если не навсегда. Рибас, после проезда небесной сильфиды, вдруг остро ощутил печаль, и Марку Войновичу пришлось потрясти его за плечо, чтобы привести в чувство.
