Фридрих Клингер - Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад
Фауст и дьявол продолжали свое путешествие по Франции. У них было много приключений, и мрачные мысли пока еще не мешали Фаусту наслаждаться жизнью. Повсюду они находили следы когтей трусливого деспота, и Фауст ее раз пользовался сокровищами дьявола, чтобы залечить эти кровавые раны.
2
После многих приключений они прибыли наконец в Париж. Въезжая, они заметили, что город был в сильном волнении. Толпы людей устремлялись в одну и ту же сторону. Фауст и дьявол последовали за ними и вышли на рыночную площадь, где увидели помост, обтянутый черным сукном и соединенный переходом с расположенным поблизости зданием. Фауст спросил, что все это значит, и ему ответили, что сейчас должна состояться казнь богатого герцога Немурского{56}.
— А за что его казнят? — осведомился Фауст.
— Так приказал король. Говорят, что герцог враждовал с королевским домом и хотел убить дофина. Но так как допрос велся в тюрьме тайно судьями, которых назначил король, никто ничего толком не знает.
Один из присутствующих крикнул:
— Скажите лучше, что он платит жизнью за свое богатство. Во имя славы, величия нации, чтобы обеспечить себе еще большее могущество, король убивает нашу знать, да и нас самих в придачу, если мы не одобряем его действий.
Дьявол велел отвести лошадей на ближайший постоялый двор и провел Фауста сквозь толпу. Они увидели, как благородного герцога и его несовершеннолетних детей ввели в комнату, обитую черным сукном. Здесь осужденного ожидал монах, чтобы выслушать его последнюю исповедь. Взор отца был устремлен на сыновей, и он долго не мог поднять его к небу. После исповеди он снова прижал детей к своей груди. Положив дрожащие руки на головы рыдающих мальчиков, герцог взглянул на небо и сказал:
— Пусть благословение несчастного отца, которого убивают корыстолюбие и тирания, принесет счастье этим невинным! Но (здесь он со вздохом остановился) ведь они наследники несчастного отца, это обрекает их на долгую муку, они рождены для страданий. С этим сознанием я должен умереть… — Он хотел продолжать, но его заставили умолкнуть и повели на плаху.
По приказанию короля, который подготовил эту казнь с той холодной предусмотрительностью, с какой готовят увеселительное зрелище, мальчиков оторвали от герцога и поставили под эшафот так, чтобы кровь казненного отца стекала на их белые одежды. Крик, который в этот миг сорвался с уст несчастного отца, вызвал ужас в сердцах всех присутствующих, и только палач Тристан, наперсник короля, уже загубивший, в угоду жестокому деспоту, многие тысячи человеческих жизней, с улыбкой пробовал секиру, проверяя, хорошо ли она наточена. Фаусту казалось, что этот крик должен прорвать небесную твердь и заставить всевышнего немедленно отомстить за поругание человечества. Он с негодованием взглянул на небо, и дерзкий взор его обвинил всемогущего за соучастие в этом ужасном злодеянии. На мгновение он почувствовал соблазн заставить дьявола спасти герцога и его детей из рук палача, но его омраченное сердце тотчас стало глумиться над этой мыслью. Он снова взглянул на небо и сказал самому себе:
— Не моя забота печься о нем. Должно быть, таков порядок, установленный тобой на земле: кровь его должна пролиться, чтобы преступления короля стали еще ужаснее.
Герцог опустился на колени. Он слышал плач и вопли своих сыновей, стоявших под эшафотом. Эти крики должны были сопровождать его переход в иной мир. Он забыл о собственной позорной смерти; в последние минуты жизни он думал только о страданиях этих несчастных. Скупые слезы стояли у него в глазах… Губы его дрожали… Палач размахнулся, и горячая кровь отца обагрила трепещущих сыновей. Залитых кровью, их вывели на помост, показали им тело и отрубленную голову отца и погнали обратно в тюрьму. Там их поместили в суженные книзу корзины и в таком ужасном положении оставили медленно умирать. Чтобы усилить муку, им время от времени вырывали зубы.
Фауст, потрясенный этой ужасной сценой, шатаясь, вернулся в гостиницу и приказал дьяволу отомстить злодею, которому небо позволило безнаказанно совершить эти страшные злодеяния.
Д ь я в о л: Нет, Фауст, я не уничтожу его, это противоречило бы полицейскому уставу преисподней. Почему дьявол должен положить конец этим жестокостям, если тот, кого люди называют своим отцом и спасителем, терпеливо взирает на них? Вероятно, таков нравственный порядок жизни на земле, если этот король, осмеливающийся называть себя помазанником господним, облечен правом и властью так обращаться с людьми. Где же будет предел твоей мести, если я стану выполнять все твои злобные требования?
Ф а у с т: А разве я не заслужил бы похвалы, если бы, подобно новому Геркулесу, сделал целью своей жизни освобождение Европы от подобных чудовищ?
Д ь я в о л: Слепец, разве само существование этих тиранов не доказывает испорченности вашей натуры? Если на земле станет возможным возмездие им и им подобным, то кровопролитию не будет конца. Народы станут враждовать и истреблять себя в междоусобицах. Ты видишь здесь миллионы людей, которые терпят этого изверга, как они сами его называют. Терпят от него муки и не взывают к мести. Ведь они смотрели на казнь герцога так равнодушно, как будто перед ними резали овцу. Разве они не испытывали при этом трагическом зрелище трепетного и мучительного наслаждения?.. А разве это не доказывает, что они заслужили свою судьбу и недостойны лучшей участи? Разве это не доказывает, что они — рабы неба и своей природы — должны нести иго, которому подвластны? Если сладострастие еще не совсем иссушило твой мозг, то попробуй согласовать это с твоими школьными понятиями о морали; не мое это дело рассеивать мрак, который нас окружает. Я не могу наложить руку на христианнейшего монарха, который так успешно действует на пользу ада, не могу разорвать нить, на которой некто более сильный, чем я, при помощи этого монарха держит в повиновении французский народ.
Ф а у с т: Откуда вдруг такая щепетильность у дьявола? Как легко ты согласился выполнить мою волю, когда дело касалось немецкого государя! Разве француз тебе дороже?
Д ь я в о л: Тот не называл себя христианнейшим, не был помазан, и я повиновался тебе лишь потому, что видел в этом пользу для ада. Когда-нибудь ты это поймешь. За,*ем же я стану насиловать свою собственную утробу? Ведь этот король закладывает фундамент деспотизма, которому суждено расти на протяжении веков, совершать еще более неслыханные злодеяния и отправлять в ад бесчисленные жертвы отчаяния. Разве ты не понимаешь, что все деспотические вельможи и министры и все прочие кровопийцы будут низвергнуты в адскую бездну? А ты мне предлагаешь уничтожить того, кто кладет этому начало! Фауст, если бы сам могучий сатана был королем Франции, он не мог бы с большим успехом сеять семена грядущего зла, чем это делает ее теперешний король. Потерпи! Ты еще увидишь его, насладишься его муками и тогда пожелаешь ему долгой жизни, чтобы эти муки продлить.
3
Некоторое время спустя Фауст познакомился с одним очень приятным и умным дворянином, и оба они — и Фауст и дьявол — так понравились этому человеку, что он пригласил их в свое имение, расположенное недалеко от города, где жил со своей семьей, состоявшей из жены и прелестной шестнадцатилетней дочери. Фауст при первом же взгляде был очарован хорошенькой невинной девушкой и впервые почувствовал сладкую муку нежной и искренней любви. Он рассказал об этом дьяволу, который столь же охотно поощрял всякое зло, сколь охотно Фауст его творил. Дьявол сразу же предложил Фаусту свою помощь и стал смеяться над его жеманством. Фауст же, которому вдруг показалось, что он испытывает весьма благородное и возвышенное чувство, признался, что он не хочет так плохо отблагодарить дворянина за его гостеприимство. Дьявол стал еще больше высмеивать сомнения Фауста и сказал:
— Ну, Фауст, если уж тебе непременно нужно получить согласие дворянина, то мне это еще приятнее, потому что таким образом я убью двух зайцев одним выстрелом. Я ручаюсь тебе за его согласие. Что ты о нем думаешь?
Ф а у с т: Я считаю его честным человеком.
Д ь я в о л: Как жаль, Фауст, что ты не поучился немного у немецкого монаха-физиогномиста. Значит, ты считаешь этого дворянина честным малым? Правда, так думает о нем весь Париж, и мне, к сожалению, снова приходится обнаружить черноту моей дьявольской души… А как ты думаешь, что он больше всего любит?
Ф а у с т: Свою дочь.
Д ь я в о л: Я знаю нечто еще более дорогое его сердцу.
Ф а у с т: А именно?
Д ь я в о л: Золото! Ты имел уже немало доказательств его силы. Но так как благодаря мне тебе стали доступны все сокровища земли, то ты уподобился потоку, который стремится вперед, не задумываясь над тем, откуда в него вливаются воды и куда он несет их. Сколько ты уже проиграл дворянину?
