Георгий Марков - Строговы
– Не дури, Капитолина, – сказал Матвей строго, зная, что в бараках политических уборка производится обычно уголовными арестантами.
Но Капка не шутила.
– Ты что, дорогой? Я тебе говорю серьезно. Какое-то начальство ждут. Начальник приказал все бараки вымыть.
Матвей пожал плечами.
– Скорее, Строгов, меня Сидориха ждет, – торопила Капка.
– Ты его сразу узнаешь, – заговорил Матвей, – он такой большой, лицо в морщинах, а сидит в самой крайней одиночке.
– А что сказать ему?
– Верно, что же сказать ему? – Матвей был взволнован. Ему не верилось, что наконец удастся связаться с Беляевым.
– Ну, что ты стоишь, как столб! Садись, пиши записку, – распорядилась Капка.
Матвей взял бумажку, карандаш и скачущими буквами написал:
«Тарас Семеныч, доверься, напиши, через кого передать тебе одежку. Как болезнь твоя?
Всегда тебе друг М а т в е й С т р о г о в».
Он не успел даже перечитать записку. Капка вырвала ее из его рук, сунула за обшлаг жакетки и бросилась было к дверям, но тотчас же вернулась, молча схватила со стола еще клочок бумаги, карандаш и выбежала из комнаты.
А Матвей, прихлопнув дверь, зашагал из угла в угол, куря папиросу за папиросой.
Уже наступило время собираться на службу. Но вместо этого он лег на кровать и закрыл глаза, пробуя уснуть.
Часов в девять кто-то из надзирателей, приоткрыв дверь, сказал:
– Строгов, тебя на дежурство ждут. Дронов рвет и мечет.
– Не поднимая головы с постели, Матвей ответил:
– Хвораю. Не видишь, что ль?
Да, посыльный надзиратель мог в этом убедиться. Матвей лежал на животе, в брюках и сапогах. В комнате стоял дым и смрад. Несмотря на яркий дневной свет, на столе горела лампа. Она уже начинала гаснуть, сильно пахло керосиновой гарью.
Почти уже в полдень услышал Матвей в коридоре знакомые Капкины шаги. Он поднялся с кровати так быстро, как, бывало, поднимался на службе в солдатах, заслышав батальонного горниста.
– Ну, говори скорее, видела или нет? – спросил он, едва Капка переступила порог.
– Видела!
Капка достала маленькую скомканную бумажку.
Матвей быстро развернул ее. Тарас Семеныч написал только два слова: «Здоров. Спасибо».
Хотя краткость письма и огорчила Матвея, но он был счастлив: Тарас Семеныч узнал наконец, что Матвей по-прежнему ценит их дружбу и готов при первом случае помочь ему.
– Ну, рассказывай, какой он?
Капка была взволнована не меньше Матвея.
– Чуть не сорвалось, Строгов. Когда мы с Сидорихой пришли в барак, Сидоркин говорит нам: «Начинайте мыть вот с этой». Ну и открыл крайнюю камеру, а сам в коридоре остался. Открыл он, я вошла и сразу узнала твоего друга. Сидит на нарах – большой такой, а лицо в морщинах, доброе. Ну, я улучила минуту, сунула ему записку, потом говорю Сидорихе: «Помой, Кондратьевна, коридор, тут я одна справлюсь». Та схватила ведро – и в коридор, а я начинаю мыть пол да все поглядываю на твоего друга. Он развертывает записку, а сам смотрит на дверь. Прочитал, видно обрадовался, в лице переменился, шепчет мне: «Спасибо, спасибо, товарищ». Потом вижу – взял карандаш, пишет. Вдруг Сидоркин входит в камеру, спрашивает: «Кончила?» Я говорю: «Готово!» А сама встала спиной и руку назад закинула. Шевелю пальцами – дескать, давай записку. Догадался он и положил бумажку мне в руку. Вот поэтому в записке только два слова, – не было у него времени написать больше…
Сдерживая дыхание, Матвей прослушал рассказ Капки, потом стал горячо благодарить ее.
– Не надо, Строгов. Пустяки. Сама была арестанткой, – смущенно проговорила Капка.
4
Во вторую рождественскую ночь, когда тюремные надзиратели, изрядно выпив днем на разговенье, несли службу спустя рукава, – распилив решетку окна, бежал из одиночной камеры важный политический арестант Никитин.
Обнаружилось это только на рассвете. Часовой сторожевой башни заметил зияющую дыру в окне каменного барака и поднял тревогу. Старший надзиратель Дронов первым делом бросился проверить внутрибарачный пост.
Сидоркин, прикорнув в углу коридора, спокойно спал. Ударом кулака Дронов разбудил коридорного.
Немедленно послали гонцов к начальнику тюрьмы. Дома его не застали. Горничная сказала, что барин накануне уехал с визитами и домой еще не возвращался. Кто-то из помощников Аукенберга предложил навестить дом знаменитой проститутки Граньки Клен. Начальника тюрьмы подняли с постели. Он приехал в контору тюрьмы злой, с красными от перепоя глазами.
Сидоркина посадили на гауптвахту. На все посты, независимо от их важности и значения, выставили еще по одному надзирателю.
Матвею о побеге Никитина рассказали сослуживцы. Он вспомнил небольшого, крепкого Никитина, вспомнил, как тот хохотал над прокурором, стоя посредине холодной, сырой камеры, и почувствовал тревогу за судьбу этого человека.
«Счастливой дороги тебе, беглец», – сказал про себя Матвей.
К полудню суматоха, вызванная побегом Никитина, улеглась.
На следующий день Матвея вызвали в кабинет начальника.
Настроен был начальник мирно, держался запанибрата.
– С праздником, Строгов! – сказал он.
– Спасибо. Вас также, ваше высокоблагородие! – ответил Матвей, как полагалось по уставу.
Видно, побег Никитина причинил немало беспокойства господину Аукенбергу.
– Ты водку пьешь? – спросил он, окидывая усталыми глазами рослую фигуру молодого надзирателя.
– Самую малость. Не охотник на это, – ответил Матвей, не понимая, к чему тот клонит.
– Тебе не следует совсем пить. Водка мешает службе, – нравоучительно проговорил Аукенберг.
– Да уж какая при водке служба! – согласился Матвей и подумал с усмешкой: «Ты себе это, лоб, посоветуй. Проморгали Никитина? Попробуйте поймайте теперь в поле ветер».
Начальник докурил папиросу и, играя спичечной коробкой, сказал:
– Отныне ты, Строгов, будешь нести службу у политических. Жалованья будешь получать больше. Только смотри не вздумай пить да спать на дежурстве, как Сидоркин.
Матвей вскочил. То, что сказал начальник, было так неожиданно! Не сдержав своей радости, он совсем по-ребячьи похвалился:
– Уж я на посту не засну, ваше высокоблагородие!
Спохватившись, он забормотал что-то о тяжести ночной службы, пытаясь сгладить впечатление от своей выходки.
Но начальник ничего не заметил.
– Итак, помни, Строгов, – сказал он, – политические – это не уголовные. За ними нужен очень зоркий надзор. Будешь плохо служить – не помилую. Хорошо будешь служить – не забуду. Все в моей власти.
Матвей козырнул и вышел из кабинета, с трудом сдерживаясь, чтобы от радости не запеть.
5
Подпольная квартира находилась почти в центре города, в усадьбе одного именитого купца.
Матвей быстро нашел купеческую усадьбу и, пройдя с полсотни шагов по узенькому переулку, вошел в калитку.
Продолговатый флигель с крашеными ставнями был окружен высокими тополями. Кусты сибирской яблони касались ветвями стекол маленьких окон.
Матвей нерешительно постучал в дверь. К нему вышел старик с тяжелой клюшкой в руках. Он попятился назад, увидев человека в форме тюремного надзирателя, и нетвердым, удивленным голосом опросил:
– Кого вам надо?
– Адвоката Сергея Ивановича Рыжкова, – спокойно ответил Матвей.
Окинув его взглядом и выдавливая улыбку, старик сказал:
– Не туда попали, милейший! Вам, видно, неправильный адрес дали. Здесь живет доктор Чухвыстов.
– Ты не морочь мне, папаша, голову. Давай веди к адвокату, – сердито проговорил Матвей, стараясь плечом оттолкнуть старика от двери.
– Я не допущу насилия! – загораживая собою дверь, воскликнул старик.
Только теперь Матвей вспомнил о пароле.
– Фу-ты, черт! – выругался он, больше не сомневаясь, что старик из своих. – Извини, папаша, забыл: братец Сидор Ксенофонтович от души поклон шлет вашей милости!
Старик на мгновение опешил и, все еще недружелюбно и недоверчиво осматривая Матвея, прошептал:
– А мы его в гости поджидаем.
– Ну вот и сговорились! – засмеялся Матвей. – Веди!
В маленькой прихожей старик остановился.
– Ольга Львовна! – позвал он кого-то из комнат.
Послышались торопливые шаги. А когда дверь открылась, Матвей увидел перед собой свою старую синеглазую знакомую.
Через раскрытую дверь он успел заметить и Соколовского, который быстро прошел в соседнюю комнату.
– Федор Ильич! – крикнул Матвей и бросился к нему, чуть не оттолкнув женщину. – Я принес письмо из тюрьмы, от Тараса Семеныча, – почему-то шепотом заговорил он, подавая Соколовскому бумажный квадратик.
Соколовский быстро пробежал глазами по строчкам, схватил Матвея за руку и, крепко сжимая ее, крикнул:
– Оля, ура! Связь с тюрьмой есть! Садитесь, рассказывайте. Как разыскали нас? Как там Беляев? Впрочем, сначала познакомьтесь: это моя жена и товарищ по работе.
