Дмитрий Мережковский - Реформы и реформаторы
И Стефан, митрополит Рязанский, Фомку анафеме церковной и казни гражданской предал – сжег в срубе на Красной площади.
А господа Сенат митрополита к ответу за то в Питербурх призывали и еретикам поноровку чинили: Фомкина учителя, иконоборца Митьку Тверетинова, лекаря, оправдали, а святителя с великим стыдом из палаты судебной вон изгнали; и, плача, шел и говорил:
– Христе Боже, Спаситель наш! Ты сам сказал: Аще Мене изгнаша, и вас изженут. Вот меня выгоняют вон, но не меня – самого Тебя изгоняют. Сам ты, Всевидче, зришь, что сей суд их неправеден. Сам их и суди!
И как вышел митрополит из Сената на площадь, весь народ сжалился над ним и плакал.
А родший мя на Рязанского в пущем гневе.
* * *Церковь больше царства земного. Ныне же царство возобладало над Церковью.
Древле цари патриархам земно кланялись. Ныне же местоблюститель патриаршего престола грамотки свои царю подписывает: «Вашего величества раб и подножие, смиренный Стефан, пастушок рязанский».
Глава Церкви стала подножием ног государевых, вся Церковь – холопскою.
На что Дмитрий, митрополит Ростовский, святой был человек, а как родший мя напоил его венгерским да стал о делах духовной политики спрашивать, ничего святой старец не ответствовал, а только все крестил да крестил царя, молча. Так и открестился!
* * *Против речного-де стремления, говорят отцы, нельзя плавать, плетью обуха не перешибешь.
А как же святые мученики кровей своих за Церковь не щадили?
* * *У царя архиереи на хлебах, а чей хлеб ем, того и вем.
* * *Прежние святители печальники были всей земли Русской, а нынешние архиереи не печалуются пред государем, но паче потаковники бывают и благочестивый сан царский растлевают.
* * *Народ согрешит – царь умолит; царь согрешит – народ не умолит. За государево прегрешение Бог всю Землю казнит.
* * *Намедни, на подпитках, пастушок рязанский родшему мя говорил: «Вы, цари, земные Боги, уподобляетеся самому Царю Небесному».
А князь-папа, пьяный шут, над святителем ругался:
– Я, говорит, хоть и в шутах патриарх, а такого бы слова царю не сказал! Божие больше царева.
И царь шута похвалил.
* * *На тех же подпитках, как заговорили архиереи о вдовстве Церкви и о нужде патриаршества, родший мя в великом гневе выхватил из ножен кортик, так что все затряслись, думали, рубить начнет, ударил лезвием плашмя по столу да закричал:
– Вот вам патриарх! Оба вместе – патриарх и царь!
* * *Федоска родшему мя приговаривает, дабы российским царям отныне титлу принять императорскую, сиречь древних римских кесарей.
* * *В Москве, на Красной площади, в 1709 году, в триумфованье на Полтавскую викторию людьми чина духовного воздвигнуто некое подобие ветхоримского храма с жертвенником добродетелям российского бога Аполло и Марса – сиесть родшего мя. И на оном ветхоэллинском капище подписано:
Basis et fundamentum reipublicae religio. – Утверждение и основание государства есть вера.
Какая вера? В коего Бога или в коих богов?
В оном же триумфованье представлена Политиколепная Апофеозиз Всероссийского Геркулеса – сиесть родшего мя, избивающего многих зверей и людей и, по совершении сих подвигов, возлетающего в небо на колеснице бога Иовиша, везомой орлами по Млечному Пути, с подписью:
Viamque effectat Olympo. – Пути желает в Олимп.
А в книжице, сочиненной от иеромонаха Иосифа, префекта академии, об одной Апофеозиз сказано: «Ведати же подобает, яко сия не суть храм или церковь, во имя некоего от святых созданная, но политичная, сиесть гражданская, похвала».
* * *Федоска родшему мя приговаривал, дабы в указе долженствующей быть коллегии духовной, Св. синода, а то и в самой присяге российской объявить во весь народ сими словами: «Имя самодержца своего имели бы, яко главы своея, и отца отечества, и Христа Господня».
* * *Хотят люди восхитить Божескую славу и честь Христа, вечного и единого Царя царей. Именно в сборнике римских законов читаются нечестивые и богохульные слова: «Самодержец римский есть всему свету Господь».
* * *Исповедуем и веруем, что Христос един есть Царь царей и Господь господей и что нет человека – всего мира Господа.
* * *Камень нерукосечный от несекомой горы, Иисус Христос ударил и разорил Римское царство и разбил в прах глиняные ноги. Мы же паки созидаем и строим то, что Бог разорил. Несть ли то – бороться с Богом?
* * *Смотри гисторию римскую. Говорил кесарь Калигула: «Императору все позволено. – Omnia licet».
Да не единым кесарям римским, а и всяким плутам, и хамам, и четвероногим скотам все позволено.
* * *Навуходоносор, царь вавилонский, рече: «Бог есмь аз». Да не Богом, а скотом стал.
* * *На Васильевском острову, в доме царицы Прасковьи Матвеевны, живет старец Тимофей Архипыч, прибежище отчаянных, надежда ненадежных, юрод миру, а не себе. Совести человеческие знает.
Намедни ночью ездил к нему, беседовал. Архипыч сказывает, что Антихрист-де есть ложный царь, истинный Хам. И сей Хам грядет.
* * *Читал митрополита Рязанского «Знаменья пришествия Антихристова» и сего Хама Грядущего вострепетал.
На Москве Григория Талицкого сожгли за то, что в народ кричал об Антихристовом пришествии. Талицкий был большого ума человек. И драгунского полка капитан Василий Левин, что был со мною на пути из Львова в Киев в 1711 году, да светлейшего князя Меншикова духовник, поп Лебедка, да подьячий Ларивон Докукин и другие многие по сему же мыслят об Антихристе.
По лесам и пустыням сами себя сожигают люди, страха ради Антихристова.
* * *Вне членов – брани; внутри членов – страхи. Вижу, что отовсюду погибаем, а помощи и спасения ниоткуда не знаем. Молимся и боимся. Столько беззаконий, столько обид вопиют на небо и возбуждают гнев и отмщение Божие!
* * *Тайна беззакония деется. Время приблизилось. На самой громаде злобы стоим все, а отнюдь веры не имеем.
* * *Некий раскольщик тайну Христову всю пролил под ноги и ногами потоптал.
* * *У Любеча пролет саранчи с полудня на полночь, а на крылах надпись: Гнев Божий.
* * *Дни кратки и пасмурны. Старые люди говорят: не по-прежнему и солнце светит.
* * *Подпияхом, водковали зело. Видит Бог, со страха пьем, дабы себя не помнить.
* * *Страх смерти напал на меня.
Конец при дверях, секира при корени, коса смертная над главою.
* * *Спаси, Господи, Русскую землю! Заступись, помилуй, Матерь Пречистая!
* * *Добре преподобный Семеон, Христа ради юродивый, другу своему Иоанну-диакону пред кончиною сказывал: «Между простыми людьми и земледельцами, которые в незлобии и простоте сердца живут, никого не обижают, но от труда рук своих в поте лица едят хлеб свой, между такими многие суть великие святые, ибо видел я их, приходящих в город и причащающихся, и были они как золото чистое».
* * *О человеки, последних сих времен мученики, в вас Христос ныне, яко в членах своих, обитает. Любит Господь плачущих, а вы всегда в слезах. Любит Господь алчущих и жаждущих, а у вас есть и пить мало чего – иному и половинного нестает хлеба. Любит страждущих безвинно, а в вас страдания того не исчислишь – уже в ином едва душа в теле держится. Не изнемогайте в терпении, но благодарите Христа своего, а Он к вам по воскресении своем будет в гости – не в гости только, но и в неразлучное с вами пребывание. В вас Христос есть и будет, а вы скажите: аминь!
III
Дневник фрейлины Арнгейм
Этими словами кончался дневник царевича Алексея.
Он при мне бросил его в огонь.
* * *31 декабря 1715
Сегодня скончалась последняя русская царица Марфа Матвеевна, вдова сводного брата Петрова, царя Феодора Алексеевича. При иностранных дворах ее считали давно умершею: со смерти мужа, в течение тридцати двух лет, она была помешанной, жила, как затворница, в своих покоях и никогда никому не показывалась.
Ее хоронили в вечерние сумерки с большим великолепием. Погребальное шествие совершалось между двумя рядами факелов, расставленных по всему пути от дома усопшей – она жила рядом с нами, у церкви Всех Скорбящих – к Петропавловскому собору, через Неву, по льду. Это тот же самый путь, по которому два месяца с лишним назад везли на траурном фрегате тело ее высочества. Тогда хоронили первую чужеземную царевну, теперь – последнюю русскую царицу.
Впереди шло духовенство в пышных ризах, со свечами и кадилами, с похоронным пением. Гроб везли на санях. За ним тайный советник Толстой нес корону, всю усыпанную драгоценными каменьями.
Царь впервые на этих похоронах отменил древний русский обычай надгробных воплей и причитаний: строго приказано было, чтобы никто не смел громко плакать.