Алан Саваж - Восемь знамен
Наложнице удалось то, о чем безуспешно мечтала Сао: родить ему сына. Джону Баррингтону (нелепое имя для китайца со смешанной кровью) исполнилось всего два года, значит, Роберт Баррингтон оставит сей мир задолго до того, как малыш подрастет и вступит в борьбу за власть в Доме… Как бы там ни было, Цзэньцзин намеревалась, пока жив еще ее господин, сделать все возможное, чтобы проложить сыну дорожку к власти.
— Скажи «здравствуй» дяде Мартину, — заворковала она.
— Дядя Мартин, — пролепетал мальчик.
Мартин с вежливой улыбкой погладил его по голове и поцеловал руку Цзэньцзин; одетая в бледно-голубую атласную курточку, с убранными наверх и уложенными кольцом волосами, стянутыми золотым обручем, она старалась выглядеть гранд-дамой, и это почти ей удавалось.
Мартин взглянул за спину наложницы, на лежанку, на которой покоился его отец. К семидесяти пяти годам Роберт Баррингтон располнел, распухшие от артрита суставы лишили его былой подвижности. Несомненно, только благодаря способностям Цзэньцзин как любовницы он стал отцом всего лишь два года назад. Но вот улыбаться он еще мог — и при виде своего младшего законного сына его массивное лицо, утонувшее в белых прядях волос и заросшее такой же белоснежной бородой, расплылось в улыбке. У него хватило сил поднять руку и протянуть ее сыну.
— Расскажи мне про Саскию.
— У нее все хорошо, и она просила передать, что очень тебя любит, отец. Она бы приехала к тебе, но дети…
— Ты хочешь сказать, этот подлец, ее муженек, не отпускает, — проворчал Роберт. — Какие новости?
— В Англии сменилось правительство. Пиль подал в отставку, и премьер-министром стал лорд Мельбурн.
— И это ты называешь новостью? Расскажи мне про компанию.
— Случилось то, что мы и предполагали, отец. — Мартин присел рядом с ним. — Торговая монополия Ост-Индской компании отменена. И уже появились независимые купцы, которые посылают корабли в Бомбей, Калькутту и Сингапур.
— И дальше на восток? — спросил Адриан.
— Да. В Кантон.
— И, конечно, дальше на север, — предположил Роберт Баррингтон.
— Об этом сведений у меня нет, отец. Пока нет.
— Но мы-то с вами знали, что когда-нибудь этот день настанет. Садись и ты, Адриан. Нам предстоит расширить дело.
Мартин с интересом ждал продолжения. У Дома имелось два центра: в Нанкине и в устье реки, в Шанхае, и с его точки зрения в третьем пока не было необходимости, но в конце концов он всего лишь младший партнер.
— Мы хотим, чтобы ты поставил склад в Уху.
Брови Мартина поползли вверх: Уху находился всего в сотне миль от Нанкина вверх по реке.
— Мы считаем, что для будущего нашего Дома важно контролировать всю Янцзы, — пояснил Адриан. — Особенно с учетом привезенных тобою новостей.
— Но в таком случае лучше начать с Ханькоу.
— Мы поставим новый склад в Уху, — отрезал Роберт. — Это центр района к югу от Янцзы, в котором выращивают рис. А рис один из наших главных товаров. Но что еще важнее, там нас примут с распростертыми объятьями. Помните, я рассказывал о маньчжуре, который спас мне жизнь, ох, почти пятьдесят лет тому назад?
— А, управляющий в Кантоне, — вспомнил Мартин. Он часто слышал эту историю. — Которому ты в свою очередь спас жизнь?
— Вот-вот, его зовут Хуэйчжань. Его сын, Хуэйчжэн, только что назначен управляющим в южной Аньхой. Он разместил свою резиденцию в Уху. Самое время и нам обосноваться в этом городе.
Мартин понимал отца: даже Дом Баррингтонов при расширении дела, да и собственно во всей своей торговле, полностью зависел от воли местных маньчжурских чиновников, а управляющий являлся важной персоной. Но все-таки обидно снова уезжать сразу после возвращения из поездки, длившейся несколько месяцев. Однако Роберт Баррингтон не любил откладывать дело в долгий ящик.
— Ты так скоро уезжаешь, — надула губки Чуньу. Недавно ей исполнилось двадцать восемь, и фигура ее уже начала расплываться. Ее подарили Мартину, когда ему было восемнадцать, а ей не исполнилось и шестнадцати. Тогда Мартин не подозревал, как дороги они станут друг для друга. Забеременей Чуньу, и он скорее всего женился бы на ней. Но в этом ему несомненно повезло. Как бы забыв о своем пестром прошлом, Роберт Баррингтон к старости превратился в ревностного блюстителя «правил приличия» (по-китайски — «ли»), а по китайским понятиям непозволительно жениться на рабыне. Поэтому Роберт надеялся, что Мартин последует примеру старшего брата и найдет невесту в Сингапуре или Калькутте. Адриан же, которого в юности тоже одарили любовницей, не скрывал, что женитьба никоим образом не может повлиять на сложившийся домашний уклад, — еще одна причина явных страданий Джейн.
В отличие от брата Мартин был неспособен посвящать кого-либо в интимные тайны своей жизни, при том даже, что его любовь к Чуньу ограничивалась телесным удовлетворением, которое она ему давала. Вот и теперь, услышав голос Джейн в соседней комнате, Чуньу испуганно выпрыгнула из его постели.
Мартин накинул халат и вышел в гостиную, где его ждала золовка.
— Прости за вторжение. — На ее бледных щеках выступили розовые пятна.
— Я всегда рад тебя видеть.
Джейн подождала, пока не удалилась принесшая поднос с чаем служанка, встала и бесцельно зашагала по комнате.
— Я надеялась, что ты несколько недель побудешь дома.
Мартин пригубил чай.
— Я и сам надеялся. Но дело есть дело. — Он взял ее за руку и усадил рядом с собой. — Скажи мне, что тебя тревожит, Джейн.
Не отрываясь, она несколько секунд смотрела ему в глаза, затем встала и покинула комнату — так же внезапно, как и пришла. Он вдохнул оставшийся в воздухе ее запах.
— Она метит тебе в любовницы. — В дверях, ведущих во внутренние покои, возникла Чуньу.
Мартин ответил ей изумленным взглядом, впрочем, свое удивление он тут же постарался затушевать напускным гневом.
— Больше ничего тебе в голову не пришло?
— Я знаю, что у женщин на уме, — ответила Чуньу.
Подобно бывшей императорской столице, Уху раскинулся на правом, южном берегу реки, и так же, как и Нанкин, его окружала высокая стена. По размерам вдвое меньше Нанкина, город располагал таким же предместьем из стоящих на якоре сампанов — по меньшей части торговых, а по большей просто плавучих домов, в которых всякий мог найти себе развлечение по душе, — от публичных домов и игорных притонов до обыкновенных закусочных.
После подавления восстания Белых Лотосов здесь, как повсюду в маньчжурском Китае, царили мир и благоденствие, по крайней мере для тех, кто служил правительству и подчинялся законам. Поддержание этого спокойствия и составляло главную заботу управляющего, который подчинялся лишь вице-императору. Провинция Аньхой занимала обширную территорию, и в административных целях ее разделили на две части; Мартин воспрянул духом, когда по приезде в Уху узнал, что управляющий южной половиной провинции Хуэйчжэн в настоящее время находится в городе.
Маньчжур оказался маленьким подвижным человечком с суетливыми манерами и с подчеркнутым осознанием исполняемого долга, что встречалось редко и в то же время внушало доверие. Большинство должностей на государственной службе у маньчжуров передавалось от отца к сыну (свой пост Хуэйчжэн наследовал от Хуэйчжаня); тем самым маньчжурская правящая элита была избавлена от сдачи наиболее изнурительных государственных экзаменов, таких как написание «пяти сочинений», и подъем в высшие слои чиновничества не составлял для них особого труда. Вместе с тем от поколения к поколению все явственнее вырисовывалась тенденция к снижению работоспособности и эффективности управления, это продолжалось до тех пор, пока не находился предлог для смещения какого-то должностного лица и пожалования его поста другой семье. После этого весь цикл начинался заново.
Хуэйчжэна окружали секретари, которых он гонял с бесконечными распоряжениями, успевая в то же время просматривать многочисленные свитки — в основном прошения, поданные в надежде найти справедливость.
— Мартин Баррингтон! — с видимым удовольствием воскликнул он. — Какая честь для меня! — Жестом маньчжур пригласил Мартина сесть, оценивающе проследил за слугами Баррингтона, вносящими один за другим сундуки с подарками, и затем внимательно выслушал англичанина. — Дом Баррингтонов в Уху! Я думаю, это предложение будет встречено с пониманием. Я представлю ваше прошение вице-императору. Вы отобедаете со мной, Баррингтон.
Хуэйчжэн жил в удивительно скромном доме, что свидетельствовало о его честности; большинство правительственных чиновников рассматривало стяжательство — путем вымогательства у просителей максимально возможной суммы — как дело более важное, нежели вершение правосудия. Жену Хуэйчжэна Мартин так и не увидел, их встретили лишь дети — два мальчугана и девочка.
