Лайош Мештерхази - В нескольких шагах граница...
«Пропали!» – мелькнуло у меня в голове. И, как это часто бывало со мною в такие минуты, я отчетливо представил себе наше положение. Преследователи выставили на шоссе патруль, рассчитывая, что, если мы еще задержались в Татабанье, то непременно попытаемся ночью бежать, и они нас ждали.
Я уже приготовился услышать окрик: «Стой!» – и щелканье затвора винтовки, когда, вскинув ее к плечу, загоняют в ствол патрон…
– Подождите, пока за нами погонятся, и тогда бегите! – быстро прошептал дядя Йожи.
Смысл его слов дошел до меня лишь в то мгновение, когда он отскочил и дернул за руку брата Белы:
– Пошли!
Они перескочили через канаву, и вот уже один из них на шоссе, а другой в мгновение ока вырвался из желтого луча прожектора. По каменистой дороге застучали шаги людей, бегущих назад, в Татабанью. Раздались нестройные выкрики: «Это они!», «В погоню!», «Стой!» «Правда, они?» «Да, я их видел, узнал».
Луч прожектора скользнул вслед бегущим. Громко затрещав, помчался мотоцикл. И тут же хлопнул выстрел, потом еще два, один за другим. Впрочем, стрелявшие не попали в цель. Дядюшка Йожи свернул влево, а брат Белы снова бросился в лес. Мотоцикл остановился метрах в трехстах от нас, мы видели, как соскочили с него черные силуэты и побежали в двух направлениях. Снова лес загудел от выстрелов, снова раздался злобный окрик: «Стой!», брань и снова: «Стой!»
К Беле первому вернулось присутствие духа. Он быстро поднялся с земли и со всех ног пустился к шоссе. Я – за ним.
Что будет с нами?
Мы изо всех сил бежали по обочине, чтобы не производить шума. Лишь отдалившись на добрые двести метров – отсюда до преследователей уже не могли долетать звуки, – несколько умерили бег.
– Я спокоен и за брата и за дядю Йожи! – сказал Бела. – Их не поймают. А если поймают, они как-нибудь вывернутся. И не из таких положений выходили.
– Да… – Хотя я и вздохнул наконец с облегчением после только что пережитой передряги, но заглушить тревогу за друзей не мог. Ведь, чтоб спасти нас, они рисковали жизнью.
– А вдруг их убьют?
– Да что ты! – утешал меня Бела. – Ведь ночь. Цель движущаяся. – Однако голос его дрогнул, и до самой Банхиды он больше не проронил ни слова.
Край неба начал светлеть, когда мы наконец добрались до Банхиды. Мы остановились отдышаться у деревенской околицы и пошли дальше, услыхав тарахтенье поезда из Папы. Станцию разыскать не составляло труда, мы пришли туда одновременно с поездом и постарались затеряться в толпе увешанных узлами и корзинами торговок и рабочих, спешащих в Ач и Комаром. Ждать нам пришлось недолго, скоро прибыл поезд из Татабаньи. Мы устроились в тамбуре переполненного вагона. Бояться было нечего, здесь наши фигуры наверняка не привлекут сыщика. Среди торговок нас искать не станут. Должно быть, сыщики теперь тщетно рыщут по нашим ложным следам. Наши спасители убежали в разные стороны. Пентек – судя по голосу, это был он, – думал, конечно, что узнает Белу, ведь братья были очень похожи. Ну, тогда жандармы потеряют добрых несколько часов, если не дней на то, чтобы искать нас в Татабанье и в окрестных лесах! А мы до тех пор – о-о!.. И снова мы обрели уверенность.
В Алмашфюзитё нас постигло небольшое разочарование: выяснилось, что нужный нам пригородный поезд ходит дважды в сутки – утром и вечером – лишь по базарным дням, в другие дни – один раз. Нам пришлось бы ждать его до полудня.
– Как далеко отсюда до Шюттё? – спросил я местного жителя.
– А, – махнул он, – здесь это, рядом!
Пойдем пешком!
Шли туда и другие. Мы с Белой из предосторожности разделились. Он шагал впереди и вступил в разговор с двумя женщинами; метрах в пятидесяти за ним Следовал я, сам по себе. Мы шли довольно быстро. Вдали виднелась деревенская колокольня, и я подумал, что это и есть Шюттё. Оказалось, не Шюттё. Мы миновали еще одну деревню.
«Здесь это называется „рядом“! – думал я. – Дорога, как видно, не близкая». Солнце взошло и теперь било прямо в глаза, стало жарко. Я снял куртку, а потом и пиджак. И, хотя мы чувствовали себя как будто бы в безопасности, все же не переставали внимательно следить за дорогой – не покажется ли откуда-нибудь человек в форме.
Уже было больше восьми утра, когда мы увидели наконец на берегу Дуная довольно большую деревню. На наше счастье, брат Белы, словно предвидя, что с нами будет, подробно описал, как выглядит уединенный домик старого рыбака. По этому описанию мы и узнали его. Это был крохотный хутор, какие тысячами встречаются у Дуная, в Эстергоме, в Нергешуйфалу. Правда, он выглядел довольно приветливо. С трех сторон его окружал сад, вход был со стороны реки, неподалеку от берега покачивалась на волнах привязанная лодка.
Нас встретила сморщенная старуха с заплаканными глазами в черной одежде. Мы спросили, здесь ли живут Нергеши, она кивнула: да. Когда мы спросили ее о муже, она затряслась от рыданий и с трудом выговорила: «Убили. Ночью».
Даже сейчас любой поймет, какое это большое, невероятно большое несчастье, а подумайте, что мы могли сказать тогда. Мы словно оцепенели, и лицо мое окаменело от ужаса. Мы не знали, плакать или ругаться… Разум отказывается служить в такую минуту…
А старуха, рыдая, рассказала нам всё.
Накануне, немногим позже того, как брат Белы ушел от них, на Нергешей налетел начальник сельской заставы с сержантами. Старик чинил перед домом невод. Произошел следующий разговор:
«Не видели вы кого-нибудь подозрительного, отец?»
Старый рыбак, не отвечая, продолжал чинить сеть.
«Если видели и притворились слепым, не пришлось бы вам пожалеть!»
«Я просил бы вас, господин старший сержант, оставить меня в покое! Чем погрешил я против закона? Пожалуйста, вот я весь перед вами! Не согрешил? Тогда оставьте меня!»
Старший сержант уселся рядом со стариком на скамеечку.
«Слушайте меня внимательно!.. Раньше или позже, но они вернутся сюда, на берег Дуная. Они хотят перебежать, им нельзя иначе, понимаете? Если они случайно появятся здесь, вы можете поймать свое счастье, да и мы тоже! Знаете, что такое двадцать пять тысяч? Сколько раз вам придется опустить да поднять тяжелую сеть за такую уйму денег?»
«Да хоть бы я надорвался, таская сеть, и тогда мне не надо денег Иуды!»
«Деньги Иуды, деньги Иуды! Что вы там мелете? Часть получили бы вы, часть поделили бы мы на заставе. Подумайте!»
«Торгуйтесь с другими, господин старший сержант, но не со мной. Я всегда поступал по закону. Но коли ночью ко мне кто постучит и попросит приютить, помогу чем смогу. Я не доносчик, никого не выдам!»
«Посмейте только не сообщить!»
«Лучше с чистой душой томиться в темнице, чем жить на воле, среди людей, с камнем греха на душе».
«Слушайте, да вы идиот!»
«Лучше быть идиотом, чем язычником. Или вы не знаете, что сказал Спаситель? Кто на ближнего своего говорит „рака“, иначе говоря – идиот, тот уже убил… Да ведь и ружье у вас на плече!»
Старший сержант пришел в бешенство.
«Черт!.. – И он, вскочив, стал ругать рыбака. – Он еще учит меня, старый жулик, рыбий живодер, контрабандист проклятый, он меня учит, слышите! Да знаете ли вы, с кем говорите?»
«С нехристем, который в доме моем имя нечистого поминает».
«Ну, ну! Придержите-ка язык за зубами, а то не видать вам своего дома!»
«Коли за тем пришли, делайте свое дело, а нет, так я уж сказал: оставьте меня в покое!»
Старший сержант, взяв себя в руки, в раздумье смотрел на старика. Охотнее всего он отвесил бы ему оплеуху или в самом деле арестовал для поддержания своего престижа. Но он не имел на арест законного права, а кроме того, так соблазнительны были двадцать пять тысяч крон. Сержант сговорился уже со всеми рыбаками в округе, только этот один не поддавался. И кто может знать: вдруг как раз в этом месте ускользнет из его когтей добыча. А великое было бы счастье, ох, великое, если бы на его участке схватили беглецов. Он решил так охранять берег, чтоб даже ласточка не могла пролететь.
«Слушайте, слушайте! Двадцать пять тысяч крон! Подумайте еще раз!»
Старый рыбак встал, бросил сеть и пошел в дом, чтобы положить конец разговору.
«Я сказал вам, торгуйтесь с другими, с теми, у кого вы взятки берете за контрабанду, да с теми, кому за одну-две жирные рыбины дозволяете браконьерство. – Старик был очень зол, ему надоел этот разговор».
Старший сержант побагровел.
«Ну ладно, об этом мы еще поговорим! – Он дернул ружейный ремень и, твердо шагая, ушел…»
В тот же день вечером начала подниматься вода в Дунае. Проливные дожди, прошедшие несколько дней назад в Альпах и Карпатах, достигли и этих мест. Уровень воды в реке поднялся совсем немного, но и этого было достаточно, чтобы растревожить рыб. В сумерки старик сел в барку попытать счастья. Он решил наловить рыбы и в то же время спустил на воду лодку для того, чтобы на другой день все было наготове для нашего ночного путешествия и какая-нибудь случайность не застала бы нас врасплох. Улов обещал быть хорош, и старик решил остаться на реке до утра.
