Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта
Наполеоновскому маршалу, графу Гувьон Сен-Сиру, между прочим, одолевшему Витгенштейна у Полоцка 7 августа 1812 года (за это сражение он как раз и получил маршала), принадлежат четырёхтомные мемуары «Memoires pour servir à l’histoire militaire».
И в них (а именно — в третьем томе) автор, в частности, приводит реальные примеры того, как русские партизаны нападали не только на обозы неприятеля, но даже и на собственные отступающие войска.
Страшные слова!
Да, партизанских отрядов было тогда множество (в одной Смоленской губернии не менее пяти десятков), и были они разные; может, некоторые из них и напоминали порой разбойничьи шайки — кто знает?!
Я лично об этом судить никоим образом не берусь и не решусь! Но не упомянуть мемуаров наполеоновского маршала Гувьон Сен-Сира и сообщаемых там фактов касательно некоторых особенностей партизанской войны, мне кажется, нельзя.
А возможно, кстати, было и так, что граф Гувьон Сен-Сир принял за партизанский отряд одну из разбойничьих шаек, коих тогда развелось немало. Как же ему было отличить партизан от разбойников — ни те, ни другие ведь форменной одежды не носили!
Так что граф Гувьон Сен-Сир вполне мог и ошибиться, не разглядеть, кто есть кто.
А вот что совершенно очевидно для меня в связи с темой «Партизаны и мародёры».
На абсолютной этической высоте находились в 1812 году (в первый, добородинский период военной компании) отряд четырёх братьев Лесли, по сути — самых первых ополченцев той войны, и летучий корпус, который возглавлял генерал-адъютант, барон Винценгероде и два его заместителя — полковник Александр Бенкендорф, именно за партизанские заслуги свои и произведённый в генерал-майоры, и ротмистр Сергей Волконский, также потом ставший генерал-майором.
Последние были не просто храбрейшие, но ещё и честнейшие штаб-офицеры (твёрдость их моральных принципов была необычайно высокой пробы): настоящие винценгеродовцы. Да, впоследствии их пути решительно разошлись и даже как будто в диаметрально противоположные стороны. Но каждый из них в русле своих идей и действий всегда оставался самым несомненным рыцарем, прошедшим в своё время (а именно — в опаснейшем 1812 году) партизанскую выучку у Винценгероде.
Вообще, нам ещё не раз придется говорить о рыцарстве, как о том реальном механизме, который определял едва ли не все помышления и действия генерал-адъютанта, барона Фердинанда Фёдоровича Винценгероде.
Надо всё же признать, что великим полководцем барон всё-таки не был, хотя дрался весьма удачно, но он был великим человеком.
Делая успешную карьеру, Винценгероде одновременно проявлял свой высокий патриотизм. То был совершенно искренний патриотизм по отношению к стране, вступившей в единоборство с поработителем Европы Бонапартом.
А монарх этой страны был не только патроном Винценгероде, но и другом его, что ещё более усиливало ту ответственность и ту самоотверженность, с коими барон сражался в 1812 году, ловя вражеских курьеров, убивая мародёров и перерезая вражеские коммуникации. Он буквально рассеивал вокруг себя патриотизм, стойкость, воинственность, побуждая смолян к противостоянию нагрянувшим захватчикам.
Так что императору Александру Павловичу явно не пришлось жалеть, что он назвал Винценгероде личным своим другом, коему он особо и безусловно доверял.
Глава вторая. Генерал-адъютант Винценгероде и российское дворянство в 1812 году
Итак, 12 октября (по другим сведениям, 13-го) подполковнику Энгельгардту объявили приговор. 15 октября он был расстрелян, уже перед самой казнию в очередной раз отказавшись от предложения перейти на французскую военную службу.
Примерно в эти же самые дни был совершен на Руси ещё один рыцарский подвиг.
9 октября неустрашимый генерал-адъютант Винценгероде — он, кстати, в этот день был награжден орденом святого Александра Невского — решительно приблизился к самой Москве (до того его отряд закрывал дорогу неприятелю на Петербург).
Винценгероде ввязался в кавалерийскую стычку между Петровским замком и Тверскою заставой, опрокинул французов и взял в плен 400 человек. А 10 октября он дерзко проник в город, хотя и был предупрежден об крайней опасности этого дела. Он и сам знал об опасности, но ему сообщили, что французы сделали подкопы в Кремле и собираются его взорвать. Этого пылкий генерал-адъютант допустить никак не мог. И ринулся в самый центр города, спасать святыни, мощи похороненных там угодников.
Но были у Винценгероде тут ещё дополнительные соображения. Основные силы неприятеля уже покинули Москву, но там оставался ударный отряд. Вот Винценгероде и хотел усыпить его бдительность, отрезать ему путь отступления.
Так или иначе, он в сопровождении трубача и своего адъютанта дерзко поехал прямо к генерал-губернаторскому дому на Тверскую, где и был арестован, ибо французы отказались признавать в нём парламентёра.
Сей благороднейший порыв, сей романтический подвиг во славу спасения российских святынь мог закончиться трагически для Винценгероде, но уже 21 октября Кремль был отбит казаками.
Этот поистине бесстрашный человек был истинным рыцарем партизанской войны, не зря Наполеон столь люто ненавидел его.
Не могу тут не провести одной грустной, но неизбежной параллели.
Барон Фердинанд Винценгероде, представитель древнего германского рода, не мог вытерпеть даже мысли, что Кремль может быть взорван, и ринулся спасать от истребления русские святыни.
А по приказанию императора Наполеона некоторые оставшиеся в Москве жители сняли золочёный крест с кремлевской колокольни Ивана Великого, конную статую Петра — с купола здания Сената в Кремле, золочёных орлов — с Сухаревской башни и здания почтамта.
Жестокие факты, но их не отринешь. Немец оказался большим патриотом, чем коренные москвичи! Что тут скажешь… Только то, что столь нелюбимый Денисом Давыдовым барон Винценгероде оказался истинным героем земли русской.
Да, вот ещё совсем маленькая, но существенная, как мне кажется, справка.
По данным Александра Христофоровича Бенкендорфа, только за время пребывания французов в Москве отряд Винценгероде захватил в плен более 12 000 человек: мародёров, фуражиров, курьеров и кадровых неприятельских солдат.
ПРИЛОЖЕНИЕ ПЕРВОЕ. БАРОН (запись устного рассказа графа Александра Христофоровича Бенкендорфа)Хочу вам поведать, государи мои, что некоторые чиновники полиции, вышедшие из Москвы, переряженные, ходили в неё и приносили разные известия барону Винценгероде. И однажды они уведомили барона, что Наполеон намерен взорвать Кремль.
Оставшись после ужина один на один с бароном, я с ужасом сказал ему, что взрыв Кремля, где покоятся мощи святых угодников, поразит отчаянием всю Россию, привыкшую почитать святыню Кремля своим Палладиумом.
Сердце генерала вспыхнуло; он изменился в лице.
«Нет, Бонапарт не взорвёт Кремля, — вскочив со стула, вскрикнул он. — Я завтра дам ему знать, что если хотя одна церковь взлетит на воздух, то все попавшиеся к нам французы будут повешены».
На другой день барон сам въехал в оставленную Наполеоном Москву, был схвачен и потом избавлен от назначенной ему смерти удальством казака Дудкина.
Кажется, я не обманываюсь, полагая причиной, пусть и безрассудного, удальства барона Винценгероде наследственную запальчивость его рыцарского характера, которая затмила в уме его всё, кроме мысли, что спасением Кремля от взрыва он спасёт русских от уныния и сохранит им их святыню.
Любовь и благодарность к нашему государю и отечеству почти равнялась в нём с ненавистью к Наполеону и французам, разорившим его родину и лишившим его самого родовых прав и достояния.
Непримиримый враг революции и её приверженцев он, как я слышал от адъютанта его Льва Нарышкина (они были вместе в плену), сказал в глаза Бонапарту: «Я служил всегда тем государям, которые объявлялись вашими врагами, и искал везде французских пуль».
ПРИЛОЖЕНИЕ ВТОРОЕ. ВИНЦЕНГЕРОДЕ В ПЛЕНУ (запись устных рассказов и высказываний князя Сергея Волконского)Наполеон подъехал к барону Винценгероде и раздраженно сказал ему: «Неужели я буду вас встречать везде, где война против меня? Что это за личная вражда? Это таким бездельникам, как вы, мы обязаны тем, что пролито столько крови. Вам мы обязаны всеми жестокостями, совершёнными раздражённым против нас населением. Разве вы забыли, что вы мой подданный? Вы подданный Рейнской конфедерации, следовательно, вы мой подданный. Расстрелять его! Расстрелять! Или лучше пусть произведут над ним суд и потом в 24 часа расстреляют».
Потом император обратился к Нарышкину, который был арестован вместе с бароном Винценгероде: «Зачем вы служите этим иностранцам? Вы русские — хорошие люди, я вас уважаю, но бездельники, как этот…»
