Бернар Клавель - Свет озера
— Я вам подружку привел.
— Но где же вы ее нашли?
— А я и не находил, это я вам в подарок. Чтобы вы поскорее поправились.
Так как перепуганная коза начала метаться по комнате, пришлось отвести ее в конюшню. Когда Бизонтен вернулся в дом, Мари сидела на краешке лежака. Он неуклюже встал перед ней и пытался отыскать в уме подходящие слова. Оба они были смущены. Однако внутренний голос подсказывал Бизонтену: «С чего это у тебя такой вид? Уж что-что, а насчет поорать и поболтать ты первый мастер, неужто ума совсем решился, что не знаешь, что сказать?»
Вытащив из мешка кочан, он стал объяснять Мари, как нужно хорошенько разбить колотушкой капустные листья, чтобы приготовить из них припарку. Под изумленным взглядом молодой женщины он сделал сам все, что положено. Наложив повязку на щиколотку Мари, он поднялся и буркнул:
— Вот и готово. Пойду к нашим в лес.
Он уже шагнул было к двери, но Мари вдруг окликнула его каким-то совсем другим, незнакомым ему голосом:
— Бизонтен… Мне хочется вас поблагодарить.
Он обернулся и увидел, что она поднялась с лежака и стоит, опершись на костыль. Он приблизился к ней.
— Только будьте поосторожнее с костылем.
— Можно мне вас поцеловать? — спросила Мари.
Он нагнулся. Она поцеловала его в обе щеки, но, когда он попытался привлечь ее к себе, она отшатнулась. И сказала, покраснев до ушей:
— Не мешало бы вам почаще бриться.
— Прошу прощения, — пробормотал он.
Мари снова присела на ложе. Их обоих охватило все то же смущение, но вдруг они разом расхохотались, потому что Леонтина, опершись на поленце как на костыль, начала бегать вокруг стола, прихрамывая на манер Мари и распевая во все горло:
— Кыль, кыль, мой костыль! Кыль, кыль, мой костыль!
Бизонтен сгреб девочку в охапку, расцеловал ее и обозвал болтушкой.
— Вот если будешь умницей, пока мама болеет, я тебе настоящую куклу смастерю.
Леонтина послушно вернулась на свое место у очага, куда Бизонтен подкинул дров, и, когда снова подошел к Мари, она спросила его взволнованным голосом:
— Вы помните Матье Гийона?
— Конечно же, возчика из Эгльпьера. Помню…
После короткого молчания Мари сказала еле слышно:
— Так вот, он с нами не из Лявьейлуа ехал.
— Я так и думал, — отозвался подмастерье. — Дети о нем ни разу не вспоминали. Откуда же тогда этот чертов парень взялся?
Мари снова смутилась. Возможно, раскаялась в своих словах. Но так как Бизонтен не отставал, она ответила уже шепотом и очень быстро:
— Он могильщик из Салена… Чумных хоронил… Я должна была вам это сказать.
Бизонтен выслушал ее рассказ о том, как этот человек присоединился к ним, и, когда она окончила свое повествование, он вздохнул.
— Я был уверен, что он нас оставил, потому что боялся навлечь на нас беду.
— А тогда зачем же он приходил? — спросила Мари.
Бизонтен вспомнил честный взгляд возчика. Вспомнил он также, что дважды новоприбывший пытался завести с ним задушевную беседу и что он сам, Бизонтен, старался этому помешать, не подозревая, о чем идет речь. Нет. Тогда Бизонтен считал, что здесь речь идет о какой-то тайне, одинаково касающейся и Гийона и Мари.
— Знаете ли, — начал он, — каждый из нас может поддаться минутной слабости, да вовремя спохватиться… Хочу только надеяться, что обратно в лес он не вернулся. Глупо было бы с его стороны шутки шутить со смертью. И так она всегда приходит слишком быстро.
Бизонтен подошел к столу. А все тот же внутренний голос, уже смягченный смехом, твердил ему: «Если я этого парня когда-нибудь найду, уж я позабочусь, чтоб ему было что в глотку влить». Эта мысль на минуту принесла с собой облегчение, но ему будто кто-то на ухо шепнул, что возчик из Эгльпьера пошел на смерть. «Что за глупость такая — вернуться во мрак, когда перед тобой дорога, ведущая к свету?»
Обернувшись к Мари, он сказал:
— Когда у человека в душе тайна, правда ведь, трудно ее при себе держать?
Мари чуточку смутилась, и Бизонтен поэтому поспешил добавить:
— Если мне какой человек по сердцу, так и тянет все ему выложить. Всем с ним поделиться. Так вот, я тоже сейчас вам одну тайну открою… Помните Мане, так это я самолично заставил его от нас уехать.
Он рассказал, как той ночью схлестнулся с толстяком, и добавил, с трудом выдавливая слова, застревавшие в горле:
— Так что вы видите, это я вроде бы в ответе за его смерть.
Слышалось только потрескивание дров в очаге да мурлыканье девчушки, снова взявшейся баюкать свою куклу; когда молчание стало чересчур тягостным, Бизонтен пробормотал:
— Рано или поздно должен был я об этом кому-нибудь рассказать, но рассказал только вам. Только вам одной, Мари.
26
Четверо мужчин продолжали работать в лесу. Да, да, четверо «мужчин», потому что Бизонтен окрестил малыша Жана Гроза Лесов из Франш-Конте. И дело спорилось, недаром оставалось совсем немного до конца холодов, а дни стояли короткие, хотя до краев наполненные трудами. Не желая терять зря драгоценного времени, они утрами, собираясь в лес, вместо обычного завтрака хлебали густую похлебку. Потом обихаживали лошадей и отправлялись на работу при первых проблесках зари. И трудились не разгибая спины до самой ночи. Дома они доделывали не доконченные Мари дела по хозяйству, потом ужинали сытно и сразу заваливались спать, сломленные усталостью. Очищенные от сучьев стволы они свозили на роспусках, запрягая Бовара в паре с трехлеткой кузнеца, крепкой и выносливой лошадкой по кличке Рыжуха. Пара и впрямь получилась не только работящей, но и сильной, чтобы преодолевать все неровности почвы, особенно в подлеске. На оставшуюся после угольщиков выжженную площадку мужчины аккуратно укладывали стволы. А сучья, срезанные с деревьев, они сносили в кучу к дороге вместе с хворостом, заготовленным Жаном и связанным дядюшкой Роша.
Каждый понедельник приезжал к ним мастер Жоттеран. Его приезда и обычно-то ждали с нетерпением, но сейчас они надеялись, больше, чем всегда, надеялись, что он привезет им весть о костоправе. И ожидание было недолгим. Не прошло и двух часов, как Жан крикнул:
— Смотрите-ка, смотрите! Вон его тележка.
Все бросились к уступу скалы, куда уже взобрался мальчуган. И верно, это оказалась тележка Жоттерана. Бизонтен дружески пожурил мальчугана:
— Чего это ты здесь делаешь, Гроза Лесов?
— Я услышал, как он кнутом хлопает, — гордо заявил Жан. — Разве бы иначе я бросил работу?
Обычно к хижине спускался один только Бизонтен, но, когда он уже шагнул на тропу, Пьер заметил:
— Да он не один.
Они всматривались, но за густой завесой кустарника не могли на таком расстоянии разглядеть лиц.
— Ладно, — сказал Бизонтен, — чую, что вас любопытство разбирает. Пойдемте-ка все вместе.
На месте остался только один кузнец.
— Ноги-то у меня немолодые, — заявил он. — Ежели гость захочет меня видеть, сообразит, где я. Но думается мне, что это не гость, а гостья, а раз так, она не уедет, прежде чем мы с ней не расцелуемся.
Бизонтену тоже подумалось, что это, может, приехала Ортанс, и он с трудом удержался, чтобы не броситься со всех ног по примеру Жана. Поэтому он пошел с Пьером, шагал не торопясь рядом с ним, а про себя думал: «С какой такой стати ты чуть не поскакал сломя голову, чтобы увидеть благовоспитанную барышню, которая на тебя и не глядит-то. Смотри, Бизонтен, слишком на нее не заглядывайся! Сам же знаешь, что каждый раз, как на нее поглядишь, кажется, будто ты прямо на солнышко смотришь!»
Они подошли как раз тогда, когда тележка остановилась у конюшни. Ортанс уже подхватила на руки Жана и открыла дверь в хижину. Мастер Жоттеран жестом остановил мужчин. Выражение лица у него было напряженное, взгляд хмурый. Он отвел их в сторону и сказал:
— Оставим их одних на минутку с Мари и детьми. — После мгновенного колебания он добавил полушепотом: — Тетку ее похоронили позавчера.
— У, черт! — присвистнул Бизонтен. — Бенуат д’Этернос померла?
— Да. Упала на пол как подкошенная. Когда хотела встать с постели. Ортанс и цирюльник были рядом. Мюре ей тут же кровь пустил, но у нее уже один бок совсем заледенел. А барышня ваша хоть бы слезинку пролила. По-моему, это хуже всего! Она попросилась приехать со мной сюда, я посоветовал ей захватить свои вещички! Пусть поживет несколько дней с Мари и со всеми вами, ей не так тяжело будет.
— Мы за ней приглядим, — пообещал Бизонтен. Он испытывал одновременно печаль и радость, которую всячески старался в себе подавить, радость глухую, какую-то дикарскую при мысли, что Ортанс снова с ними.
Они вошли в хижину. Пьер и Бизонтен поцеловали Ортанс, и губы ее сморщила улыбка — казалось, улыбка эта говорила: «Спасибо вам, вы все очень, очень хорошие, но чем же вы можете мне помочь?» Она осведомилась о кузнеце и заявила, что сейчас же сходит к нему. Они нарочно замешкались, чтобы пропустить ее вперед, но потом Жоттеран пожелал посмотреть, как идет рубка леса, и они пошли с ним.
