Бернар Клавель - Свет озера
Мурлыча песенку, она ходила взад и вперед по комнате, потом протянула младенца Пьеру, и тот взял его осторожным движением. Потом взглянул на Бизонтена, и тот сразу вспомнил день, когда намекнул на то, что, может быть, стоило дать Клодии выпить настойку из трав, вызывающую преждевременные роды. И понял, что Пьер тоже вспомнил об этом, но вспомнил без малейшего злопамятства. Бизонтен подошел к нему и сказал:
— Клодия была права, у него глаза цвета озера в яркий солнечный день.
— Он же маленький гражданин кантона Во, — засмеялся в ответ Пьер. — Но он также и маленький гражданин нашего Франш-Конте.
— А я уже вижу его на самом верху крыши, — отозвался плотник.
— Ну, ты у нас всегда был чуточку не в себе.
Оба громко расхохотались. В этот миг ничто не могло омрачить их радости. Бизонтен подтащил Пьера к окну. Там, внизу, за дорогой и изгородью, меж кривых, покрытых мхом ветвей яблонь, начинала пламенеть сталь озера под ударами ветра. И это был добрый, весь в блестках металл, сталь не сразу сменило золото, медленно переходящее в серебро по мере того, как вставало солнце. Ветер, правда, еще повизгивал в углу крыши, но голос его уже не звучал угрозой.
Так они стояли вдвоем у окна, показывая младенца свету совсем еще новехонького дня, но тут вдруг раздался сердитый окрик Жозефины Гуа, отчего они оба вздрогнули.
— Дайте-ка мне этого котеночка! — крикнула она. — Мать его к себе требует.
Когда они подошли к столу, Мари вручила Бизонтену одного младенца, другого понесла сама и уложила обоих на их лежак. Клодия схватила своего сынка, прижала к груди, а Шакал лизал ей руку, повизгивая от удовольствия. Пьер глядел на эту сцену, еле сдерживая волнение.
— Кстати, — начала повитуха, — вы уже заготовили для него, для вашего молодца, имя?
Они переглянулись, и Мари пролепетала:
— Да нет, так все, ей-богу, неожиданно произошло…
— Надо дать ему такое имя, какие у нас дают, — заметил кузнец.
С минуту все говорили разом, и пришлось Пьеру повысить голос, чтобы они наконец замолчали. Только тогда они услышали слабенький, измученный, взволнованный голосок Клодии:
— Мне хотелось бы назвать его Александром… Александр.
И вдруг перед ними встало лицо Блонделя. Бизонтен видел его лицо, такое светозарное и ясное, и был он уверен, больше чем уверен, что и все остальные тоже видят это лицо.
Наступило долгое молчание, прерываемое только пением ветра да перестуком лошадиных копыт в конюшне. И все эти звуки были звуками мира и жизни.
Неподвижно стоя вокруг кровати роженицы, они переглядывались, вряд ли видя друг друга. Несколько минут они пробыли не здесь, а в иной, неведомой вселенной, куда их позвал тот человек, так часто говоривший им о жизни и смерти. Вспомнив на миг о младенце, которого он только что похоронил, Бизонтен опять, уже в который раз, услышал голос Александра Блонделя, напоминавшего им о страшной тяжести мертвого ребенка и о чудесной тяжести детей, возвращенных к жизни.
И тут только они услышали голоса старика Фонтолье и сбежавшихся соседей-крестьян. Они услышали в ночи стук повозки. Гости нагибались над новорожденным, твердили, что он настоящий красавец, и спрашивали, как его назвали. И голоском, срывающимся от боли и счастья, Клодия повторяла:
— Александром… Звать его Александр.
Ревероль, 8 декабря 1975, Вильнев, 27 декабря 1976.Примечания
1
Ragon, Michel. Bernard Clavel, 1975, p. 72.
2
«Le Monde», 1980, p. 11.
3
Clavel, Bernard. Ecrits sur la neige. Paris, 1977, p. 89.
4
Clavel, Bernard. Le massacre des innocents. Paris, 1970, p. 182.
5
Наркирьер Ф. С. Французский роман наших дней. М., 1980, с. 5.
6
Андреев Л. Г. Французская литература 70-х гг. — «Вопросы литературы», 1980, № 12, с. 138.
