Валентин Лавров - Катастрофа
И вся партийная верхушка весьма тревожилась за свой престол.
В заметках о Ленине, опубликованных в «Правде» 20 июня 1924 года, Троцкий с партийной принципиальностью пишет о нервозности вождя, о его сомнениях в «преданности» красных солдат и матросов.
Ильич настаивал на вызове в Петроград ко дню открытия Учредительного собрания латышских стрелков, ибо «русский мужик может колебнуться в случае чего, тут нужна пролетарская решимость». И он приказал доставить «в Петроград один из латышских стрелковых полков, наиболее рабочего по составу».
Хлебнув пьянящей силы власти, никто не желает расстаться с ней добровольно.
Депутаты заполнили фойе. У всех выходов заняли места караулы, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, обвешанные гранатами, патронными сумками, револьверами.
Чернов встревожился:
— У меня такое ощущение, что нас уже арестовали и всех отправят в Петропавловку.
— Или перестреляют на месте, — добавил Лазарев.
Еще накануне делегаты решили, что право председательствовать по праву принадлежит ему, как старейшему. Теперь Лазарев наотрез отказался:
— Нет, господа, под штыками не могу!
Пока спорили, часы пробили двенадцать — время открытия заседания. Но большевики дали указание матросам никого в зал не пускать — «до особого распоряжения»!
— Пойду выясню, это безобразие надо прекратить! — возмутился темпераментный Марк Вишняк. Он был очень молод и горяч.
— Где наш юный друг замешкался? — волновался Швецов.
Долго пропадавший Марк Вениаминович наконец явился. Его лицо было багряного цвета, а сам разгорячен и гневен.
— До гражданина Ленина не допустили, а Дыбенко наорал на меня: «Подождете!»
— Кто такой Дыбенко? — удивился Швецов.
— Как кто? Нарком по морским делам. Здоровый такой, жгучий брюнет, с цепью на груди. Похож на содержателя бань.
— На этой цепи — золотые часы, награда большевиков за верную службу! — сообщил, как всегда хорошо информированный, Чернов. — Только вот интересно знать, кого большевики ограбили на эти часы. Говорят, Троцкий возит за собой патронные ящики, набитые часами и портсигарами, и раздаривает их наиболее отличившимся головорезам.
Через четыре месяца Павел Ефимович Дыбенко, родившийся в 1889 году в глухом селе Черниговской губернии, будет предан «революционному суду» — за измену родине и необоснованную сдачу немцам Нарвы. Но последует негласное распоряжение Ленина, и этого витязя с цепью из-под стражи и суда освободят.
Поговаривали, что причиной сей милости была слезная просьба генеральской дочки и большевички Коллонтай. Александра Михайловна была семнадцатью годами старше Дыбенко и любила его со всей страстью климаксического возраста…
Прошел еще час, потом другой… Депутаты сникли. Всем хотелось есть и пить, но буфеты в Таврическом не работали. Боевой запал, желание бороться с большевиками за каждую позицию заметно уменьшились.
— Да, Ленин — великий тактик! — покачал головой Чернов. — Он нас победит, даже не появившись на поле битвы.
Но дело было несколько сложнее. Задержка произошла из-за беспорядков на улицах Петрограда. Демонстранты, вышедшие поддержать Учредительное собрание, разгонялись большевиками. В тот момент немногие сознавали, что события, разыгравшиеся вне стен Таврического дворца и вне воздействия большинства, фактически уже предрешили исход столкновения, которому предстояло еще произойти в самом дворце. Перевес реальных сил определил отношение большевиков к Собранию. Некоторые из них принимали непосредственное участие в подавлении уличного движения, разгоне и расстреле демонстрантов.
Тот же Дыбенко описывает: «В 3 часа дня, проверив с тов. Мясниковым караулы, спешу в Таврический. В коридоре Таврического встречаю Бонч-Бруевича. На лице его заметны нервность и некоторая растерянность… Около 5 часов Бонч-Бруевич снова подходит и растерянным, взволнованным голосом сообщает: «Вы говорите, что в городе все спокойно: между тем сейчас получены сведения, что на углу Кирочной и Литейного проспекта движется демонстрация около 10 тысяч вместе с солдатами. Направляются прямо к Таврическому. Какие приняты меры?» — «На углу Литейного стоит отряд в 500 человек под командой тов. Ховрина. Демонстранты к Таврическому не проникнут». — «Все же поезжайте сейчас сами. Посмотрите всюду и немедленно сообщите. Тов. Ленин беспокоится». — На автомобиле объезжаю все караулы. К углу Литейного действительно подошла внушительная демонстрация, требовала пропустить ее к Таврическому дворцу. Матросы не пропускали. Был момент, когда казалось, что демонстранты бросятся на матросский отряд. Было произведено несколько выстрелов в автомобиль. Взвод матросов дал залп в воздух. Толпа рассыпалась во все стороны. Но еще до позднего вечера отдельные, незначительные группы демонстрировали по городу, пытаясь пробраться к Таврическому. Доступ был твердо прегражден».
Верно осведомленная горьковская «Новая жизнь» в номере от 6 января сообщала, что «Совнарком провел в большой тревоге ночь на 5 января. Пришли сведения, что Преображенский и Семеновский полки в своем большинстве решили присоединиться к социал-революционерам и примут участие в манифестации под лозунгами «Вся власть Учредительному собранию», что таково же настроение 2-го Балтийского флотского экипажа… Тревога из Смольного передалась всем правительственным учреждениям. Во все комиссариаты были вытребованы усиленные наряды красноармейцев. Везде установлены были ночные дежурства. До 5–6 часов утра в Смольном и комиссариатах не смыкали глаз». Еще накануне Совнарком предложил «членам мирных делегаций Германии, Австрии, Болгарии и Турции (находящимся в то время в Петрограде) перейти на 5 января в более безопасное помещение, нежели то, в котором они находились».
3
Наконец в четыре часа пополудни истомленных долгим ожиданием депутатов допустили в зал. На улице уже победили большевики: оружие над лозунгами всегда имеет преимущество. Расселись по фракциям.
Ленинцы явились дружной, улыбающейся компанией, под заранее приготовленным плакатом: «Фракция большевиков». Удобно разместились в креслах Коллонтай, Дыбенко, Вера Фигнер, Стеклов-Нахимкес, будущая следователь ЧК Розимирович и другие. Отсутствует Троцкий, он укатил в Брест.
В левой от председателя ложе — Ленин. Он следит умным и напряженным взглядом за всем происходящим. Убедившись, что все идет по разработанному им сценарию, успокоился, откинулся на спинку кресла. Бледные губы кривит ехидная усмешка.
Из рядов большинства поднялся на сцену социал-революционер Лоркипанадзе. Он предложил в председательствующие Швецова.
Тот медленно, старческой походкой взошел на трибуну, налил себе в стакан воду и начал пить. С балкона, где собрались матросы, солдаты и какие-то неизвестные личности, раздались насмешливые крики:
— Пей до дна, пей до дна…
Швецов опустил стакан и недоуменно начал озираться вокруг. Слева, где сидели большевики, послышались истошные вопли: «Вон!», «Самозванец!» Кто-то свистел, кто-то блеял, стучали пюпитрами.
Очевидец свидетельствует: «Беснующаяся, потерявшая человеческий облик и разум толпа. Особо выделялись своим неистовством Крыленко, Луначарский, Степанов-Скворцов, Спиридонова, Камков. Видны открытые пасти, сжатые и потрясаемые кулаки. Заложенные в рот пальцы. С хоров усердно аккомпанируют. Весь левый сектор являл собою зрелище бесноватых: не то цирк, не то зверинец, обращенные в лобное место. Ибо здесь не только развлекались, но и пытали и распинали.
Старейший не перестает действовать председательским звонком и сквозь шум и неистовство объявляет Учредительное собрание открытым. В ту же минуту на трибуне сзади него и рядом появляется ряд фигур. Секретарь ЦИКа, будущий чекист, Аванесов, вырывает из рук Швецова звонок и передает его Свердлову. Тот вторично объявляет заседание открытым. Именем ЦИКа Свердлов «выражает надежду» на «полное признание» Учредительным собранием всех декретов и постановлений, изданных Совнаркомом, и на одобрение собранием декларации «российской социалистической революции», провозгласившей не индивидуальные права человека и гражданина «на свободную эксплуатацию людей, лишенных орудий и средств производства», а коллективные «права трудящегося и эксплуатируемого народа». Это была та самая нелепая «Декларация», которая потом вошла целиком в первую конституцию РСФСР 10 июля 1918 года и которая пятью годами позднее была полностью отброшена тою же советской властью из конституции СССР 6 июля 1923 года.
Из ложи правительства Ленин шлет записку в большевистскую фракцию. И точно по команде поднимается Степанов-Скворцов и предлагает пропеть «Интернационал». Все встают. Поют. У левых и правых свои дирижеры. У социал-революционеров находящийся впереди Чернов, время от времени оборачивающийся лицом к депутатам и широкой жестикуляцией силящийся их вдохновить и увлечь. Поют, однако, далеко не все. На обоих флангах нестерпимо фальшивят. И не только звуки, шедшие как попало, вразброд, «по фракциям», фальшивят…
