Антонин Ладинский - XV легион
Но африканский лев дряхлел. Прошли слухи о том, что возможно примирение, возвращение Тертуллиана в среду вселенской церкви.
Виргилиан узнал о предстоящем приезде Тертуллиана от Прокопия, который был в курсе всех христианских дел. Квинт Нестор навел обещанные справки. Оказалось, что вопрос о примирении не поднимался. Если Виргилиану угодно, то можно было бы пойти в одну из церквей Тертуллиановского послушания и там послушать знаменитого африканца.
Виргилиан и Квинт Нестор встретились в условленном месте на глухой улице Субурры под вечер, у общественного фонтана. Из львиной пасти струйкой изливалась вода в неуклюжую каменную колоду, у которой местные погонщики ослов и мулов поили своих животных. Вдоль стены пробиралась черная кошка. Кое-где в жалких лавчонках горели светильники. Бедного вида люди, ремесленники и бродячие торговцы, возвращались в свои конуры с работы. Не обращая внимания на проходивших, гнусного вида старикашка уговаривал юнца провести с ним ночь и увлекал его в двери подозрительной гостиницы, в каких живут воры и фальшивомонетчики.
– Какие постыдные нравы в Риме! – вздохнул Нестор.
Они направились в ту сторону, где находилась церковь монтанистов, по узенькой, остро пахнущей нужником улице и долго путались по темным переулкам. Наконец Нестор сказал:
– Кажется, это здесь...
За каменным забором виднелись деревья глухого сада. Место было пустынное, заброшенное – пустыри и руины в самом сердце пустеющего Рима. Нестор еще раз напомнил шепотом:
– Ни слова не говори и следи за мной!
Они остановились перед дырой в стене, оглянулись по сторонам и полезли в темноту заросшего бурьяном сада. В глубине стоял каменный амбар, в котором и помещалась церковь монтанистов. И амбар, и сад принадлежали богатому врачу Назарию. Врач подарил их своим единоверцам, за что и получил сан пресвитера.
Гигант-привратник, кузнец по имени Павлий, точно вырос перед ними из земли и мрачно спросил:
– Какое ваше слово?
– Наше слово – рыба, – поспешно ответил Нестор, а Виргилиан подумал, что не хотел бы попасть в лапы к такому чудовищу.
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа... – забормотал Павлий.
– Аминь!
– Проходите, братья! Но вы запоздали. Служение отошло. Сейчас отец беседует с верными.
Они вошли в помещение, полное народу. Почти все стояли, по древнему обычаю, со светильниками в руках. При их трепетном свете можно было разглядеть деревянные балки под крышей и наивную роспись на стенах: пальмы и рыбы, Доброго Пастыря, которого изображал безбородый юноша, несущий на раменах заблудшую овцу. Рядом был изображен корабль в морских пучинах, символизировавший человеческое странствие по бедствиям жизни. Присмотревшись, Виргилиан увидел впереди на возвышении красивого старика, очень смуглого, с лиловым оттенком кожи, как у нумидийцев. Это его слова долетали до них через головы стоявших людей.
Собрание внимало ему с затаенным вниманием. Вокруг было много простых лиц и бедных одежд. Тут были каменщики и поденщики, и Виргилиану даже показалось, что рядом с ним стоят те люди, которых он расспрашивал о гостинице Скрибония. Женщины стояли отдельно, на левой стороне церкви. Человек с черным лицом поднял руки:
– Неужели для того явился в мир Спаситель и был распят, чтобы мы оставались, как вепри, с обращенными к земным нечистотам глазами?
– Это Тертуллиан? – спросил шепотом Виргилиан.
Нестор кивнул головой.
– Как жаль, что мы запоздали...
– Тссс, – остановил его спутник.
– Что же мы видим, дорогие братья и сестры? – продолжал проповедник. – Мы видим христианок, по крайней мере женщин, называющих себя этим святым именем, которые ценят мнение всякого проходящего мимо мужчины, предаются разврату, употребляют белила и румяна, посещают амфитеатры. Для чего они делают свою походку приятной для похотливых взглядов? Зачем они искусственно делаются блондинками только потому, что такова мимолетная мода в Риме, или носят парики из белокурых волос, собственница которых, может быть, погибла на эшафоте за детоубийство? К чему все эти ухищрения и пурпур? Разве Господь не создал бы пурпуровых овец, если находил бы нужным этот цвет для спасения души?
Оратор метал слова в толпу с такими жестами худых рук, точно он, в самом деле, сеял вечные семена в бурю и ветер. Добрый Пастырь нес на раменах заблудшую овцу. Вверху чернели стропила и балки. Иногда слышались вздохи женщин. Виргилиан, потеряв нить диатрибы, с любопытством осматривался по сторонам, стараясь заглянуть в лица соседей, озаренные светом светильников.
Стоявший рядом старик плакал. Виргилиан видел, как по его морщинистому лицу текли одна за другой крупные слезы. Обаяние огромного голоса было необыкновенно. Казалось, что ветер пролетает над стоящими в амбаре. Души трепетали.
– Африканская школа, – оценил Виргилиан манеру Тертуллиана.
Но у него самого сжималось сердце, когда он слушал о страданиях того странного человека, которого распял проконсул Понтий Пилат в Палестине.
– Какая страсть, – шепнул он Нестору, но тот остановил его испуганным взглядом. И вдруг Виргилиан увидел Делию.
Танцовщица, опустив покрывало на лицо, пробиралась к дверям. Виргилиан узнал ее, потому что она почти коснулась его плечом. Делия, танцовщица, исполнительница танца осы – христианка! Он не верил своим глазам. Но это была она. Никакая другая женщина не умела ходить так, едва касаясь земли. Не обращая внимания на недовольство молящихся, он направился за нею к выходу, расталкивая людей. Нестор с испугом обернулся на своего беспокойного спутника, но потом снова обратил взоры на проповедника, стараясь придать лицу растроганное выражение.
Виргилиан догнал танцовщицу на дворе, у черных деревьев.
– Делия! – окликнул он беглянку.
Она прислонилась к стволу дерева и плакала.
– Делия, – повторил Виргилиан, – что с тобой?
– Зачем ты здесь? – злым голосом спросила она. – Что тебе здесь надо?
Ее ресницы трепетали.
– Я пришел посмотреть на Тертуллиана. Но я не думал встретить тебя здесь. И ты христианка?
– Христианка! – ответила она сквозь рыдания. – Не христианка, а последняя потаскушка, площадная плясунья...
Ее голос, этот прелестный голос, который так волновал его на пирах, прервался. Она снова припала к дереву и заплакала как ребенок. А потом, не заботясь об упавшем покрывале, побежала по тропинке.
– Делия! Милая Делия! – кричал ей вслед Виргилиан.
Вслед за нею он вылез на улицу. Привратника не было. Может быть, он ушел в церковь, послушать Тертуллиана. На улице было темно, как в погребе. Увы, не было ни раба, ни фонаря. Делия бесследно скрылась. Он ничего не понимал. Что значат эти слезы? Покаяние? Стыд?
Но надо было что-нибудь предпринимать. Не было никакой надежды разыскать Делию в кромешной тьме. Стараясь припомнить путь, которым они пришли сюда с Нестором, Виргилиан пошел по темной улице. Поплутав по вонючим переулкам, на которых не было ни души, он вышел на тибуртинскую дорогу и неожиданно очутился перед садами Мецената. К его изумлению, у пруда, в котором плавали лебеди, он наткнулся на Делию. Танцовщица стояла на коленях и смывала румяна с лица.
– Вот странное зрелище, – не выдержал Виргилиан. – Делия Тибулла уничтожает свою красоту! Какая печальная картина!
Она ничего не ответила, даже не взглянула на него и пошла прочь.
– Делия, – остановил ее Виргилиан, – что с тобою? Разве мы не друзья?
Она опять ничего не ответила.
– За что ты сердишься на меня? – не отставал Виргилиан.
Не ожидая ответа, он обнял ее за плечи, но она спокойным голосом сказала:
– Ты никогда не поймешь этого, Виргилиан.
– Может быть, пойму.
– Нет, не поймешь. Вы, эллины, не можете понять ни слез, ни страданий. Для вас христианин хуже собаки.
– Не все же эллины рассуждают так.
Он поспешил сказать ей, что у него есть друзья христиане, что он читал многие христианские книги, а некоторые даже приобрел для своей библиотеки.
– В них есть возвышенные слова, – сказал он, – высокие мысли, подобные мыслям Сенеки.
В другом конце улицы раздались пьяные голоса, послышался шум ссоры.
– Здесь небезопасно в такой час. Куда же мы пойдем?
– Мне все равно, – устало сказала Делия.
Ночь они провели в грязной гостинице, может быть, в той самой, куда увлекал юнца подленький старикашка. Когда Виргилиан проснулся утром, он с удивлением увидел, что рядом с ним лежит Делия, нагая, обнимая подозрительной чистоты подушку со следами раздавленных клопов. Она лежала на животе. Муха бегала по смуглой спине. Отогнав муху, он стал будить танцовщицу.
– Делия, проснись! Уже утро. Пора оставить эту грязную трущобу.
Делия повернула к нему заспанное лицо, сонные глаза, припухшие от поцелуев губы.
– Делия, – с серьезным видом спросил Виргилиан, – скажи мне, каким образом эта иудейская рыба могла проглотить корабль с парусом и со всем экипажем?
