Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.1
— Опять-таки верно Борис Федорович надумал. Не один твой Гришка — вместе с ним еще два десятка молодцев к иноземцу будут посланы. О том мне ведомо.
— Ты к Годунову близок. Он к тебе благоволит. Заступись за моего чада непутевого. Он мне в вотчине надобен. В деревеньки свои мыслю его снарядить. С мужиками у меня худо, разбредаются.
— О Гришке твоем слово замолвлю. Только зря ты его, князь Василий Федорович, в вотчине держишь. Я бы и сам не прочь у иноземца наукам поучиться.
— Вот и поезжай вместо мово Гришки. Тебе с немчином не впервой встречаться. На Москве вон болтают, что ты с аглицкими купцами в дружбу вошел, приказчиков своих на Белое море разослал, — продолжал брюзжать Масальский.
— Доподлинно так, князь Василий. О том я тебе еще в своей вотчине сказывал. Скрывать не стану. Есть у меня приказчик и в Холмогорах. С заморскими купцами хлебом торговать — прямая выгода.
— Срам, князь Андрей. Да и слухи все диковинные на Москве о тебе идут. Намедни сказывали, что-де ты свейскому королю Иоанну через аглицкого купца тайные грамотки посылаешь.
— И о том ведаю, — посуровел в лице Телятевский. — Василий Шуйский меня повсюду чернит. Только я не князь Андрей Курбский, что святую Русь иноземцу продал. У меня нонче одна забота — торговать у немчина поучиться. Слава богу, что хоть Борис Федорович брехне Васьки Шуйского не верит.
Телятевский звякнул колокольцем. В палату вошел холоп.
— Принеси фряжского вина из погреба да квасу монастырского[79].
Холоп поспешно удалился, а Масальский замахал руками:
— Уволь, уволь, Андрей Андреевич: пятница[80] седни. Или забыл князь, что по этим дням завсегда пост? И чарочки не пригублю.
— Богомолец ты, князь Василий. По христовым седмицам[81] все живешь. А я вот грешник, князюшка. В святцы редко заглядываю.
— Завсегда у тебя ересь на уме. Панихида по царевичу нонче, не до вина теперь, — вздохнув, вымолвил Василий Федорович и, помолчав, произнес озадаченно. — Невдомек мне, князь Андрей Андреевич, отчего Борис Годунов своего злейшего врага Василия Шуйского в Углич по делу покойного царевича Дмитрия отправил? А вдруг князь Шуйский подтвердит то, что в народе людишки о Годунове говорят. Тогда не миновать ближнему боярину плахи.
— Не подтвердит. Пустое все это. Шуйскому Годунова не свалить. За Борисом Федоровичем все дворянство стоит, царь и войско стрелецкое. Да и не тот Шуйский человек, чтобы в лоб сильного супротивника бить. Он все исподтишка норовит ударить. Борис Федорович в правоте своей верен — вот и послал в Углич недруга.
— А так ли, князь Андрей Андреевич? Темные делишки вокруг нас творятся. Сомнения меня скребут.
— Борису Федоровичу я верю. И тебе советую его держаться, — твердо высказал Телятевский.
— Нет уж уволь, Андрей Андреевич. С татарином близко за один стол не сяду, — снова вскипел князь Масальский.
И быть бы тут ссоре. Не впервой друзьям старинным меж собой браниться. Но на их счастье ударили по Москве ко всенощной[82]. Богомольный Василий Федорович, так и не пригубив чарки, заторопился в храм. И уже от дверей прокричал с обидой:
— Одумайся, князь. Все бояре Годуновым недовольны. Василия Шуйского не сторонись. За княжью честь с Бориской борется, за боярство старинное. И тебе надлежит с нами быть.
Глава 9
Крымский набег
Оставшись один в палате, Андрей Андреевич надолго задумался.
Василий Шуйский! Знатнейший потомок великого князя Суздальского. На Руси среди бояр выше родом его и нет. Князь — корыстолюбец, известный хитростью, подлостью и скупостью своей. Большой охотник до наушников и сильно верующий чародейству. Князь — себялюбец, князь — изменник. Знал бы Масальский о всех его крамолах и воровских делах противу святой Руси!
Андрей Андреевич, откинувшись в кресле, вспомнил далекое прошлое. В те годы грозный царь Иван Васильевич огнем и мечом зорил последние княжьи уделы. Старший брат Никита Телятевский, кормившийся в Путивле, также попал в государеву опалу и умер в мрачных тюремных застенках. Ждал царского гнева и молодой князь Андрей. Немногие из бояр удержались в своих вотчинах. На защиту старинного боярства яростно поднялись Мстиславские, Колычевы, Юрьевы, Воротынские, Шуйские… И был тогда юный князь Андрей на их стороне. Потомки удельных князей плели тайные заговоры, подбивали на царя ремесленный люд и выжидали удобного случая, чтобы убрать неугодного государя с великокняжеского трона.
И случай подвернулся. Из далеких южных степей, вооруженные луками, кривыми саблями и копьями, на низкорослых, выносливых лошадях хлынула на Русь стотысячная орда крымских улусников.
В вотчинное село князя Телятевского спешно прискакал доверенный челядинец молодого Василия Шуйского с бумажным столбцом. Князь писал:
«Челом тебе бью, княже Андрей… Наш злой погубитель насилья и неправды чинит, притесняет не в меру и лютые казни свершает. Пора нам выступить воедино. И час настал, княже. Государево войско в Ливонии да крепостях. С юга крымцы набегают, путь к Москве открыт. Идем с нами. Крымцы помогут нам царя-злодея осилить да былые уделы и свободы вернуть. А за оную помощь хану крымскому Девлет-Гирею отдадим Казань и Астрахань…»
Гонец Шуйского долго ожидал ответа. Юный князь не спал ночами, метался по хоромам и, наконец, отбросив все сомнения, написал Шуйскому.
«Князь Василий. Царя не хвалю, вельми жестокосерден он и алчен до крови боярской. Однако неустанно государь наш и о Руси печется. Татарам на поклон не пойду и изменником на стану. А ежели ты сам хану Девлет-Гирею помыслы и беды державные откроешь да к Москве крымцев поведешь — быть твоей голове на плахе. И порукой тому — моё слово…»
Но грамоты своей порешил князю Шуйскому не посылать, а доверенному челядинцу сказал:
— Скачи назад. Грамотки от меня не будет, сам все твоему князю на Москве обскажу.
Гонец помчал в стольный град. Вскоре снарядился в Москву и Андрей Андреевич. Перед отъездом позвал в моленную горницу Ксению, показал на ларец и наказал строго:
— Сей ларец береги, сестрица. Храни его за божницей крепко-накрепко.
По дороге в Москву Андрей Андреевич думал:
«Князь Василий хоть и молод, но первейший лукавец на Москве. Оставлю грамотки при себе, сгодятся при случае».
В Китай-городе на Ильинке, в богатых хоромах Шуйского высказал князю Василию то, о чем писал в грамотке. И с той поры стали недругами.
Сторожевые разъезды донесли вскоре государю, что крымцы вот-вот приблизятся к Москве. Царь Иван Васильевич, не мешкая, отозвал воевод из Ливонии. Русская рать спешила занять берега Оки, но не успела. Хан Девлет-Гирей сумел обойти её и окружным путем подступил к Серпухову, где был сам государь с опричниками. До царя дошли слухи об измене воевод. И государь бежал. Бежал в Коломну, оттуда в Александровскую слободу, а затем, миновав Москву, в Ростов Великий.
Князь Андрей Телятевский призывал воевод Вельского, Мстиславского, Воротынского и Шереметева отойти от Оки и встретить хана в поле. Князья не решились столкнуть русскую рать с крымской ордой, укрылись в Москве, и без того переполненной десятками тысяч беженцев.
Князь Иван Вельский с Большим полком стал на Варламовской улице, Шереметев и Мстиславский — на Якимовской, Воротынский и Татев — на Таганском лугу против Крутиц, Темкин с дружиною опричников — за рекой Неглинной.
Хан подступил к Москве в душное жаркое майское утро, в праздник вознесения. Ратники приготовились к битве, но Девлет-Гирей на приступ идти не посмел. Зато улусникам удалось поджечь стольный город.
Высоко вздымая в синее безоблачное небо огненные языки и дымы пожаров, заполыхала Москва. С шумом и ревом огненное море вскоре разлилось из конца в конец города, пожирая избы ремесленного люда, нарядные рубленые боярские терема и хоромы, вековые деревянные часовни и храмы.
Залить водой и растащить баграми быстро и жарко полыхавшие срубы уже было невозможно. Ратники, ремесленные люди и крестьяне, задыхаясь от нестерпимого зноя и въедливого дыма, валившего густыми, черными клубами из дверей и окон, метались в кривых и узких переулках, давили в тесноте друг друга, гибли под развалинами полыхающих домов. Многие москвитяне, гонимые жарким пламенем, бросались в Москву-реку, Яузу, Неглинную и тонули десятками тысяч.
Хан Девлет-Гирей, устрашившись невиданного пожара, удалился на Воробьевы горы. Грабить уже было нечего, а воевать некого.
Уцелел один государев Кремль, где в церкви Успенья Богоматери отсиделись ряд воевод с митрополитом Кириллом и князьями Шуйскими.
Начальный воевода князь Иван Вельский задохнулся в погребе на своем дворе. Князья Телятевский и Темкин с десятком опричников успели перебраться через Неглинную и спастись от огненного смерча за высокими каменными стенами Моисеевского монастыря. Когда вышли из иноческой кельи, князья ужаснулись увиденному. На улицах и переулках лежали груды обгорелых трупов, человеческих и конских. Кишела утопленниками Неглинная, Яуза, Москва-река.
