Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой
Значит, поход еще не был закончен. Главный враг, супостат и злодей Чермный, перебежал Днепр и удалился к себе в Чернигов — а куда же ему еще было идти? Несомненно, станет набирать следующее войско, взамен утраченного. Может быть, обратится за помощью к половцам — старому, испытанному средству всех злодеев на русской земле.
Не следовало давать ему на это времени. Войдя в Киев, Мстислав Мстиславич не стал в нем долго задерживаться — по военным соображениям. А задержаться хотелось. Хотелось впервые в жизни ощутить себя хозяином самого Киева, матери всех городов, принимать знаки народной любви и всеобщего восхищения, наслаждаться сознанием того, что он, вчерашний князь торопецкий, может теперь сам ставить в Киеве князей, ни с кем не советуясь и ничьего согласия не спрашивая. Высоко он взлетел!
Все же как высоко он ни летал, а помнил, что внизу его Чермный дожидается. Войску было объявлено, что на отдых и прочее дается всего три дня. Чтобы избежать соблазна, а также чтобы опробовать в действии новую безграничную власть над людьми, Мстислав Мстиславич не сам сел на Великое княжение киевское, а посадил на стол князя луцкого Ингваря Ярославича. Это удивило всех, а Мстислава Романовича, считавшего, что если Мстислав сам не захочет княжить в Киеве, то уж обязательно отдаст сие право ему, как старшему из Ростиславичей, просто обидело. Но возражать, как и ожидал Мстислав Мстиславич, никто не стал. Удовлетворились ничего не значащим объяснением: мол-де, князь Ингварь Ярославич сиживал уже когда-то на этом столе, и кому, как не ему, снова на него садиться? Согласились и даже снова похвалили князя Мстислава за справедливость.
Оставив нового князя, смущенного таким поворотом событий, в Киеве, войско Мстислава Мстиславича отправилось к Чернигову. Идти было удобно — от Вышгорода на Чернигов вела хорошая дорога — торговый путь, — за несколько веков наезженная и обустроенная: через каждую речку, каждый ручеек — мост, по которому телега с товаром может проехать. И придорожные села богатые, где и корма для коней достанешь, и переночуешь, если надо, с удобством, и заболевшего оставишь, чтоб отлежался да подлечился, — только жителей не обижай.
За всем, конечно, уследить трудно, но Мстислав Мстиславич и ополченцам приказал, и сотских предупредил, чтобы мирных людей не трогали. По дороге, желая развлечь заскучавшее войско, которому не дал как следует отдохнуть в Киеве, разрешил звериную ловлю. В обозе, как ни странно, нашлись тенета заячьи — и в тот же вечер во всех котлах варилась свежая зайчатина. Получился словно мирный праздник посреди войны. Со всеми остановками на дорогу до Чернигова ушло четыре дня.
Город ждал их, приготовившись к осаде. Пригородные слободы были пусты, а кое-где и сожжены, и там нельзя уже было найти никаких припасов — ни людям, ни коням. По решению совета попробовали взять Чернигов приступом, но приступ был жестоко отбит. Мстислав Мстиславич объявил осаду. По всему выходило, что она окажется долгой — стены черниговские были неприступны, а защитники города настроены решительно и так ругались со стен, что было слышно издалека.
Войско Мстиславово зароптало. Долгое сидение под городом в сочетании с приказом князя не трогать окрестных жителей обещало быть голодным: за время похода подъели почти все припасы, взятые из дому. Но теперь дело было другое, и Мстислав Мстиславич, разозлившись на то, что Чернигов не пожелал сразу сдаться, свой запрет отменил. Сразу же с десяток отрядов, волоча за собой пустые телеги, отправились в зажитье. Тем временем недалеко от черниговских стен, со стороны разоренного и опустошенного предградья, раскидывался стан: ставились шатры, расчищались места для обозных телег, забивались в землю столбы для коновязи. К досаде Мстислава Мстиславича, стенобитных орудий — пороков — при его войске не было. Противника нужно было брать измором. Осада началась. Жалея своих людей, князь Мстислав, хоть и был разгневан, не водил больше на приступ.
Для лучшего устройства осады он разделил войско на три равные части. Так и для людей было удобнее: пока одна часть несла службу — следила, чтобы враг не делал вылазки, чтобы никто не проник в город, — вторая отдыхала и в любое время могла поддержать первую, а третья часть искала в окрестностях припасы и прочую добычу. Так что Чермному не на что было надеяться: и Мстислава Мстиславича ночью врасплох не возьмешь, и земли все равно будут сильно разграблены войском, не занятым осадой. В городе царило уныние — даже злобные крики со стен больше не раздавались. Помощи Чермному было ждать неоткуда: за свою жизнь он сумел нажить себе столько врагов, что не нашлось бы в русской земле места, где бы не желали его погибели. Поэтому никакого нападения извне Мстислав Мстиславич не боялся.
Шла уже третья неделя осады, когда к его шатру прибежали дозорные. Мстислав Мстиславич отдыхал — сегодня была не его очередь находиться при осадном отряде.
— Княже! Там зовут тебя!
Оказалось — зовут со стены. Хотят переговоров. Перекрикиваться с ними он, конечно, не пошел — еще чего! Но посольство из города до себя допустить позволил.
Посольство прибыло тотчас и сообщило, что князь черниговский Всеволод Святославич Чермный нынче ночью преставился. И вместо него теперь его брат — Глеб Святославич. Который сопротивляться больше Мстиславу Мстиславичу, уважая его доблесть и заслуги, не желает, просит мира и готов заплатить столько, сколько будет сказано.
Так и закончилась эта короткая победоносная война. На черниговских и киевских землях устанавливался порядок. Все получилось так, как и хотел князь Мстислав. Кроме одного — Ингварь Ярославич все-таки отказался от киевского стола в пользу Мстислава Романовича, не желая, наверное, портить с ним отношения из-за такой безделицы, как Киев. Союзные князья со своими дружинами разъезжались по уделам, вновь им возвращенным. В свой Луцк уехал Ингварь Ярославич.
Князь Мстислав с богатой добычей и славой возвращался в Новгород. Он знал, что это ненадолго. Он чувствовал и знал.
Глава VIII. Галич. 1215 г
Зимой Лайна, носившая теперь крещеное имя Пелагея, родила Никите сына, как и обещала. К тому времени она уже сделалась почти совсем русской: говорила правильно, лишь иногда забывалась, и слова ее звучали как вываренные в молоке — не горшок, а коршок, не изба, а испа. Впрочем, от этого ни одному чудину до конца жизни так и не удавалось избавиться. Ходила с теткой Зиновией в церковь, забыв своих диких лесных богов, стала усердной молельщицей. Тетку Зиновию и дядю Михаила почитала, как родных. Вернувшись с князем из киевского похода, Никита с приятным удивлением обнаружил, что старики в невестке души не чают. Сына назвали Олексой.
Лайна-Пелагея научилась не только русским словам и молитвам. Она теперь умела смущаться и вздыхать, подпершись ладошкой, смеялась тихо, прикрываясь платком, ходила павой. Совсем другую помнил Никита. Но эта новая женщина нравилась ему еще больше прежней. Он полюбил бывать дома и, находясь при князе, часто ловил себя на том, что ждет не дождется, когда закончится день, а вместе с ним и служба. Можно будет ехать, слушая, как поскрипывает снег под копытами коня, а сердце сладко поколачивает в груди в предвкушении того, как он сейчас войдет к себе, разом опьянится запахами, появившимися в его доме с рождением сына, ощутит мягкую податливую грудь прильнувшей к нему жены.
Увы, счастье оказалось недолгим. Никита и сам знал, что судьба отмерила ему весьма малый срок, чтобы насладиться полюбившимся положением любимого мужа и любящего отца. Семья семьей, но от князевой службы никуда не уйдешь. Как можно! Он, княжий мечник, уже давно осознавал себя воином, и только воином. И ничего другого в жизни не хотел, да, пожалуй, и не умел делать. Знал Никита и то, что Мстислав Мстиславич долго не усидит в Новгороде — призовут его иные дела, в иных землях. Так оно и случилось.
Вскоре после того, как родился маленький Олекса, в Новгород явилось посольство из ляхов, от краковского герцога Лешка Белого. О таком раньше и помыслить было нельзя — чтобы ляшский князь искал помощи у русского князя, да еще столь далекого, как Мстислав Мстиславич. Всегда ляхи были противниками русских, и главной причиной раздоров была богатая земля галицкая. Всегда точили зубы на этот край и предки Казимировы. А потомство его, Казимира Справедливого, тоже не прочь было присоединить Галич к своим владениям. Но после безвременной смерти Романа Мстиславича угры оказались проворнее ляхов. Потому-то и решился Лешко Белый обратиться к Мстиславу Мстиславичу.
Предложение было простым и заманчивым. Краковский герцог, как бы сожалея о том, что исконная русская земля стонет под гнетом чужеземных захватчиков, предлагал Мстиславу Мстиславичу соединить силы и угров из Галича вышибить.
И конечно же князь Мстислав отказаться от такого предложения не мог. Во-первых — действительно русская земля страдала от угорского насилия, и освободить ее теперь было для Мстислава Мстиславича святой обязанностью. Во-вторых — мало что могло так польстить его самолюбию, как то, что к нему за подмогой обратились из таких отдаленных земель. Слава удалого князя новгородского вышла далеко за пределы Руси! И, в-третьих — Мстиславу Мстиславичу становилось все неуютнее в Новгороде.
