Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 1
— Если вы что-нибудь понимаете, эта мечеть должна прославить нашего мирзу, а с ним — и нас всех! — сказал Жакип многозначительно.
Майбасар сразу же принял серьезный и важный вид.
— Да, да, — присоединился он, — эта мечеть сразу засыплет песком глотки всем нашим врагам! Божей уже, наверное, почувствовал это. Недаром он добивается мира!
Кто добивается мира — было еще неизвестно. Но разве окружающие Кунанбая могут не хвастаться: «Божей струсил! Божей понял свое бессилие и ищет мира!» Тот же самый Майбасар первый распространяет эти слухи.
Жакип подхватил:
— Почтенный Алшекен — настоящий друг, он всей душой за нашего мирзу — и что он нынче сказал? «Слава мирзы растет, и ей завидуют все — и народы и властители». Он совершенно прав. Майыр сейчас бесится оттого, что мирза построил мечеть, заслужил всеобщее уважение и славу и затмил его…
— «Вареная голова» злится не только потому, — поправил его Майбасар, — он, наверное, получил немалые взятки от Божея и Байсала, вот и упорствовал… Теперь ему и тут убыток, разве ты не понимаешь? — Майбасар рассмеялся. — Больше ему не с кого брать: мир с Божеем будет заключен сегодня вечером. Ты слышал, что он приедет и в мечеть и на праздник к мирзе?
Об этом не знали ни Жакип, ни другие присутствующие. Абай тоже услышал об этом впервые. Все замолчали, изумленные новостью. Каждому хотелось посмотреть на Божея, когда он прибудет для примирения с Кунанбаем.
Майбасар был очень доволен произведенным впечатлением.
— Алшекен сопутствует каждому доброму начинанию, — заметил он. — Не зря погнали стада в его аул!
Он слегка наклонился в сторону Абая и пристально посмотрел на него.
— Понял? Попробуй-ка, сынок, не поехать теперь к невесте! — сказал он, снова принимаясь за свои шутки.
Но смутить Абая сейчас оказалось не так легко, как прежде. На этот раз в нем не было и тени робости.
— Майеке, опять вы начинаете! Вот возьму и вовсе не поеду, — ответил он и с усмешкой повернулся к другим.
— Ой, беда! Мальчуган совсем струсил! Пословица говорит: «Жених и в гробу не улежит, если калым отдавать начал…» Что с тобой? Тебя ждет невеста с шейкой нежной, как пух сокола. Она думает: «Попробуй не приехать и на этот раз!»— И Майбасар снова принялся вышучивать подростка.
Но Абай и туг не смутился. Он ответил Майбасару насмешливой улыбкой, взял домбру, стоявшую за его спиной, и начал молча наигрывать. Майбасар тоже молчал, ожидая ответа. Не добившись его, он заговорил снова:
— Отвечай же! Всех этих жигитов дам в провожатые, только согласись съездить!
— А я говорю — перестаньте, Майеке!
— И не подумаю!
— Боже мой, какая зам от этого выгода? Было бы еще понятно, если бы вы были женге.[66]
— Хоть я и не женге, но и мне будет неплохо!
Абай рассмеялся и спросил с необычным для него озорством:
— Вы и вправду не перестанете?
Он бросил играть, положил перед собою домбру и пристально посмотрел на Майбасара. В его живых глазах светились лукавые искорки.
— Не перестану! Ну? Поедешь? — И Майбасар вызывающе уставился на него.
Абай прищурил смеющиеся глаза, совсем как Шоже, которого он только что видел, поднял голову и запел:
Уа, просил я вас перестать.—
Вы же стали шутить опять!
Или ваш карман, Майеке.
Стало нечем теперь набивать?
Вы обшарили все углы.
Обобрали Каркаралы,
Все вам мало — и вот вдали
Вы еще кого-то нашли!
Хороша Алшинбая дочь,—
Вы и там поискать не прочь!
Иль зарок дан вами вперед
Все отведать, что жизнь дает?
О невесте оставьте речь.
Что вас может туда привлечь?
Не шутите больше со мной!
Что я, право: бык племенной
Алшинбаю в его стада?
Кайнага,[67] не стоит труда
Выбиваться дальше из сил:
Я и так уж вас наградил!
— и Абай со смехом прижался к плечу Майбасара.
Жигиты расхохотались, пораженные неожиданной выходкой, песня понравилась всем. Майбасар, растерявшись, не нашелся, что ответить. При последних словах песни он только покачал головой и крепко выругался.
— Ну и ну! Вы смотрите, что выделывает этот озорник! — усмехаясь, сказал он, — Как же мне теперь быть?
Абай насмешливо подзадорил его:
— Отвечайте, Майеке, если хотите! Но только в стихах, иначе и слушать не стану. — И он замотал головой.
— Так тебе и надо, — заливался Жакип, весь красный от хохота. — Будешь еще приставать к нему? Получил по заслугам? Поделом, поделом тебе!
— Так ведь он— потомок Шаншара! Это он в родню Улжан пошел!.. Вот погоди, вернемся в аул, я тебе отплачу: все расскажу твоей матери! — пригрозил Абаю Майбасар.
Остальные сразу поняли его намек.
— Ясно, он же Тонтай!
— Прямой потомок!
— Острая шутка! Прямо Шаншаровы колкости! — наперебой заговорили все.
— Ну, нет, я думаю, что он эту песню откуда-то принес! Разве этот бездельник умеет сам сочинять? — Майбасар все еще не мог прийти в себя от изумления.
Действительно, никто никогда не замечал, чтобы Абай сочинял песни. Мальчик сам не ожидал, что его шутка произведет такое сильное впечатление. Он даже смутился.
— Это не я сочинил, — сказал он и добавил, лукаво улыбаясь: — Я только что видел Шоже, это его песня.
Жигиты не знали, верить или не верить его словам. Посыпались расспросы.
Абай не растерялся. Улыбаясь, он спокойно продолжал:
— Я рассказал ему, что есть у меня такой дядя Майбасар, — дразнит, не дает покоя. Научите, говорю, что отвечать? Он и пропел мне эту песню!
И в самом деле: веселое остроумие, меткие, словно колющие слова и тонкая, умная насмешливость Шоже все еще жили в душе Абая. Он и сам был очень доволен тем, как ему удалось сразить Майбасара. «У меня и вправду получилось, как у Шоже. Вот если бы мне на самом деле стать таким, как он!»— даже с завистью подумал Абай.
Жигиты, пораженные его выходкой, недоверчиво слушали рассказ о Шоже. Внезапно дверь распахнулась и вошел Карабас. Все стихли. Не успев переступить порог, Карабас громко оповестил сидящих:
— Скорее! Намаз окончен! Гости собираются к мирзе! Вас зовут! Поторапливайтесь все!
Все вскочили и начали торопливо одеваться. Абай не знал, как ему быть. Жакип сказал ему:
— Прислуживать гостям и разносить блюда тебе не дадут, а сидеть вместе с отцом среди старших — тоже неудобно. Там и так будет много народу. Оставайся лучше здесь.
Абай и сам не возражал бы против этого. Но Майбасар и Карабас посоветовали другое:
— Посмотрел бы по крайней мере на гостей и отдал бы им салем!
— Погляди хоть, как в этом городе гостей принимают! Пригодится, поучишься!
Последние слова убедили Абая, и он не спеша один пошел к отцу. Все остальные далеко опередили его.
Когда он подошел к дому, гости, проголодавшиеся за время продолжительного намаза, уже сидели за угощением.
Во дворе, полном оседланными лошадьми, не было никого, кроме слуг и людей, занятых стряпней. Серебристая пыль ночного инея покрывала коней в богато украшенных сбруях; тихо поскрипывали полозья легких нарядных санок. Кое-где на облучках клевали носом конюхи, укутанные в овчинные тулупы.
Прямо против крыльца большого деревянного дома помещалась отдельная кухня. Дверь ее то и дело хлопала. Жигиты, только что сидевшие у Майбасара, один за другим выносили блюда с горячим, дымящимся мясом. Майбасар и Жакип вертелись между парадными комнатами и кухней, — в доме, полном гостей, им тоже не досталось места.
Угощением распоряжался Изгутты.
— Сюда! Да ну, быстрее! Давай сюда! Живей, живей, — коротко командовал он.
В легком бешмете, подбитом мехом, с засученными рукавами, быстрый, расторопный Изгутты напоминал охотника. Видно было, что он не щадил сил, только бы угодить гостям и хозяину.
Абай подошел к дверям большого дома. Прямо на него вылетел Карабас и бросился к кухне. Абай посторонился. Пропустив его, мальчик снова попытался войти, но за его спиной раздался повелительный окрик Изгутты:
— Посторонись! Посторонись!
Из кухни мчались четыре жигита с глубокими блюдами, наполненными мясом. Абай опять остановился, уступая им дорогу. Жигиты гуськом пронеслись мимо. Толстое казы,[68] слоящиеся курдюки, желтое сало загривка и вымени, напоминающее расплавленное золото, дымились на морозе. Голова барана увенчивала каждое второе блюдо. Пропустив и их, Абай на этот раз сделал решительное движение, чтобы войти. Но навстречу ему стремглав вылетел Каратай и чуть не сбил его с ног.
— Эй, где туздык?[69] Вы же говорили, что подадите его отдельно?
