Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
В такую рань работала одна заводская столовая, и он направился туда.
Стакан томатного сока был бы теперь как раз. После обильной выпивки нет ничего лучше! Густой, в меру подсоленный, он зараз отбивает всякое желание опохмелки. Апробировано не раз и не два…
– Э, ты где толокся? Я тебя на своих плечах вчера из боя выносил. А ты всё рвался куда-то! Баб нехорошими словами обзывал! – Прямо в дверях встретил его откуда-то выпрыгнувший, как чёрт из табакерки, Яблон. – Вот она, заначка-то, пригодилась! – Николай из-под куртки показал поллитровку.
– Спрячь! Я не пью!
Яблон озабочено посмотрел на товарища:
– Я тоже не пью! Вот подлечимся и – будя!
– Да, не пью я совсем! Пора трезветь начинать! И ты бросай!
– И я брошу! – задумчиво посмотрев на поллитровку, вздохнул его друг. – Вот выпью сейчас – и брошу! Давай вместе – выпьем и бросим! А, давай! Зачем зря посуду за собой таскать?
– Нет, правда, давай бросим пьянствовать!
– По рукам! – Яблон протянул свою мозолистую пятерню.
Кирилл простодушно приобнял товарища по общим забавам:
– А я в вытрезвитель попал… – пожаловался.
– Ну, тогда с крещением тебя! – Николай сдвинул на край стола грязную посуду. – Садись!
Кирилл неуверенно присел рядом на стул, оглядываясь, – что бы взять на завтрак.
У Яблона в каждой руке неожиданно оказались по стакану томатного сока:
– Лучше «кровавого мерина» ничего нет! – он отпил половину стакана и кивком показал другу сделать тоже.
Нацедили каждый в свой стакан. Водка сверху, сок понизу.
– Давай напоследок!
– Давай!
Соединили то, что в горсти у каждого.
– Поехали!
Приехали. Кирилл принёс с раздачи две порции свиной поджарки – на себя и на друга. Самое то! И сразу забылись клятвы и обещания. Душа воспарила.
В бригаде их встретили хмуро.
– Чего развеселились? За вас пахать некому! Бугор придёт с планёрки, жопу надерёт!
– А у нас есть! Яблон принёс из бытовки ещё одну, неизвестно как забытую там поллитру.
– Ну, это другое дело!.. Надо бы бугру оставить, а то он зверем смотрит.
– Оставим! – сказал Яблон и достал из-под лежака ещё одну бутылку.
Оказывается, вчера он остался ночевать в бытовке и ему подвернулись неожиданные клиенты на ходовой материал – листовое железо. Отсюда и водка. Материал без учёта. Да и как учтёшь, когда изменения в проект вносятся прямо по ходу монтажа.
Бригадир, не обнаружив на площадке рабочих, ворвался с матерком в бытовку. Увидев в руках Николая Яблочкина бутылку, он рванул её к себе и с размаху грохнул о металлический косяк. В теплушке разлился густой запах спиртного.
– Не понял! – Николай, выпятив грудь, подступился к бригадиру.
Быстрый удар в челюсть свалил Яблона, знатока блатного фольклора на тот же лежак, на котором он сидел.
– Ну, так бы и сказал! – поклацав зубами, поднялся тот с лежака.
Бригадир в рабочем коллективе неприкосновенен. Всевластный диктатор.
– Иди, умойся, а то юшка вытечет! – показал дядя Лёша-Спец на разбитый нос своего первого помощника.
– Пойду… Умоюсь…
Николай всегда придерживался правды, несмотря на свой взрывчатый характер.
И теперь, признав свою вину, он спокойно направился к умывальнику.
С бригадиром у Яблона были особые, дружеские отношения, и тот доверял ему не только самостоятельно монтировать самые сложные узлы металлоконструкций и технологических линий, но и руководить в своё отсутствие бригадой.
Кто-то, не выдержав, подхихикнул над покладистой трусостью Яблона, но бригадир так глянул на весельчака, что тот прикусил свой язык, вместе с готовой сорваться тирадой о пользе мордобития.
– А ты, – сказал дядя Лёша Кириллу, – иди, отоспись, а то губами всех мух переловишь. Иди, иди, спи! Помни дядю Лёшу! В армии комсостав тебе жару в задницу подсыплет. Не заснёшь, даже если очень захочешь.
4
На самом деле, мужчина должен прощать, да и прощает женщине абсолютно всё, кроме физической измены.
Она, эта измена, если ты не извращенец, непереносима не только самолюбием, но и всей человеческой сущностью отделяющей тебя от животного. Так устроена жизнь.
Кирилл не то чтобы смирился с вызывающим поступком своей девушки, но так до конца не принял для себя, что Федула и Дина теперь объединены в одно целое, и ему там уже нет места.
Высокомерное сознание его не допускало, что этот мужик-кальсонщик, лох, как теперь говорят, который и летом носит под брюками стариковскую поддевку, вчерашний скотник, одним словом, лопух, и такая птичка певчая, как Дина, могут совмещаться в одном сосуде – это всё равно, если смешать свекольный самогон с шампанским.
Всем существом Кирилл чувствовал абсурдность такого соединения, такой общности. У него даже не возникало банального, для всех обманутых мужчин, вопроса: «Что она в нём нашла?» Потому что Кирюша Назаров, хотя и монтажник четвёртого разряда, а мужиком-то пока и не состоялся. Что он мог дать молодой женщине в свои 19 лет, когда кровь ещё пенится, как не устоявшаяся в себе хлебная брага? Прёт по-дурному изо всех сил, а уже похваляется хмельным духом.
Так он думал, заваливаясь на узкую, казённую, громкую, как бесхозная деревенская калитка, койку. Мужчина – это, прежде всего человек по-житейскому мыслящий. Нашедший в этой жизни смысл, как для себя, так и для продолжения своего рода, для продолжения, данной ему предками фамилии. Но для этого надо, чтобы осела первая пена молодости, успокоились напорные струи её и приобрели крепость настоящего напитка. Чтобы в сосуде, по имени жизнь не было тесно и хорошо дышалось.
А трагедия всякой женщины не в том, что она зависима от мужчины, а в том, что она в жизни зависима вообще. Зависима от возможности оказаться за чертой бедности, там, где кончается всякая женщина. Зависима от досужих суждений окружающих её людей. Зависима от возможности забеременеть в неподходящее время и в неподходящих условиях, что как раз и привело подругу Кирилла к такому странному выбору.
А за, пусть и глуповатым Федулой, Дине просматривалось спокойное, безмятежное существование её самой, попавшей в банальную, но от этого не менее грустную и драматичную историю, и ее ребенка.
Здесь даже очевидная умственная заторможенность новоявленного жениха играла для будущей семейной жизни огромную роль, как говорила её бывшая свекровь, добрейшая тётя Поля: «На дураках – мир держится!»
А Кирюша – мальчик… Короткий сон в соловьиную ночь. Таких – обычно не выбирают в мужья. Таких – оставляют себе на память. Был сон да прошёл он, а жить надо. Несокрушимая логика быта! И никто в этом не виноват. Что могла дать нормальной женщине мальчишеская судьба Кирилла? Как не раскинь, а будущему ребёнку грозила нищета и безотцовщина.
Какой из Кирилла, без жизненных тормозов парня, вкусившего неограниченную свободу маргинала, семейный человек, отец? У него ещё и молоко на губах не обсохло, девицы не выпили, ветер не высушил. Долго ещё будет молотить Кирюшу жизнь, пока отшелушится, отбрасывая всё ненужное, зёрнышко, ядро его, суть его. Ведь родился он для чего-то на белый свет, мать молоком кормила, вынянчивала. Не на сто путей, благословляя, крестил его православный батюшка, а на одну прямую дорогу, над которой, хоть малая, да звездочка светит, посверкивает…
Да не вышло так, не образовалась, не положилась вдоль, а всё поперёк да с поворотами бежит она, дорожка эта, а куда не ведомо, и спросить не у кого. У Коли Яблочкина, Яблона, если по-простому, по-барачному, не спросишь. А если и разговор об этом заведёшь, то снова до изнеможения за бутылкой сидеть придётся.
Если спросить у бригадира, то ребята, услышав, по трезвому – не поймут сразу, а по-пьяни – обхохочутся, а сам бригадир, не задумываясь, тоже за водкой пошлёт, сказав, что «без ста грамм», здесь не разберешься.
5
– Ничего, – сказал Яблон, поудобнее усаживаясь на табурет, – лоси всегда рога по весне сбрасывают. Смотри, вон она, весна-то под окном, как нищенка стоит, в грязи тонет! Самое время рога скидывать! Ну-ну! Шуток не понимаешь! Ты же не лось сохатый, а настоящий король-олень! Садись за стол, это дело прополоскать надо!
По случаю получки приятель Кирилла разложил на столе обильную закуску, окружив пакетами большую тёмно-зелёную длинношеею бутыль, запечатанную белой пластиковой пробкой.
Бутыль возле закусок была похожа на крупную в зелёном одеянии деревенскую бабу в базарном ряду. Таких баб обычно любили рисовать художники старой школы; с большим раздутым возле талии салопом, из которого тянется худая шея с небольшой в кулачок головкой в туго повязанном батистовом платочке.
Вермут дешёвого разлива был настолько привычен в рабочих общежитиях того времени, что он и за выпивку-то не считался, а так – морс плодово-ягодный!
После ночных кошмарных сновидений, где убивал и не мог никак убить жуткого паука с головой ненавистного Федулы, Кирюша и на утро, при свете дня, никак не мог победить в себе ощущение какой-то мерзости, в которую он погружался и погружался спеленатый липучей паутиной, куда он так неожиданно попал.
