Пол Джефферс - Боги и влюбленные
Реммий тоже сиял.
— Ликиск, этот молодой человек желает с тобой встретиться. Я сказал, что могу послать тебя к нему, но он пришел сам.
Плиний скромно улыбнулся и вежливо и просительно произнес:
— Не мог бы ты провести со мной день?
Заметив подмигивание Реммия, я понял, что деньги уплачены.
— Конечно, я проведу с тобой день, — ответил я.
Актер расцвел.
Судя по всему, его мастерство высоко оплачивалось. Новый дом, куда он меня привел, был замечательным. Уютно устроившись в расщелине между низкими холмами неподалеку от моря, он был укрыт от сильных ветров, идущих от воды. В доме было только две комнаты, зато большая галерея с видом не менее роскошным, чем из дома Примигения. Главную комнату украшали яркие цветы, на многих стенах висели пестрые ковры, а на одной — множество масок, которые Плиний использовал на сцене.
Мы уселись за столик выпить вина; за моей спиной находилась большая кровать с подушками. Комнату освещало тусклое зимнее солнце, но я представлял, какой яркой она бывает летом.
Мы немного поговорили; я начал комплиментов и похвал его недавнему представлению. Плинию были приятны мои слова, и он сказал, что не тревожится из-за непристойных песен в своем репертуаре.
— Непристойные ценятся выше утонченных, а актер делает то, за что ему лучше платят. В отличие от тебя, верно?
Я сказал, что все мы делаем то, чего хотят от нас боги, и так хорошо, как можем.
Он рассказал об актерах, которыми восхищался, упомянув между прочим актера пантомимы Париса. Я ответил, что по моему мнению Парис великолепно играл Меркурия. Плиний кивнул, а затем добавил:
— Он умер. Ты не слышал?
Я был потрясен и не скрывал этого.
— Бедняга показал представление, затронувшее некоторые неудобные вопросы, связанные с Цезарем, — объяснил Плиний. — Горе актеру, что столкнется с Тиберием.
Лишь обильные возлияния прогнали из моего сердца тяжесть, возникшую из-за этого известия. Приятно опьяненный, я лег в постель, а Плиний начал показывать мне маски, удивляя той легкостью, с которой переходил от одного персонажа к другому; сперва любовник, потом Пан, затем — воин с длинным острым кинжалом, который он с холодящим реализмом вытащил из украшенных драгоценными камнями ножен. Я с удовольствием аплодировал, и Плиний отвешивал мне глубокие поклоны, словно я был аудиторией в театре.
Нацепив маску воина и положив нож на столик у кровати, он изящно вышел в центр комнаты под лучи солнца, танцуя для меня и медленно снимая одежду. Он закончил свой танец у кровати; его нежные пальцы сняли с меня тунику, продемонстрировав то же умение, которому когда-то учился я.
— Ты кажется очень робким, Ликиск.
— Я могу быть откровенным.
— Застенчивость — это притворство?
— Иногда.
— Я не спрашиваю, притворяешься ты сейчас или нет. Я никогда не отвечаю на вопросы о собственном искусстве. Если ты выдаешь свои секреты, магия и тайна исчезают. Достаточно того, что играет артист. Неважно, где он научился своим умениям. Особенно в искусстве любви. Надеюсь, ты никогда не утратишь качества, которые делают тебя столь привлекательными. Эту невинность. Эти глаза газели. Этот доверчивый рот. Этот сладкий рот. Я рад, что никто тебя не уродовал. Если я хочу мальчика, то хочу его целого, не кастрированного. Ты не обычная проститутка, и, признаюсь, я был удивлен, услышав, что ты принадлежишь Реммию.
— Я ему не принадлежу.
— Не обижайся, но у Реммия нет репутации поставщика качественного товара. Ты относишься к тому типу людей, что наслаждались обществом у Юлия Полло. Когда я тебя увидел, то решил, что ты его мальчик, и был счастлив узнать, что это не так. Только тогда я начал тебя искать. Почему-то мне кажется, что мы раньше встречались.
— Да. Очень давно. Ты выступал перед людьми, которых я знал.
— Расскажи мне. Я всю голову сломал, пытаясь вспомнить, где тебя видел.
— В доме на холме.
— В чьем доме?
— В доме Примигения.
— Ну конечно! Точно! Я пришел к тебе в комнату, и ты меня впустил.
— Да.
— Тебе повезло, что ты развязался с теми людьми, но, уверен, ты и сам это знаешь.
— Я так и не выяснил, что случилось с Примигением. В его доме живет теперь кто-то другой.
— Еще бы. Такой скандал. Странно, что ты не слышал.
— Меня долго не было в Остии.
— Звезды тебе улыбнулись, поскольку ты мог быть арестован вместе с Примигением и другими изменниками.
— Изменниками? Это Примигений изменник?
— В этом состояло обвинение. Клевета и чудовищная ложь о Цезаре привели к падению его дома. Но хватит об этом. Мы с тобой артисты, нас не интересует политика.
Я неохотно подчинился, удовлетворившись тем, что есть кто-то, знающий о Примигении, кто мог, как я надеялся, положить конец ужасной пытке неизвестности, рассказав, что тогда случилось и почему.
XX
Следующие несколько недель прошли в суматохе. Каждый вечер я развлекал нашу растущую клиентуру, радуясь увеличивающейся продолжительности дня и постепенному потеплению. Особенно я приветствовал возросшую активность в доках, где моряки готовили суда к плаванию, собираясь выйти в море, как только в Остию придет подходящая погода, близившаяся со скоростью бога Меркурия. (Славный корабль с этим именем пока не появлялся).
Я начал расспрашивать, куда следуют корабли, нетерпеливо качающиеся на волнах. Аполлон, симпатичный владелец одного из грузовых судов, собирался отплыть в Александрию вскоре после праздника в честь Исиды, и я размышлял, не начать ли мне строить планы на этот рейс. (У Клодии накопилось уже достаточно моих денег, и дела шли все лучше).
За зиму я вырос на два с половиной дюйма, хотя ничуть не поправился, и начал дважды в неделю бриться. Мне исполнилось шестнадцать, вполне подходящий возраст, чтобы полететь с утесов Капри, останься я у Цезаря. Мужчины, покупавшие меня, замечали, как быстро я расту, но никто не говорил Реммию, что от этого я становлюсь менее желанным.
Реммий заметил, что между мной и актером Плинием происходит нечто необычное, но я обрадовал его тем, что хотя Плиний, кажется, был в меня влюблен, я не разделял его страсти, не собирался бросать работу и переселяться к актеру, чего Реммий очень опасался.
— Мне нравятся легкие деньги не меньше, чем тебе, — заверил я хозяина.
Плиний, как и я, любил вечеринки и с удовольствием принял участие в праздновании начала нового судоходного сезона. Он решил почтить меня, пригласив в гости друзей и сказав, чтобы каждый принес мне подарок, а потому я счел неприличным идти на вечеринку в качестве нанятого. Реммий пытался меня отговорить, но я настаивал на том, чтобы в этот вечер идти к Плинию бесплатно. («Почетный гость не имеет права требовать за это платы!») Хозяин неохотно согласился. Он не мог скупиться, чувствуя, как и Клодия, что когда начнется сезон мореплавания, в Остии я не задержусь. Вечеринка была назначена на вечер того дня, когда вся Остия чествовала Исиду.
Церемония была похожа на ту, что я видел в Риме, однако здесь было море, и оно играло роль, которую в Риме представляли только формально. Праздник в доках проходил ярче, чем на Форуме, и пристань заполонили бывалые моряки, ради которых и проводилась церемония благословения и защиты.
Я проснулся пораньше и отправился в доки. Облачившись в желтый весенний плащ, я шел рядом с Плинием, крепко обнимавшим меня за талию и глазевшим по сторонам в ожидании начала церемонии. Актер был в синей, как море, одежде, и с белым цветком в каштановых волосах. Он вежливо слушал, как я рассказываю о кораблях у причалов, хотя вряд ли разделял мой энтузиазм. Мои знания были обширны — во время зимовки в порту я часто беседовал с теми, кто на них ходил. Я знал имена капитанов и большей части команды; знал, какие компании владеют кораблями, какие грузы они перевозят, порты их приписки, и как они справляются с плохой и хорошей погодой.
— Это «Аполлон» — он скоро отправится в Александрию. Эта красавица — «Минерва». За год она ходит в Сицилию и обратно больше раз, чем пальцев на твоих руках. Этот, с большой «Л» на парусе — «Либер». Конечно, он возит вино. Повезло кораблю, да? Это — «Нерей». За ним — «Кастор». А вон там «Церера».
Но «Меркурия», как я заметил, не было.
В порту находилось множество новых кораблей, впервые в этом сезоне отправившихся в плавание из родных портов и теперь ожидавших в Остии груза или просто оказавшихся здесь на время праздника. К ним я и тянул Плиния, желая рассмотреть поближе и прочесть названия. Одним оказался небольшой военный корабль, вызвавший во мне страх — я вспомнил, что все еще нахожусь в стране Тиберия, хотя и не в его цепких руках. Этот корабль хвастливо назывался «Триумф». Рядом находилось торговое судно «Тритон», чей нос был украшен изящным образом бога моря, получеловеком — полурыбой с раковиной в руках, звуками которой он успокаивал волны.
