Эммануил Флисфиш - Кантонисты
...Случилось это в Бердичеве в 1852 году. Стояла дождливая осень, канун еврейского нового года, и к тому времени начальство предприняло поход на город. Отряды вооруженных солдат, за ними коляски со звоном колокольчиков устремились к главной синагоге, куда велено было гнать прикладами всех: стариков и молодых, женщин и детей. Кагальных-старост, поверенных, сборщиков, сдатчиков — всех этих должностных лиц немедленно заковали в кандалы и тоже погнали к синагоге с прочим народом. Уполномоченный чиновник взошел на амвон и там, где читается Тора, он зачитал казенную бумагу, упрекая евреев в непослушании властям, в упорстве. Окончив чтение, чиновник стал изливать ругательства, мешать присутствующих с грязью. Все безмолвно слушали с трепетом и содроганием... Когда он в заключение грозно закричал: «Вы знаете, с кем шутите! Вы знаете, вы — презренный и ничтожный народ, что вас можно в одно мгновение стереть с лица земли, растоптать как гадкого червя!» — громкие рыдания вырвались из груди слушателей. Вопли наполнили воздух, народ плакал навзрыд, предчувствуя что-то ужасное. Но это было только начало. Солдатам приказано было хватать любого мужчину, всякого, кто только немного похож на годного рекрута. Люди бегали по всем направлениям, как испуганное стадо, солдаты гнались за ними. Всех обуял ужас. Смятение было невыразимое, но число нахватанных на улицах рекрутов еще далеко не достигло необходимой цифры. По распоряжению властей к вечеру дали несколько утихнуть смятению. Все лавки были закрыты, всякая деятельность остановилась. Настала ночь, и солдаты стали врываться в дома, стаскивать людей с постелей. Кричать можно было сколько угодно и что угодно: что ты стар или одинокий, или совсем на очереди не состоишь, или имеешь уже брата и сына на службе, или что-нибудь другое — на все это не обращали никакого внимания: заковывали в кандалы и брили лоб. И вот результаты добычи того памятного дня: вместо недоимочных 45 рекрутов следовало взять 135 штрафных, но после двухкратной облавы удалось захватить лишь 91 человека, из коих 80 были несовершеннолетние.
Долго город не мог опомниться от оцепенения, долго никто не смел показываться на улице. Два месяца лавки стояли запертые, рынки опустели, остановилось всякое движение, и город как бы вымер. В каждой семье оплакивали кого-нибудь — отца, брата, сына, мужа. В иных семьях недосчитались двух, а то и трех человек. Так кончился этот набег, вызванный неумышленной неисправностью. Такие же набеги властей поразили, как паралич, и другие города и местечки. Печаль и опасение за будущее омрачили жизнь. Арестованных и закованных должностных лиц из кагала было 15. Их присоединили к остальным захваченным штрафникам и повезли в губернский город. Многие не выдержали испытания и в скором времени скончались в тюрьме.
Вот дальнейшая судьба катального старосты Бердичева, человека почтенного и уважаемого за его честность.
После ареста его жена и старшая дочь последовали за ним в Житомир. Жена собрала сколько смогла денег, надеясь освободить его. Вдвоем с дочерью они обивали пороги власть имущих, просили, умоляли помочь. Нашлись добрые люди, принимавшие участие в их судьбе, обещали помочь, но, как оказалось, сделать ничего не смогли. Иногда арестованному позволяли видеться в тюрьме с женой и дочерью. Беспокойство и бессонные ночи изнуряли их, но женщины не теряли надежды и делали все, чтобы облегчить участь арестованного. Ничто не помогло. В одно утро катальному штрафнику обрили бороду и лоб, вывели во двор, где стояло несколько подвод и толпились рекруты и полицейские. С него сняли верхнюю одежду и стали напяливать солдатскую шинель. Вдруг послышался страшный вопль... Это жена и дочь бросились к нему. На лицах людей, окружавших арестанта, выразилась жалость, некоторые солдаты и полицейские даже пожалели этого человека и вполголоса произносили «бедные женщины!». Жена повисла у него на груди... еще один вопль, и она упала, как сноп — ее разбил паралич. Вскоре она скончалась. Правда, отправку штрафника отложили на несколько часов: ему дали возможность похоронить свою жену. После смерти матери и отправки отца в казарму дочь сошла с ума.
ПОЙМАННИКИ. ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА ПРАВИТЕЛЬСТВУ.
Штрафы не давали ожидаемых результатов. Ожесточенные власти на местах доносили в Петербург односторонне и пристрастно, и последствием этого была еще более крутая мера. В июле 1853 года правительство предоставило кагалам и каждому еврею в отдельности право ловить «бродяг», то есть беспаспортных или с просроченными паспортами и сдавать пойманников в рекруты вместо себя. Сдатчик поймавшего таким путем еврея получал квитанцию и этим кровавым документом мог пользоваться сам или перепродать его другому лицу.
Официальное правительственное постановление в отношении пойманников гласило.
Для прекращения укрывательства и безвестной отлучки евреев, подлежащих рекрутскому набору, правительство постановило принять следующие меры:
1) Разрешить еврейским обществам — каждого укрывающегося от рекрутства и вообще беспаспортного или с просроченным паспортом еврея задержать и сдавать в рекруты там, где он будет пойман, не отсылая на место его прописки.
2) Отдавать из таковых людей в рекруты способных с зачетом тем обществам или частным лицам, кои поймают и представят пойманного в рекрутское присутствие, хотя бы он принадлежал к обществу другой губернии или уезда, а неспособных сдавать без зачета.
3) Меру эту ввести в действие в виде опыта на три года; по прошествии же означенного трехлетнего срока предоставить министерству внутренних дел войти с представлением об окончательном утверждении сказанной меры с теми изменениями и дополнениями, какие окажутся нужными.
Этой мерой правительство предполагало образумить упорных и исправить неисправных. Но получилось наоброт. Начали процветать продажность и предательство. Завелся торг людьми, торг рекрутскими квитанциями.
Пошла дикая охота. Уже не катальные только ловцы искали живой добычи, а шло на ловлю каждое частное лицо, которое хотело заменить себя или члена своей семьи рекрутом из чужой, иногородней семьи или просто заработать на зачетной квитанции.
Образовались шайки еврейских бандитов, которые рыскали по дорогам и постоялым дворам, обманом или насильно отнимали у проезжих лиц паспорта и затем представляли захваченных в воинские присутствия как «пойманников» для сдачи в солдаты.
Просветитель середины прошлого века, писатель И. Б. Левинзон, в своей книге «Мир произвола» дает следующую картину безудержного катального насилия во время рекрутского набора: «Менахем-делец в молодости занимался контрабандой и тому подобными темными делами. Со временем он сколотил состояние, благодаря чему стал заправилой в своем кагале. Этот делец увидел, что ловля и торг рекрутами весьма выгодное дело, что оно как бы только и создано для него испокон веков. Менахем отложил в сторону все другие дела и придумывал разные ухищрения, чтобы завоевать доверие своих сородичей и заведовать в кагале делами рекрутчины. Его дом превратился в сборище бедняков. И кто сможет рассказать о том зле и насилии, которые творились в доме Менахема-дельца во время набора рекрутов! На каждом шагу справедливость и правда попирались; закон Торы и хорошие законы государства были втоптаны в грязь. Вопли обездоленных доходили до небес. Женщины простирали руки, взывая к Всевышнему, падали в обморок. Здесь горько плакал ребенок и проливал слезы восьмидесятилетний старец. Но для уха обер-ловца их плач звучал как музыка. Он прохаживался среди толпы, смеялся или свистел своим птичкам в клетках, садился за стол в кругу своей семьи. Этот негодяй был невероятно жесток, и мир подобного ему еще не видал. Никогда Менахем не утешит плачущего перед ним человека. Наоборот, своими грубыми и злобными ругательствами он увеличивает горе, причиняет боль».
Описываемое Левинзоном не случайная сценка, а картина быта того времени. Это подчеркнутая реальность общественной несправедливости и разбоя. Об отношении власть имущих к подобным позорным явлениям свидетельствует следующий факт, который Левинзон приводит. Однажды суд разбирал дело о незаконно отданном в рекруты бедняке в присутствии местного губернатора — человека умного и справедливого. Этот последний откровенно заявил женщине, у которой незаконно взяли сына, которому давно минуло 30 лет: «Я знаю, что правда на твоей стороне, несчастная женщина, но что мне делать, когда двенадцать собак из вашей среды присягнули перед Господом Богом о том, что твоему сыну всего лишь 23 года? Пусть Господь это видит и рассудит, а я и русский трон здесь ни при чем».
Власти не внимали никаким жалобам, мольбам, доводам и протестам жертв подобных насилий, не наводили справок, не наряжали следствий, а поступали усердно по закону и, конечно, «законное» усердие властей было в то же время прибыльным для них делом...
