Виктор Дьяков - В году 1238 от Рождества Христова
– Не тронь окаянный, это княжья жена и моя дочь! – видя, что татарин с горящими глазами двинулся к Голубе, перед ней встала, защищая, матушка Марфа.
– О, самая жирная утка сама к нам просится. Не спеши успеешь, и на твоем пупе полежим, – с этими словами первый татарин подхватил попадью под мышки и резким рывком отбросил ее за себя в направлении второго татарина. Сам же вплотную подошел к обомлевшей Голубе.
Женщины в страхе жались к стенам церкви, Голуба же стояла, ни жива, ни мертва. Татарин похотливо вглядывался в свою добычу. Он уже не хотел отдавать ее темнику… Посланный пробраться в село с заданием зажечь его, старший четверки татар, увидев в «доме орысского бога» таких притягательных женщин, он забыл о своем задании. Прежде всего, пересилило желание обладать этой юной красавицей явно не смердского вида. Он схватил ее поперк тела, но поднять вскинуть на руки не успел, вынужденный тут же ее отпустить…
Бояна вместе с отцом Андреем и Веселиной находилась в кладовке храма, собирая и укладывая в небольшой переносной сундук церковные книги. Они не сразу поняли, что происходит в главном помещении храма. Но отчаянный крик матушки-попадьи они услышали. Бояна тут же обнажила меч и побежала на крик. В главном притворе она увидела следующее: один татарин повалил матушку Марфу и жадно мял ее пышные грудь и бедра, пытался разорвать на ней одежду, а второй видимо собирался то же самое делать с Голубой. Ближе был тот, что лапал матушку. Последняя отбивалась, но чрезмерная полнота и отсутствие ввиду многолетней легкой жизни достаточной физической силы, не позволяли делать это быстро и резко. И все же в какой-то момент матушке удалось ногой оттолкнуть татарина, и тот на мгновение выпрямился. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Бояна махнула мечом…
Именно звук врезающейся в тело стали, заставил первого татарина оставить Голубу и обернуться… Безголовое тело его товарища лежало на деревянном полу, фонтанируя кровью из среза шеи. С криком ужаса отползала в сторону пожилая «жирная утка», а рядом с телом стоял, сжимая в руках окровавленный меч, совсем молодой орысский воин в кольчуге и шлеме. Татарин тут же с возмущенным криком выхватил саблю и бросился вперед. Сталь ударилась о сталь, сабля о меч. Татарин не сомневался, что легко и быстро одолеет этого мальчишку и не стал звать на помощь, оставшихся на улице товарищей. Но у этого молодого орыса был не обычный тяжелый меч, а облегченный и он им так ловко орудовал, что успевал отбивать все удары. К тому же он был без зимней одежды, в то время как татарина сковывало наличие на нем овчинной шубы.
Редкий мужчина, прежде всего молодой, какой бы нации он не был, неосознанно, инстинктивно не любит покрасоваться, прежде всего перед женщинами. И татарин, не подозревая, что бьется с девушкой, сам того не осознавая, начал выкобениваться перед наблюдающими за поединком «орысками», а прежде всего перед молодой «цаплей-уткой», которую он даже не успел по хорошему помять, ощутить в своих руках. Все его движения и позы были продиктованы не столько складывающимся поединком, сколько «игрой на публику». Бояна же впервые в жизни вела настоящий смертельный поединок и меньше всего думала, как она смотрится со стороны, стремясь как можно скорее поразить противника. Татарин, тем не менее, своими красивыми обманными движениями и выпадами пару раз коснулся кольчуги Бояны, но не плотно вскользь, не пробив ее. Бояна инстинктивно в тот момент, когда татарин вторично «красиво» достал ее не отступила, а тоже сделала выпад, ткнув противника острием меча. Меч пробил шубу, но не поддетую под нее кольчугу. Татарин сразу стал осторожнее. Однако шуба ему сильно мешала, он стал потеть и уставать. Осознав, что в одиночку ему с этим «орысом» справиться будет нелегко, татарин стал звать своих товарищей. Но раньше на помощь Бояне пришел отец Андрей, размахивая какой-то дубиной, видимо, что подвернулась ему под руку. Татарин не мог на него не отвлечься, чем и воспользовалась Бояна, сделав глубокий выпад, она на этот раз пробила не только шубу, но и кольчугу. Татарин взвыл, схватившись рукой за кровоточащую грудь, и следующий удар меча сверху, в который Бояна вложила все свое умение и силу, разрубил уже шлем и частично голову…
На крик прибежал еще один татарин, но и он с улицы не сразу обвыкся к церковному полумраку. И времени на адаптацию у него не оказалось. Бояна, извлекшая свой меч из головы второго татарина, не мешкая повторила то же движение, которым срубила голову первому. Эффект получился тот же и уже три трупа лежали на полу церкви, двое без голов и один с полуразрубленной… Большинство, и монголов, и кипчаков в тумене Бурундая были закаленные бесстрашные воины. Но в любом войске найдутся и те, кто всячески избегает боестолкновений, если есть такая возможность. Четвертый татарин оказался одним из таких. Когда он увидел, что из церкви выбежал молодой «орысский» воин с окровавленным мечом, он понял, что его более храбрые товарищи порублены именно этим мечом… и он не захотел, чтобы на том мече оказалась и его кровь, он просто убежал.
Бояне было некогда преследовать убегавшего татарина. Она тут же вернулась в церковь, оглашая ее криками:
– Быстрее все выходите, татары в селе, быстрее к гати!!
Едва оправившись от охватившего их ужаса, с опасением обходя кровоточащие трупы, женщины спешно покидали церковь. Голуба, впервые в жизни столкнувшись со столь бесцеремонным с ней обращением со стороны мужчины, никак не могла прийти в себя, и уже была не в состоянии распоряжаться, примерно так же себя чувствовала и матушка-попадья. Как-то растерялся и отец Андрей и «бразды правления» взяла на себя Бояна:
– Отец Андрей, там возницу убили, садитесь в сани, берите вожжи и гоните их к гати!
Молодой священник с готовностью исполнил распоряжение, не забыв, впрочем, захватить с собой сундучок с книгами. А на улице мимо церкви уже бежали женщины с детьми, изо всех сил ковыляли старики и старухи, а на окраине села загорелось несколько изб – это проникшие из леса татарские «четверки» делали свое дело. Девки под руки вывели из церкви Голубу, Веселина помогла идти матери. Видя, что в таком состоянии, ни Голуба, ни чрезмерно дородная матушка Марфа ни как не смогут сами дойти до гати, Бояна тут же распорядилась посадить их на сани поверх церковной утвари, после чего отец Андрей хлестанул лошадь вожжами. Бояна бежала сзади всех, постоянно тревожно оглядываясь в сторону тына, где по-прежнему шла жестокая сеча и уже трещали под ударами таранов ворота.
13
Милован с десятком опытных оружников бегал по верхней площадке тына по всей его длине, вступая в бой на тех участках, где намечалась опасность, перевес татар. Хорошо еще, что обойти тын по снегу у татар не получалось. В перестрелке лучников в лесу они, даже имея численное преимущество, несли куда большие потери, чем лучники Милована – охотники привыкшие с луком охотится именно в лесу. Куда напряженнее было на самом тыне. Татары шли на приступ волнами, сменяя друг друга, уставших сменяли свежие и напор не ослабевал. Тут еще три десятка ополченцев пришлось срочно отправить в село для борьбы против просочившихся лесом татарских поджигателей. Защитники тына все больше уставали, начали сказываться и потери, убитые и раненые, которых уже некем было заменить – весь резерв был брошен в бой. Слава Богу, прибежавший отец Амвросий сообщил, что по крайней мере все женщины и дети покинули село и ушли к гати и там уже вовсю идет переход и переправа имущества. Но вздохнуть с облегчением не пришлось, к татарам подходили все новые сотни. Милован воспользовавшись кратковременной передышкой, отправил гонца к Ждану с приказом бросать овраг и на снегоступах, что есть силы всем прибыть к тыну – надо было еще хоть немного продержаться. Ждан всегда с полуслова понимал Милована. И здесь он, поставив своих людей на снегоступы, вскоре уже был у тына, а татары от оврага в глубоком снегу не могли за ними поспеть.
Именно с помощью Ждана и его людей удалось отбить очередной приступ. Татары отхлынули и стали перегруппировываться, готовя новую атаку. Милован понимал, что если продолжать удерживать тын до последнего на нем придется положить всех мужчин. Понимал это и Ждан.
– Уходи Мил… забирай всех и уходи. Как только сюда дойдут те, которые от оврага по нашему следу идут, тогда тут нам всем пропасть! – громко, чтобы слышали все, кричал Ждан.
Милован колебался. Долг чести призывал именно его остаться во главе людей прикрывающих общий отход. И на этот раз Ждан понял Милована без слов:
– Мил… не смей здесь остаться! Уходи. Веди мужиков к гати, я с оружниками останусь, задержу поганых, иначе все поляжем. Иди скорей, ради Христа. Без тебя весь народ наш загинет… И племянницу мою, Боянку не забудь… помоги ей, если что…
Милован, конечно, понимал, что Ждан абсолютно прав, и хоть ему было совестно, не по себе, он скрепя сердце скомандовал:
