Александр Казанков - По праву рождения (СИ)
Лиза улыбнулась отцу счастливой улыбкой и протянула ему свою маленькую ручку.
Владимир Иванович соединил руки молодых людей:
— Что ж, вот ты и выросла, моя девочка. Я отдаю ее вам Александр. Сделайте ее счастливой. Она этого заслуживает.
— Я это знаю, Владимир Иванович. И сделаю все, чтобы так оно и было.
Вот и пришло время покинуть эту гостеприимную страну. Последняя ночь в Париже. Последний бал в Тюильри. Бал в честь русского гостя. Легкая грусть посетила его высочества. Все когда-то заканчивается. И вот эта страница длинной и насыщенной жизни скоро будет перевернута. И начнется другая. Может быть более интересная. Но то, что было, больше никогда не вернется. Ему вдруг вспомнилось о Мари. Непредсказуемая женщина. Она избегала его с той самой ночи. Жаль. Иногда так хотелось увидеть ее. Хотя бы в последний раз. Роман Александрович улыбнулся, вспомнив о ней. Она всегда вызывала в нем улыбку. От нее исходило тепло и радость, все самое хорошее, что могло произойти с человеком в жизни. Карета медленно катила к императорскому дворцу. Еще несколько минут, и он окажется в шумном и веселом обществе. Еще несколько минут спокойствия и тишины, чтобы подумать о чем-то сокровенном, чтобы побыть просто человеком, а не Романовым. «Сегодня она никуда не денется», — подумал Роман.
Карета медленно въехала в ворота дворца. Дворец был залит светом, звучала музыка. Карета едва остановилась, как дверца распахнулась, и его высочество увидел взволнованное лицо графа Чернышева. Молодой человек поклонился Роману Александровичу:
— Ваше высочество, — граф подождал пока Романов выйдет из кареты.
— Что-нибудь случилось граф?
— Боюсь что да. — Начал рассказывать граф, идя рядом с его высочеством в направлении дворца. — В прошлый раз Талейран не смог передать информацию о войне. И сегодня, похоже, не получится. За ним следят и ни одного шага ступить не дают. Он сказал, что не может так рисковать.
— Так и сказал? — Роман поморщился. — Напомните господину министру об энной сумме денег, которую он недавно получил. И пусть он найдет возможность перехитрить ищеек Фуше. — Роман остановился и посмотрел во взволнованные глаза графа. — Что все так плохо? Или Талейран просто передумал.
— Да нет, за ним и, правда, следят. Постоянно возле него кто-то крутится.
— Похоже, здесь за всеми следят, — усмехнулся князь, вспомнив о Дене. — Конечно, это очень печально. Но я должен уехать отсюда с планом компании. Уезжаю я завтра, так что действуйте. Ну, придумайте что-нибудь. Разве вы здесь не для этого?
— Конечно, ваше высочество. Я сделаю все, что в моих силах.
Роман внимательно посмотрел на молодого человека. Граф выдержал взгляд его высочества, не отвернулся, не отвел глаз. Смотрел внимательно и спокойно. Роман Александрович ничего не сказал молодому человеку. Лишь отвернулся и вошел в зал.
Чернышев смотрел ему вслед и учтивое, и спокойное выражение лица сменилось на раздраженное. «Придумайте что-нибудь», — передразнил он его высочество. «Легко сказать. Выудить план военной компании из-под носа тайной императорской полиции».
Молодой человек стал посматривать на прибывающих гостей. Величественные и великолепные экипажи прибывали к освещенному зданию. Дамы одна наряднее другой, кавалеры, сверкающие золотом эполет. Блестящее светское общество. Но за всей этой мишурой столько крови и страданий. Заметив выходившего из кареты министра иностранных дел, Чернышев слегка поклонился ему. Легкая улыбка пробежала по лицу француза. Ответив на приветствие русского, Талейран ободряюще кивнул. После этого посмотрел в сторону, указывая на молодого человека неприметной внешности, стоявшего неподалеку. Граф все понял без лишних слов и, натянув белый перчатки, направился во дворец, насвистывая песенку. Гости оборачивались на него, но только скептически улыбались: «Русский, что можно с него взять», — говорили их лица. Чернышев же, не обращавший на них никакого внимания, так и вошел в ослепительный зал.
Роман Александрович сегодня сполна отдал дань хозяину и его гостям. Он беседовал с императором, выслушивая планы дальнейшего сотрудничества между двумя державами; его генералов, говоривших о храбрости русских солдат; прелестных дам, которые несли всякий вздор, посылая ему самые откровенные улыбки. Он слушал их всех, лениво улыбаясь. Но ничто не привлекло его на этом балу, ни что не вызвало истинного интереса. Слова Наполеона — потому что он знал, что никакого вечного мира, и сотрудничества не будет, и что Наполеон попытается навязать России невыгодные условия; слова генералов — потому, что они еще не знают реальной храбрости русских солдат и военной мощи Российской империи; слова дам — потому, что во Франции только одна женщина сейчас занимала его мысли и желания. Он взглядом выискивал ее среди толпы придворных, но не находил.
— Что я вижу, вас совсем нельзя оставлять одного, вы опять скучаете, — услышал он рядом с собой веселый мелодичный голос. Еще не повернувшись, он сразу понял кому он принадлежит.
— Мари, — улыбнулся он молодой женщине. — Я рад вас видеть.
За эти дни, что они не виделись, он уже почти успел забыть, как она особенно прекрасна. Она смотрела на него, тепло и приветливо улыбаясь. Только сейчас она поняла, как ей не хватало его, как жизнь казалась скучной и неинтересной. Этот странный человек вносил в нее разнообразие и жизнь.
— Я тоже рада.
— Правда? Тогда куда же вы пропали? Вы что избегаете меня?
— Возможно, — загадочно произнесла она. Но тут вдруг улыбка сменилась на грусть. Глаза больше не горели теплом и светом.
— Что случилось, Мари? Скажите мне.
— Ничего. — Что она могла сказать ему? Что грустит, потому что сегодня они видятся в последний раз? Она не могла ему сказать. Он бы не понял. Да она и не хотела, чтобы он знал о том, что он стал дорог ей, что она хотела бы, чтобы он остался или взял ее с собой, что она обычная женщина. Нет. Пусть лучше он запомнит ее особенной, неземной, неспособной к грусти и привязанности. Она снова улыбнулась ему и протянула руку. — Я так хочу танцевать, ваше высочество. Пригласите меня.
Вообще-то его высочество не очень любил танцевать. Наверное, все дело в его детстве, когда его целыми днями заставляли скользить по паркету, оттачивая полученные танцевальные навыки. С тех пор он танцевал только в редких случаях и то с большой неохотой. Но Мари таким смешливым взглядом смотрела на него, что он не мог отказать. Приняв протянутую руку, он вывел ее в круг танцующих. На его счастье танцевали вальс. Самый любимый его танец из всех. Тоже наверное с детства. Единственный танец, при котором так близко можно находиться с дамой. Он вспомнил, как его учили танцевать вальс. К ним часто приезжали Голицыны. И маленькая княжна как-то само собой была назначена ему в партнерши. Романа ужасно это злило. Ему было двенадцать, а она на четыре года младше, совсем ребенок. Он безразлично поглядывал по сторонам, не обращая на малютку никакого внимания. Роман вспомнил, как она злилась и постоянно дразнила его. Но зато как ему нравилось танцевать с ее сестрой, которая была на пять лет старше его самого. Девушка уже начала посещать балы и время от времени приходила к ним, чтобы потренироваться в танце. Из всех она выбирала Романа. Он хотя и был младше ее, но был высоким молодым человеком и одного с ней роста, к тому же прекрасно танцевал. Тогда восторгу молодого князя не было предела. Он с трепетом смотрел на девушку, почти не смея к ней прикоснуться. А она смеялась над ним чистым и звонким смехом. Роман с красными щеками, насупившись, отворачивался от нее и молчал. Однажды, не вытерпев ее насмешек и собственного стеснения, он нагнулся и поцеловал ее. Она перестала смеяться и удивленно посмотрела на него. Молодой человек покраснел еще больше. Ему хотелось провалиться сквозь землю или сбежать куда-нибудь подальше. Но ноги стали ватными, и он не мог сделать ни шагу. Роман заметил, как ее щечки тоже окрасились в алый цвет. Тогда он понял, что она стеснялась его так же, как и он ее. Преодолев свой страх, он нагнулся и поцеловал ее снова. Она опять не оттолкнула его, а, наоборот, обняв за шею, прижалась к нему. С тех пор вальс стал самым любимым танцем его высочества. Правда, этим урокам скоро суждено было прекратиться. Родители, узнав об увлечении сына, которого они считали ребенком, запретили ему видеться с девушкой. Через пол года она вышла замуж. Но он навсегда запомнил свой первый поцелуй и звуки того памятного вальса.
Мари кружилась в его объятьях и насмешливо улыбалась. Она видела, что он где-то не здесь, что он не с ней. Ей вдруг так захотелось привлечь его внимание.
— Где же вы, ваше высочества, — усмехнулась она. — Я ведь могу и обидеться. Как можно думать о чем-то другом, когда находишься рядом с такой женщиной, как я.
