Борис Тумасов - Русь залесская
Но, подойдя к приоткрытой в гридню двери, Вавила оробел. Один голос шептал ему: «Вот озлится Захарьин, что своевольно в хоромы впёрся, да и кликнет дворовых, чтоб выпороли». Другой голос перебивал: «Не выпорет! Иди!»
Кузнец осторожно заглянул в гридню и сейчас же отпрянул. В гридне, кроме хозяина, сидело ещё три человека. Вавила узнал их. То были бояре Ларионов, Безносов и Якушкин.
«Приду вдругорядь», - подумал кузнец и хотел было поворотить назад, но услышал, о чём говорит Захарьин, затаился.
«Чего это он про Литву поминает, уж не идут ли литвины на Ноугород?» - подумал Вавила, прислушиваясь внимательней.
«Так вот оно что! - догадался кузнец. - Это они уговариваются, чтобы посадника московского из Ноугорода прогнать, а литовского позвать… Надумали бояре от Москвы к Литве потянуть… Не по нраву пришлось, как московский князь попрекнул их, что они обманули ремесленный люд и нашими гривнами от ордынцев откупились…»
Крадучись, Вавила вышел на улицу, потоптался у ворот. «Пойти к посаднику сказать? А он, того гляди, не поверит. Скажет, оговариваешь… - Вавила, почесав затылок и плюнув с досады, сказал сам себе: - Пойду на торг».
На торгу хоть и зима да мороз, а людно. Вавила вошёл в ряды, походил, увидел - толпа окружила торгового человека, подошёл, стал незаметно. Торговый человек рассказывал, как он ездил со своими товарами в Ганзу.
- В тех странах наши русские товары только давай, да труден путь туда. Литва и немцы не хотят, чтобы русские торговали, сами норовят всё в свои руки прибрать.
В толпе раздались голоса:
- Они завсегда у наших гостей на пути стоят!
- Вот ведь какие! Мы так, небось, их гостям обид не чиним!
- А бояре меж тем норовят Ноугород под Литву отдать! - вставил Вавила. - Посадника литовского хотят покликать!
На него зашикали, зашумели.
- Чего мелешь, давно мы посадника сменили!
- Новгород и Москва теперь заодно!
- Нас Литвой не сманят, Литва на Псков зарится и Новгород готова проглотить!
- Да плетёт он, чего нет!
- А не верите, сами сходите к Захарьину, у него и поныне Ларионов с Якушкиным и Безносовым сидят! - перекричал всех Вавила.
- Вот те раз! Ишь, бояре только о себе пекутся, да по их не быть! - зашумела толпа.
От толпы отделился Данилка и бегом к боярину Плещееву, рассказывать о слышанном.
* * *
Трое суток Данилка и Лука следили поочерёдно за подворьем боярина Захарьина. На четвёртые утром Данилка увидел, как из ворот выехал запряжённый цугом санный возок. Он проехал в соседнюю улицу и остановился у хором боярина Ларионова. Из возка вылез закутанный в шубу боярин Захарьин, по-медвежьи переваливаясь, поднялся на крыльцо.
«Уезжает», - подумал Данилка и побежал к боярину Плещееву…
Захарьин и Ларионов ехали в одном возке. Кони бежали весело, и так же весело скользили полозья. Далеко позади остался Новгород, впереди ещё два дня такой езды - и Псков. На дне возка тлели в горшке угли - ноги греть и на всякий случай от волков отбиваться. Если волки нападут, возницы зажгут солому, обвёрнутую на палках…
За окошком пробегали заснеженные леса, скованные льдом болота и речки. Убаюканные ездой и мерным пощёлкиванием кнутов, бояре дремали.
Ночевать остановились в деревне из трёх изб. Бояре вошли в длинную избу. Захарьин прикрыл нос рукавом. В блеклом свете, пробивающемся через дыру в крыше, разглядел прокопчённые голые стены. С полатей смотрели на именитых гостей три пары детских глаз.
- Гляди-ка, шапки каки, как пни, - зашептали на полатях.
- Фу, воздух чижолый! - поворотил нос в сторону Ларионов.
Хозяйка робко ответила:
- Привычные мы. - Она согнала ребятишек вниз, берёзовым веником смела с полатей мусор и тараканов, достала из угла чистую дерюгу, постлала.
- Ложитесь, гости дорогие, - пригласила она.
Бояре скинули шубы, шапки, кряхтя залезли на полати.
- Спаси Бог, - перекрестился Захарьин.
Ларионов недовольно пробубнил:
- Потащил ты меня, Василий, не мог тепла дождаться…
- Пока тепла дождёмся, Москва нас совсем под себя приберёт. Нынче самый раз во Пскове князя Ляксандра застать, а через него и с Литвой уговоримся.
Бояре помолчали. Захарьин начал дремать, когда Ларионов, в который раз за дорогу, спросил:
- Ты, Василий, наказал Безносову да Якушкину, чтоб без нас об Литве помалкивали?
- Наказывал, - сквозь сон пробормотал Захарьин. - Когда от Ляксандра воротимся, тогда и вече скликнем.
Хозяйка зажгла лучину, укрыла рядном спавших на земле детишек. Захарьин с присвистом захрапел, а Ларионов ещё долго ворочался с боку на бок. Боярин вспомнил домашние пуховые перины, ругнул неугомонного друга, прошептал:
- Чтоб тебе таракан в рот залез, - и толкнул его локтем.
Захарьин спросонья забубнил что-то, повернулся на другой бок. Вскоре и Ларионов угомонился.
Спали бояре недолго. Первым пробудился Ларионов. Со двора доносилось ржание лошадей, чужие голоса. Боярин толкнул Захарьина.
- Слышь, Василий, пробудись, кого там ещё принёс леший?
- А что? - Захарьин сел, спустив ноги вниз.
Хозяйка спала, уронив голову на стол. Тускло горела лучина. Дверь отворилась, и вместе с морозным паром в избу ввалились четверо дюжих дружинников. За их спиной стоял в высокой бобровой шапке боярин. Захарьин вгляделся и, узнав, испуганно ахнул:
- Плещеев!
Хозяйка пробудилась, вскочила.
- Молви, хозяйка, где у тя бояре ночуют? - спросил Плещеев и, переведя взгляд на полати, весело добавил:- А вот они и сами, сверчки запечные! А ну слазьте! - уже строго приказал он.
Бояре замешкались.
- А ну, Данилка, Лука, воздайте им честь! Поди, люди не простые, именитые!
Данилка с Лукой подошли к полатям, стащили бояр наземь.
- Ты что, боярин Плещеев, самоуправствуешь! - проскрипел Захарьин.
А Ларионов ринулся из рук дружинников, но, получив под бок, присмирел.
Плещеев насмешливо сказал:
- Как оно, верно, не рады встрече? А мы-то не чаяли, когда вас увидим. - Он поклонился, достав двумя пальцами пола. - Ну, здрав будь, боярин Захарьин, и ты, боярин Ларионов.
- Не корчи шута, Васька! - забрызгал слюной Захарьин. - Как смеешь ты нас хватать?
Красный от гнева, Ларионов пробасил:
- Вольны мы в своих делах, и ты нам, Васька, не указка! Захотим, во Псков подадимся, захотим, нынче в Новгород возвернёмся.
- Ну, в Новгород нам с вами не по пути, - покачал головой Плещеев. - Великий князь Иван Данилович переветчиков не жалует… Свяжите их! - приказал он дружинникам.
- Ты, Васька, в ответе будешь! - хрипел, сопротивляясь, Захарьин.
- Подожди, не всё Москве над нами верх держать! - кричал Ларионов.
Новгородских бояр связали и раздетых вытолкали во двор. Ночь была месячной, тихой. От мороза перехватывало дыхание. Тут же, во дворе, сбившись, стояли боярские возницы. Плещеев напустился на них:
- Чего уставились? Берите коней да скачите, откуда приехали, а ваших бояр мы во Псков повезём, к князю Александру! О том и в Новгороде скажите, пусть ведают, как люди князя Александра новгородских бояр чествуют!
Возницы испуганно бросились к лошадям, а когда конский топот затих, Плещеев, смеясь, проговорил:
- То-то напустят они страху на именитых новгородских людей. А как скажут, что это Александровы воины, пропадёт у новгородских бояр охота от Москвы отходить. А этих, - он кивнул на дрожащих от страха и холода Захарьина и Ларионова, - в лесу к деревьям привяжем и пусть замерзают либо волки едят. Вот и будет им Псков и Литва!
Спал Данилка в овине, зарывшись в сухое душистое сено. Угрелся и не заметил, как ночь прошла, а когда пробудился, солнце уже сквозь щели светит. Рядом Лука посапывает. Данилка потихоньку вылез, отряхнулся, вышел во двор. От мороза дух захватило. Подумал:
«Бояре, поди, уже замёрзли. - И, вспомнив, как кричал от страха Захарьин, когда их с Ларионовым связанных бросили в лесу, пожалел: - Всё же люди».
Посреди деревни, щурясь от слепящего солнца, стоял боярин Плещеев.
Завидев Данилку, позвал.
Данилка подошёл. Боярин оглядел его с ног до головы и только потом спросил:
- Что, воин, не сробеешь, коли пошлю тя во Псков к князю Александру?
- А чего робеть! - спокойно ответил Данилка.
- Во Пскове и живота положить можно.
- Так на то и воином зовусь!
- То так. Значит, скачи к князю Александру и передай изустно: великий князь Иван Данилович велит-де те, меньшому князю, смирить свою гордыню и идти с повинной. А не придёт с повинной, пойдём на рать и разорим Псков, как Тверь. Упомнил?
Данилка кивнул.
- А ещё скажи, что отныне Тверь признала себя ниже Москвы и князь Константин чтит великого князя Ивана Даниловича за отца.
