Хамза Есенжанов - Яик – светлая река
– Где Байес? Здесь или опять уехал в Теке за воззваниями? – сурово спросил он Бигайшу, словно на самом деле не знал, где сейчас был продавец.
– Здесь, здесь, кайнага! Сейчас придет… Чай уже закипел, раздевайтесь. А тот постреленок Жаппар – не догонишь его теперь… Как ваш скот кайнага, благополучно ли окотился?
Жол, стиснув челюсти, угрюмо смотрел в окно.
– Этот учитель, которого твой муж Байес привез из Теке, – проходимец и смутьян! Что ж, Байес, наверное, по Сибири тоскует, а?.. Для чего он собирает вокруг себя таких, как этот учитель? Если ему не нужны ни жена, ни дети и не считается он ни с каким родством, пожалуй, можно будет его скоренько отправить в Сибирь!..
Старшина начал теперь запугивать, чтобы выудить у женщины нужные ему сведения.
Бигайша в упор глянула на него, стараясь понять, правду ли он говорит или просто пугает. Жол сидел чернее тучи.
– Кайнага, на что вы намекаете?.. Ваш двоюродный брат только и думает о том, как бы побольше достать разных товаров. Спаси аллах нас от всяких бед и напастей, особенно теперь, когда в ауле живется неплохо, народ здравствует, скот благополучно множится… Мы все считаем вас нашим благодетелем. И мой муж тоже… Неужели он будет затевать что-либо против вас? Никогда. А учитель, наверное, помогает ему вести торговые дела.
– Я один держу ответ перед аульным миром! И я хочу, как святыню, хранить хорошую репутацию нашего аула, чтобы ни одна капля грязи не оскверняла ее. И Байеса должен сохранить, чтобы не угодил в Сибирь. В ауле развелось много смутьянов, и я получил строгий приказ ловить их и передавать волостному. Ловить всех, кто возбуждает народ против власти. А вас я предупреждаю из жалости к вам. Смотри, чтобы твой Байес не слушался разных смутьянов, а то… Ты ему это скажи. Конечно, пока я буду старшиной, не допущу, чтобы о нем говорили плохо, но все же пусть будет осмотрительным. А ты, милая, мне говори все, другим нет, а мне говори. Вот и сейчас, зачем от меня скрываешь правду, а?
Бигайша немного оробела, ее испугали слова старшины. «Как бы Байес за дурной поступок не угодил в Сибирь…»
– Кайнага, пусть всевышний аллах будет свидетелем – я все поняла, что вы сказали. Мы не считаем вас чужим. Кто же нас защитит от лихой беды, кроме вас?.. – льстиво заговорила Бигайша.
– Этот ваш учитель – бунтарь. Большевик он, вот кто. Власти преследуют таких людей и заодно и тех, кто укрывает их. Ты слышала, о чем он разговаривает с твоим мужем? Разве он не говорил, что нужно уничтожить биев и волостных?
– Вы где это слышали, кайнага?
– Как где?.. Да, да, слышал… Но чем именно теперь занимается ваш учитель, вам лучше знать, ведь он живет в вашем доме. Скажи мне, как он смущает народ? Что он говорит им? Что нужно отобрать землю и скот у баев и присвоить себе, так, что ли? Ведь это он разные бумажки распространяет по аулу?
– Кто вам это сказал?
– Сказали те, кто счел нужным сказать. Как звать учителя: Абекеш или Адыгали?
– Мужчины зовут его Абеке.
– Это и я знаю, что Абеке… А как его настоящее имя?
Женщина задумалась. Она точно не знала, но предполагала, что учитель – это человек, который жертвует своей жизнью ради благородного служения народу. Она слышала, как об этом говорил муж, видела своими глазами, с каким почтением относятся к учителю люди. «Наверное, и у него в каком-нибудь далеком ауле осталась такая, как я, жена, такой же сынишка, как мой Жаппар. Может быть, и старики еще живы – отец и мать…» – жалостливо подумала Бигайша.
– Не знаю, кайнага, – вдруг твердо ответила женщина, приподняв голову. – Вы сами спросите обо всем у своего двоюродного брата. И с учителем сами разговаривайте. Я не могу порочить хорошего человека. – Бигайша подошла к двери и, приоткрыв ее, крикнула: – Жапаш, позови-ка отца, скажи ему, что у нас сидит кайнага и что мама зовет его пить чай!..
Жол смолк. Он понял: ни угрозами, ни елейными словами – ничем нельзя заставить эту женщину рассказать правду. Он стал обдумывать, о чем будет говорить с Байесом. С учителем старшина не хотел встречаться, но, очевидно, тоже придется… Он заранее почувствовал неловкость, словно кто кольнул его иголкой в спину.
3
Добрую половину этого большого аула, расположенного в устье реки Анхаты, составлял подрод Танабай. Танабайцев было очень много, и все они, за исключением двух хаджи и старшины Жола, жили бедно, занимались только рыболовством.
Другие, богатые подроды, у которых в степи гуляли бесчисленные отары овец, табуны лошадей и гурты разного скота, пренебрежительно называли бедняков-рыбаков «черноногими танабайцами». Хажимукан и был одним из представителей этой «черноногой» рыбацкой голи. Землянка его стояла на берегу реки. Он сидел на завалинке в окружении друзей-рыбаков, когда неожиданно к нему подошли Абдрахман и Байес. Они присели рядом, завязалась беседа. Абдрахман незаметно перевел разговор на политическую тему и стал рассказывать о Совдепах. Его перебил Хажимукан. Он начал говорить взволнованно и горячо:
– Я все понял, Абеке! Я знаю, кто вы есть, понимаю вас всем сердцем. Да и от Байеса мы слышали о вас очень многое. Овец через переправу ведет вожак… И нам нужен крепкий духом человек, который повел бы нас!.. Ведь мы ничего сами не можем сделать. Нам даже запретили ловить рыбу в нашем же собственном озере. Вот и сидим, ждем, когда можно будет на реку выйти. Но ведь река перегорожена проволочной сетью, и глупо верить в то, что в наши водоемы попадет крупная рыба. А к Шалкару нас даже не подпускают. Им владеет тот самый Макар, о котором ты, Абеке, говорил в прошлый раз. Он-то и поставил на реке железную сеть-запруду!..
Большинство сидящих опустили головы, кое-кто вопросительно поглядывал на Абдрахмана, словно искал у него защиты.
– Я уверен, – начал Абдрахман, – если мы все вместе, все бедняки, станем бороться против несправедливости, против кучки богачей, которые захватили себе и землю и воду, мы в один миг сломим их, как этот прутик, и выбросим в канаву.
Кто-то недоверчиво покачал головой:
– Не осилить нам их.
Другой добавил:
– Если нас не поддержат власти, нечего и пробовать тягаться с Макаром…
– Да, да, конечно, нечего…
– Тихо, – остановил их Хажимукан. – Говорите по одному. Пусть кто-нибудь один расскажет учителю о нашем горе. Байеке, давай ты. У тебя это хорошо выходит.
– Говори, Байеке…
Байес действительно умел хорошо говорить, а главное, он, пожалуй, больше самих рыбаков знал об их бедах и несчастьях.
– Наше озеро, Абеке, – начал он, – можно сказать, настоящий клад. Рыбы в нем очень много. Ведь почти весь аул питается рыбой. Ее можно и продавать, выручать, как говорится, за нее деньги на сахар, на чай и одежду. Прямо скажем, нет такого человека у нас, кто бы не рыбачил, особенно из бедняков, у которых всего и есть что корова, да и та – одни мослы. Но богатством Шалкара, этим самым кладом, о котором я говорю, завладели баи, словно получили они озеро в наследство от своих предков. А что они сделали перед шестнадцатым годом?.. Как раз перед тем, как джигитов стали брать на тыловые работы, они перегородили устье реки проволочной сетью, чтобы рыба не выходила. Ведь в Анхате рыба почти вывелась… Вот о чем хотели сказать вам рыбаки.
– Ты говоришь, Байеке, до набора джигитов на тыловые работы?.. А ведь устье перегородили в тот самый год, как раз во время набора, – поправил продавца Хажимукан, продолжая чинить сеть.
– Может быть, в год набора и есть… Ну да, джигиты еще хотели разорвать сеть, но у них ничего не вышло. А сеть, Абеке, до сих пор стоит, и даже, говорят, не ржавеет, проклятая.
– Не понимаю, как можно перекрыть реку? – удивился Абдрахман.
– Нарочно сделали, чтобы рыба из озера не выходила в реку. На обоих берегах вбили по чугунному столбу и протянули между ними мелкоклетчатую проволочную сеть… Видите, вон столбы торчат…
Абдрахман быстро перевел взгляд с облепленной рыбьей чешуей холщовой рубахи Хажимукана на Байеса и посмотрел в направлении его указательного пальца. Там, в самом узком месте, где река вливалась в озеро, виднелся полосатый столб, величиной с паромную стойку. Он напоминал железнодорожный шлагбаум, только без верхней перекладины. Хотя до реки было более полуверсты, Абдрахман хорошо видел этот столб.
– С этой стороны один, – продолжал Байес. – И с той такой же стоит, а между ними сеть. Видите второй? Вон он, из кустов торчит… – Байес опять протянул руку.
Но сколько ни напрягал Абдрахман зрение, всматриваясь в поросший тамариском противоположный берег, ничего не мог увидеть.
– Озеро у нас большое, – опять заговорил Байес. – В длину оно около двадцати верст, а в ширину – тоже, пожалуй, все пятнадцать будет. С той стороны из озера вытекает речка Ашы и впадает в Яик. Так что Шалкар связан с Яиком. Весной рыба из Яика по Ашы идет в озеро, а из озера сюда, в Анхату, метать икру. Исстари всем известно, что самая различная рыба, если хотите, девяносто девять разновидностей, о которых поется в айтысах девушек с джигитами, водится именно здесь, в нашем озере. Однажды, не помню уже, в какой год, было особенно много рыбы. И крупная сельдь, и черноокая вобла с круглым синим хребтом… согнешь ее, жир течет. Кучи рыбы лежали на льду, всю зиму возили ее в город. А ведь жирный судак – прекрасная еда, сами это хорошо знаете. Так вот, в тот год рыбаки наши прямо наводнили судаком рынок Теке. Конечно, где попало ставить сети нельзя, иначе быстро обезрыбишь реку. Наши аульные рыбаки все это знают, из года в год промышляют на реке, кормятся ею. Да-а, в тот год много разных разговоров было и в Теке и в окрестных аулах о богатстве Шалкара. Пошла молва, что в озере столько развелось рыбы, что не умещается. Оно и верно так было: прорубит кто прорубь и не сетью, а прямо сачком или черпаком выгребает ее оттуда. Рыба-то сама идет к проруби, к свету тянется. Узнали о нашем чудо-озере богачи. Видно, мало им было табунов да отар – и рыбку захотели прибрать к своим рукам. Спустя год, смотрим, приезжают на озеро казак Макар, богач с Кос-Атара, и с ним один кердеринец Шорак. Как только замерз Шалкар, они и начали ставить сети по всему озеру, словно на свое собственное джайляу приехали. Другое дело, если бы они пользовались наравне со всеми, а то сами ловят, а другим не дают. Позахватили все лучшие места и никого к ним не подпускают. Особенно озлобились против Кенжекея, да и против других. Кенжекей – старый рыбак, все лучшие места на озере знает, как свою собственную семью. Так вот, этот Макар с Шораком так сказали рыбакам: «Мы арендовали это озеро у правительства, заплатили деньги, честь честью по договору, и теперь, кроме нас, здесь никто рыбу ловить не будет!» Сначала угрожали, а потом и силу стали применять. Кто из рыбаков где поставит сети, заставляли немедленно убирать. Был у нас и невод, купленный в складчину тридцатью или даже сорока семьями. Так и тот выбросили. А людям – хоть по миру иди. А они: «Озеро наше, река ваша, вот и ловите там!..» Самоуправством начали заниматься: в лютые крещенские морозы трех рыбаков наших в проруби искупали.
