Бернард Корнуэлл - Песнь небесного меча
Счастье битвы. Экстаз. Дело не только в том, чтобы обмануть врага, но и в том, чтобы чувствовать себя подобным богу.
Однажды я попытался объяснить это Гизеле, и она прикоснулась к моему лицу своими длинными пальцами и улыбнулась.
— Битва лучше вот этого? — спросила она.
— Это то же самое, — ответил я.
Но это было не то же самое. В битве человек рискует, чтобы приобрести репутацию. В постели он не рискует ничем. Веселье то же, но удовольствие с женщиной быстротечно, в то время как репутация остается навсегда. Мужчины умирают, женщины умирают, все умирают, но твоя слава переживет тебя; вот почему я выкрикивал свое имя, когда Вздох Змея отобрал первую душу.
Моим противником был высокий человек в помятом шлеме, с копьем с длинным наконечником. Он инстинктивно ткнул в меня копьем, и точно так же инстинктивно я отразил удар щитом и ударил его в горло Вздохом Змея. Справа от меня был еще один противник; я толкнул его плечом, сбив с ног, а потом наступил ему на пах, одновременно приняв на щит выпад слева. Я перешагнул через того, чей пах превратил в кровавую кашу, и теперь защитная стена укреплений оказалась справа от меня, как я и хотел. Впереди же были враги.
Я врезался в них.
— Утред! — кричал я. — Утред Беббанбургский!
Я приглашал смерть за собой. Нападая в одиночку, я оставлял врагов позади, но в тот момент я был бессмертен. Время замедлилось, так что мои противники двигались, как улитки, в то время как я был быстр, как молния на моем плаще. Я все еще кричал, когда Вздох Змея вонзился в глаз врага с такой силой, что кость глазницы остановила выпад. Потом я сделал широкий замах влево, чтобы сбить меч, нацеленный мне в лицо. Мой щит взлетел вверх, чтобы принять на себя удар топора, Вздох Змея нырнул, и я сделал выпад вперед, пронзив кожаную куртку человека, чей удар только что отбил.
Я вывернул клинок, чтобы тот не застрял в животе, пока меч выдавливал кровь и кишки врага. Вслед за тем я шагнул влево и саданул железным умбоном в щит того, кто держал топор. Человек, пошатнувшись, сделал шаг назад. Вздох Змея выскользнул из живота фехтовальщика и проехался далеко вправо, чтобы столкнуться с другим мечом. Я следовал за Вздохом Змея, все еще крича, и увидел ужас на лице врага, а ужас врага подпитывает жестокость.
— Утред! — крикнул я, глядя на него, и он увидел приближающуюся смерть. Попытался попятиться, но другие напирали сзади, преграждая ему путь к спасению. Я улыбался, когда полоснул Вздохом Змея по лицу врага. Кровь брызнула в рассветном мареве, и мой другой замах, направленный назад, располосовал чье-то горло.
Двое других людей протиснулись мимо убитого, и я парировал удар одного из них мечом, а удар второго — щитом.
Эти двое не были дураками. Они надвигались, сомкнув щиты, с единственной целью — загнать меня к укреплениям и держать там, прижимая щитами, чтобы я не мог пустить в ход Вздох Змея. А как только они загонят меня в такую ловушку, то дадут возможность другим тыкать в меня клинками до тех пор, пока я не потеряю слишком много крови, чтобы держаться на ногах.
Эти двое знали, как меня убить, и явились сюда за этим.
Но я смеялся. Смеялся, потому что знал, что те собираются сделать… И враги будто стали двигаться медленней, а я выбросил щит вперед, ударив об их щиты. Они думали, что поймали меня в ловушку, ведь мне нечего было и мечтать оттолкнуть сразу двух человек. Те присели за своими щитами и пихнули меня вперед, а я просто шагнул назад и отдернул щит. Враги споткнулись, когда я вдруг перестал сопротивляться их натиску, их щиты слегка опустились, и Вздох Змея мелькнул, как язык гадюки. Его окровавленный кончик полоснул по лбу того, кто был слева, и я почувствовал, как сломалась толстая кость, увидел, как глаза врага остекленели, услышал треск упавшего щита — и сделал замах вправо. Второй противник парировал выпад и ударил меня щитом, надеясь выбить из Равновесия, но тут слева от меня раздался громовой крик:
— Господь Иисус и Альфред!
То был отец Пирлиг, а широкий бастион за ним был теперь полон моих людей.
— Ты — проклятый языческий дурак! — кричал на меня Пирлиг.
Я засмеялся. Меч Пирлига врезался в руку моего врага, а Вздох Змея сбил вниз щит норвежца. Я помню, как он на меня тогда посмотрел. На нем был прекрасный шлем с крыльями ворона по бокам. У этого человека была золотистая борода, голубые глаза — ив глазах его читалось осознание того, что он сейчас умрет, когда попытался поднять меч раненой рукой.
— Крепко держи меч! — велел я ему.
Он кивнул.
Пирлиг убил его, но я уже этого не видел. Я двинулся мимо, чтобы напасть на оставшихся врагов. Рядом со мной Клапа так неистово размахивал огромным топором, что был почти столь же опасен для своих, как и для врагов, и ни один из противников не захотел встретиться лицом к лицу с нами двумя. Все бежали вдоль укреплений — и ворота теперь были наши.
Я прислонился к низкой внешней стене и тотчас выпрямился, потому что камни шевельнулись под моим весом. Каменная кладка рассыпалась. Я хлопнул ладонью по непрочно держащимся камням и в голос рассмеялся от радости. Ситрик ухмыльнулся мне. Он держал окровавленный меч.
— Какие-нибудь амулеты, господин? — спросил он.
— Вот тот, — показал я на человека в шлеме с двумя крыльями ворона. — Он хорошо умер, и я возьму его амулет.
Ситрик наклонился, чтобы найти амулет-молот врага. За Ситриком стоял Осферт, глядя на полдюжины убитых, лежавших в крови, расплескавшейся по камням. Он держал копье с окровавленным наконечником.
— Ты кого-нибудь убил? — спросил я его.
Тот посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и кивнул.
— Да, господин.
— Хорошо, — сказал я и мотнул головой в сторону распростертых трупов. — Которого?
— Это было не здесь, господин, — ответил Осферт. На мгновение у него сделался озадаченный вид, потом он оглянулся на ступеньки, по которым мы сюда поднялись. — Это было там, господин.
— На ступенях?
— Да.
Я смотрел на него достаточно долго, чтобы ему стало неловко.
— Скажи, — наконец, проговорил я, — он тебе угрожал?
— Он был врагом, господин.
— И что же он сделал, — спросил я, — замахнулся на тебя костылем?
— Он… — начал было Осферт, но у него, похоже, иссякли слова. Он уставился вниз, на убитого мной человека, и нахмурился. — Господин?
— Да?
— Ты говорил, что покидать «стену щитов» — это гибель.
Я нагнулся, чтобы вытереть клинок Вздоха Змея о плащ мертвеца.
— И что же?
— Ты покинул «стену щитов», господин, — проговорил Осферт почти с упреком.
Я выпрямился и, прикоснувшись к своим браслетам, резко бросил:
— Ты живешь потому, что следуешь правилам. И составляешь себе репутацию, мальчик, если их нарушаешь. Но ты не добудешь себе славы, убивая калек.
Последние два слова я словно выплюнул. Потом повернулся и увидел, что люди Зигфрида переправились через реку Флеот, но, поняв, что позади них началась драка, остановились и теперь пристально смотрят на ворота.
Рядом со мной появился Пирлиг.
— Давай избавимся от этой тряпки, — сказал он.
Я увидел, что со стены свисает знамя. Пирлиг вытянул его и показал изображенного на нем ворона — знак Зигфрида.
— Мы дадим им знать, — сказал Пирлиг, — что у города теперь новый хозяин.
Валлиец задрал свою кольчугу и вытащил из-под нее знамя, сложенное и заткнутое за его пояс. Он развернул ткань — на знамени был черный крест на тускло-белом поле.
— Да славится Бог, — проговорил Пирлиг и спустил знамя со стены, закрепив на краю с помощью оружия убитых.
Теперь Зигфрид поймет, что потерял Ворота Лудда. Перед его глазами развевалось христианское знамя.
И все-таки несколько мгновений все было тихо. Думаю, люди Зигфрида не могли прийти в себя от изумления. Они перестали продвигаться вперед, к новому сакскому городу, а просто стояли смотрели назад, на ворота, с которых свисало знамя с крестом. А в самом городе люди собирались на улицах группками и глазели вверх, на нас.
Я же смотрел туда, где лежал новый город, и не видел людей Этельреда. Деревянный палисад венчал низкий склон там, где стоял город саксов, и возможно, войско Этельреда находилось за этим палисадом, прогнившим в нескольких местах и полностью обвалившимся с других сторон.
— Если Этельред не придет… — тихо сказал Пирлиг.
— Тогда нам конец, — договорил я за него.
Слева от меня серая, как несчастье, река скользила к сломанному мосту, а потом — в далекое море. Белые чайки выделялись на фоне этой серой воды. Далеко, на южном берегу, виднелось несколько хижин, над ними курились дымки. Там был Уэссекс. Впереди, где все еще стояли люди Зигфрида, была Мерсия, а позади меня, к северу от реки, — Восточная Англия.
— Закроем ворота? — спросил отец Пирлиг.
