Алексей Павлов - Иван Украинский
А враг продолжал неистово рваться вперед. Деникинцы захватили Крым, Харьков, Киев, Одессу, Орел, Курск, Воронеж, подошли к Туле. По прямой до Москвы оставалось не более 200 километров. Никогда еще красная столица не оказывалась в столь тяжелом положении. По стране, словно набат, продолжал звучать призыв Ленина:
— Республика в опасности! Все — на борьбу с Деникиным!
Воронеж шкуровцы заняли 6 октября. И как везде на занятой территории, в городе воцарились грабежи, расстрелы и насилие. Из всей белой казачни — кубанцев и донцов — шкуровцы выделялись особой разнузданностью. У них даже эмблема своя была: на рукав нашивалось изображение волчьей пасти с оскаленными зубами. Преследовалась двойная цель — страху на людей нагнать побольше и личное самолюбие потешить.
В связи с занятием новых позиций на крайнем южном фланге 8–й армии Украинский отправился в штаб дивизии за получением указаний по поводу привязки к пункту снабжения боеприпасами. Там его познакомили с последними приказами по дивизии и армии, а заодно доверительно
дали почитать ублюдочный листок «Воронежский телеграф», добытый разведчиками с помощью воронежских подпольщиков. В газетенке полно было всякого трепа. С ее страниц Шкуро похвалялся:
«После взятия Воронежа, Чернигова, Орла наше положение блестяще… Всякая новая операция красных заранее обречена на неудачу. Дело красных проиграно. Я не берусь ничего предсказывать ни о времени занятия Москвы, ни о зимней кампании, но совершенно очевидно, что конец большевиков близок».
От себя же «Воронежский телеграф» вещал:
«Обыватель может быть спокоен. Что занято войсками генерала Шкуро — назад не отдается».
Украинский усмехнулся:
— У этого щупляка заячья губа лопнет еще раз от натуги. Дослужился до генерала, а голова осталась, как тот пустой медный котелок.
К такому заявлению имелись веские основания. Ветеран знал, что в красных войсках идет накопление сил для решающих ударов, от которых несдобровать не только Шкуро, но и всей деникинской армии. Восьмая красная армия вступила в тесное взаимодействие с конным корпусом С. М. Буденного, готовилась к броску на Воронеж. Усиленно пополнялась боевой техникой и людьми 33–я Кубанская дивизия.
В начале октября в арггранспорт к Украинскому из кавалерийской бригады Павла Лунева заскочил знакомый земляк — кубанец, командир эскадрона Нефед Простягин. У его коня подбились подковы, требовалось их заменить.
— У меня заболел коваль, — рассказывал комэск. — Решил поблизу махнуть к тебе, попросить, чтобы ты сделал одолжение. У тебя ведь любых специалистов хватает. — Комэск вопросительно глянул на знакомца: — Ну как, перекуешь мне коня?
— Какой разговор. Перекуем, да еще на счастье свои особые подковы поставим.
Украинский вызвал нужных людей, приказал:
— На подковы положить полуду, чтобы от них были блеск и звон.
Когда Простягин на своем вновь «обутом» дончаке подъехал к канцелярии арттранспорта, Иван Митрофанович вышел на крыльцо, придирчиво осмотрел выполненную работу.
— Что ж, друг, — сказал он. — Желаю тебе боевых успехов. Пусть эти подковы цокают аж до самой нашей победы.
— Дарю на счастье и тебе подарок, — подавая Украинскому карманные часы в большом серебряном корпусе, в свою очередь ответил Простягин. — Пусть они верно отсчитывают тебе только приятное время.
В неусыпном боевом круговращении Ивану Митрофановичу недосуг было мало — мальски по душам поговорить с младшим братом, который служил у него командиром отделения. При коротких встречах он успевал сказать лишь самое необходимое, касающееся в основном выполнения текущих боевых задач. Но как‑то братьям все‑таки посчастливилось почти весь вечер побыть вместе, разделить совместный ужин. Сидя за столом в крестьянской избе, они вспоминали тихорецкую сторонку, родных и близких, свои нелегкие фронтовые дороги.
— Ты, братуха, не огорчайся от того, что мы сейчас пока в обороне, — вел разговор старший. — Беляки рвут из себя жилы, чтобы до зимы занять большие города, захватить Москву. Они хотят быстрее закончить кампанию и устроиться на зиму с комфортом. Дурень думкой богатеет, так и они. Но ничего у них не выйдет.
Улучив момент, младший сказал:
— Но пока еще перелома нет.
— Да, нет. Но он скоро наступит.
Иван — младший мечтательно произнес:
— И тогда мы двинемся на Кубань.
— Может, и на Кубань, — ответил старший. — А может, и в другое место. Главное — вперед, добивать контру.
Через неделю деникинский фронт дрогнул на всех направлениях. Белые добровольцы теперь не помышляли о захвате столицы, а стремились поскорее унести ноги и сохранить свои обозы с награбленным добром. Уже
12 октября командующий Южным фронтом А. И. Егоров отдал приказ войскам 1–го конного корпуса и 8–й армии о наступлении на воронежском направлении. В нем предписывалась и дислокация для 33–й Кубанской дивизии «наступать по линии реки Дон». Спустя пять дней во фронтовой сводке уже говорилось, как о свершившемся факте, что «восьмая армия ведет успешное наступление по всему фронту». В те дни части 33–й Кубанской вступили во встречный бой с противником и отбросили его на запад до Сред
него и Верхнего Икорца. На рассвете 23 октября 1–й конный корпус и восьмая армия завязали бой в предместьях Воронежа, а на следующий день освободили город от белогвардейцев. После разгрома белых под Орлом, Кромами и Касторной, развертывания корпуса Буденного в первую Конную армию дела у взаимодействующей с этим мощным кавалерийским соединением восьмой армии пошли еще лучше. К 25 ноября ее войска прочно удерживали свои позиции на линии Острогожск — Лиски — Бобров. А на следующий день — 26 ноября командование Южного фронта поставило задачу восьмой армии перейти Дон се- веро — западнее Павловска и открыть себе путь на Ростов. С других фронтов также поступали добрые вести: враг откатывался из Крыма, Украины, Молдавии.
Окрыленный, как и все воины, пафосом наступления, Иван Украинский без устали занимался подвозом снарядов для артиллерии дивизии, заменой колесных ходов на санные, пополнением конского поголовья. Всему нужен был командирский глаз да догляд.
При очередном докладе комдиву М. К. Левандовскому о запасах боеприпасов и стрелкового оружия в арттранспорте Украинский упомянул и о том, что в связи с повсеместным выпадением снега и установлением санной поры ему прибавилось немало хлопот. Из‑за нехватки саней в походной мастерской умельцы приловчились делать вместительные волокуши на полозьях, что помогло преодолеть возникшее затруднение.
— Молодцы, — похвалил комдив. — Только вы и колесные ходы берегите. Они нам понадобятся на Кубани, там‑то снега почти нет.
— Все фуры у нас целы, — пояснил Украинский.
В ходе отступления на юг враг огрызался отчаянно и дерзко, приходилось постоянно быть начеку. В одном месте, недалеко от Павловска, сбив противника, пехота, конница, артиллерия дивизии миновали небольшую речушку Козинка по переброшенному через нее мостику. Казалось, что для арттранспорта, следовавшего за ними, теперь уже не могло возникнуть никакой опасности. Громоздкий его обоз открывал первый взвод. Только по мосту прошли две- три груженые подводы, как по обозу начался артиллерийский обстрел с лесной опушки, находившейся в какой- нибудь версте от дороги.
— К бою! — тут же скомандовал Украинский, ехав — ший на своем Рябчике в голове колонны. — Рассредоточиться!
Повозочные, понукая лошадей, кто вправо, кто влево погнали повозки по неглубокой снежной целине, а их командир, собрав группу конных бойцов из хозчасти, поскакал в направлении леса, заходя противнику во фланг. Не вступая в бой, бродячий отряд белых бросил легкую полевую пушку и во весь опор уходил по просеке в глубь леса. Вероятно, пушка уже обременяла беляков, и они решили прежде, чем окончательно расстаться с ней, израсходовать свой последний боезапас с наибольшим вредом для красных. По основной колонне войск палить духу не хватило, а вот по обозу — смелости набрались.
Но и тут их постигла неудача. Находчивые действия командира арттранспорта сорвали их замысел. Белые успели сделать каких‑нибудь пять — шесть выстрелов, не причинивших обозу никакого урона. Только в спешке и суматохе опрокинулась одна повозка, из которой в речку попадало четыре ящика со снарядами. Их быстро подняли со дна — благо глубина оказалась с полсажени. Правда, пришлось помокнуть в холодной воде. Но это уже никто не считал за серьезную беду.
Изгнание врага с воронежской земли не обошлось без курьезных случаев. В самом начале наступательных боев Украинский расположил свой арттранспорт в довольно большом селе вблизи реки Потудань. Передний край дивизии находился отсюда в 5–7 верстах. Под вечер в избу, где Украинский устроился со своим старшиной и писарем, заявился местный священник. В полинялом черном одеянии, без нагрудного креста, святой отец, мужчина лет сорока двух, огладил рукой темно — каштановую бороду и басовито произнес:
