Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф
11 мая Елизавета с мужем отправляется в Геделе. Со страхом она следит за развитием политической ситуации, велит позвать Хорвата, чтобы он растолковал ей кое-что непонятное в своей «Борьбе за свободу». «Тогда я ещё не принадлежала к династии, — говорит она, намекая на казни 1849 года, — когда многое, о чём мой супруг сам больше всего сожалеет, делалось от его имени, в то время ещё очень молодого императора. Будь это в наших силах, мы бы первыми вернули к жизни Людвига Баттьяни и мучеников Арада».
Императрица прочла открытое письмо Кошута к Деаку, осуждающее всю кампанию за предоставление Венгрии равноправия, и испугалась, что в последнюю минуту оно ещё может всё усложнить, хотя даже Хорват уверил её, что Кошут уже пережил своё время и его никто больше не слушает.
Елизавета напряжённо следит за перипетиями политических баталий, ежедневно знакомится с парламентскими сообщениями и речами, которые произносятся и находят подтверждение своим взглядам, которые пыталась привить и своему супругу. «Я всё больше убеждаюсь, — пишет она с гордой самоиронией Францу Иосифу, — что я необыкновенно умна, тем не менее ты недостаточно ценишь мой замечательный ум».
Дня коронации ждут между тем с некоторым опасением. В последнее время Деак получает письма, полные угроз и оскорблений; ходят слухи о том, что левые собираются силой не допустить коронации. Принимаются особые меры предосторожности.
Торжества начинаются 6 июня. Согласно древнему обычаю Елизавета собственноручно приводит в порядок плащ Святого Стефана, который будет накинут на плечи Францу Иосифу в ходе коронования, причём ей приходится также штопать дыры на коронационных чулках и с помощью вкладыша подгонять слишком широкую корону.
Вечером 7 июня всё тщательно репетируется в приходской церкви Офена, при этом Елизавета не скупится на сатирические реплики. На императрице примеривают роскошное платье из серебристо-белой парчи с чёрным бархатным поясом, усыпанное драгоценными камнями и цветами сирени. Это чудо создано Домом Ворт в Париже и обошлось в сравнительно скромную сумму — пять тысяч франков.
В семь часов утра 8 июня из королевского замка появляется необычайно пышная коронационная процессия. Знать в невиданном прежде количестве, облачённая в живописные национальные костюмы и восседающая на великолепных лошадях с позолоченной сбруей, выражает своё преклонение перед-королевской властью, но одновременно демонстрирует собственное достоинство и могущество. Император в мундире маршала Венгрии верхом на лошади; Елизавета в национальном костюме с бриллиантовой короной на голове, ослепительно красивая, в парадной карете, запряжённой восьмёркой лошадей; конная лейб-гвардия с леопардовыми шкурами, развевающимися за спиной у каждого гвардейца... Это удивительное зрелище, заставляющее вспомнить невиданное великолепие королевской власти и аристократии в эпоху расцвета Средневековья.
Под сводами кафедрального собора Андраши в качестве местоблюстителя престола с помощью первого епископа возлагает на голову властителя корону и набрасывает ему на плечи плащ Святого Стефана. Когда, согласно древнему обычаю, над плечом Елизаветы держат корону Святого Стефана, провозглашая её королевой Венгрии, она забывает про всякую усталость и нелюбовь к церемониям, душу её охватывает трепет от сознания величия момента и безграничной любви, которую она читает в глазах собравшихся. Торжественные звуки «Те Deum»[48] глубоко тронули императрицу, и когда императорская чета жертвует церкви насыпанные на золотых тарелках тяжёлые золотые монеты со своими изображениями, глаза её наполняются слезами. Император с Елизаветой выходят из собора, и в этот момент навстречу им несётся тысячеголосая здравица толпы. Пока Франц Иосиф садится в седло, чтобы в составе пышной процессии, где участвуют и иерархи церкви в роскошном облачении, восседающие на лошадях, отправиться приносить клятву верности, а затем на Королевский холм, министр финансов горстями швыряет в толпу тысячи золотых и серебряных монет. Елизавета тем временем незаметно ускользает. Она меняет своё тяжёлое платье со шлейфом на простой наряд из мягкого тюля, переплывает на пароходе Дунай и укрывается во дворце Ллойдпале, чтобы из его украшенных цветами окон любоваться процессией и празднеством.
Императрица озабоченно следит за Францем Иосифом. Его великолепная лошадь не очень слушается седока, однако опытный всадник твёрдо держит поводья. Он поднимает вверх ладонь, давая клятву верности, отделившись от большой группы всадников, император галопом скачет на белоснежном коне на Королевский холм. Там, поднявшись на вершину, он поочерёдно поворачивается к каждой стороне света и наносит незримому противнику удар мечом... Лишь после торжественного обеда смертельно уставшая императорская чета получает наконец возможность уединиться в своих личных апартаментах.
На пятый день празднеств Их величества получают в качестве королевского дара по пятьсот тысяч дукатов в красивой серебряной шкатулке. Вероятно, многие ожидали, что королевская чета тем или иным способом вернёт эти деньги стране, однако никто не мог предположить, что они пойдут вдовам, сиротам и инвалидам тех самых гонведов[49], которые некогда боролись против Австрии. Справедливо или нет, но вся Венгрия была убеждена, будто таким решением она обязана Елизавете.
Больше всего радости доставляют императрице преподнесённые Их величествам дары природы. Вытянувшись длинной вереницей, дети в национальных костюмах приносят великолепные цветы, плоды невероятных размеров. Королевский холм с фигурой Его величества из нежнейшего сахара, корону Стефана из лучшего сдобного теста, богато украшенную ветчину невероятно больших размеров, две огромные, весом по шестьдесят фунтов, ещё живые рыбины, принесённые на жердях, славных барашков и телят, а в довершение всего для кронпринца прелестного буланого жеребёнка с триколором, вплетённым в гриву и хвост. Несмотря на опасения, все шесть утомительных праздничных дней прошли без происшествий.
Небывалое воодушевление вызвала и приуроченная к коронации крупная амнистия. На родину возвратились почти все эмигранты, за исключением Кошута, чья газета «Мадьяр Уйсаг» задним числом посвятила прошедшим торжествам всего четыре строчки в рубрике «Новости дня»». «Коронация, — гласил лаконичный текст, — прошла восьмого числа текущего месяца согласно программе при благоприятной погоде. Если не считать нескольких промахов, которые объясняются строптивостью лошади, никаких несчастных случаев не отмечено». И этим намёком на лошадь Франца Иосифа ограничился весь отчёт о коронации!
Торжества в Будапеште подошли к концу. Да и пора уже, потому что, несмотря на все восторги и ликование, эти дни явились для императорской четы ужасным напряжением. 12 июня Их величества отбыли прямо в Ишль. Там они рассчитывали немного отдохнуть: к тому же они чувствуют себя более защищёнными от проявлений народных настроений в Австрии, где коронацию восприняли с более чем смешанными чувствами.
Глава восьмая
Итак, после всех трудностей, выпавших на долю императорской четы во время коронации, супруги надеются насладиться в Ишле безмятежным покоем, но их ждёт жестокое разочарование. Июнь 1867 года приносит с собой суровые удары судьбы. 19 июня в Мексике был расстрелян брат Франца Иосифа Максимилиан, и тем самым была поставлена последняя точка в авантюре, приведшей к гибели этого идеалиста и его честолюбивой супруги. Впечатление было ошеломляющим. Больше всего это подействовало на эрцгерцогиню Софию, чьим любимцем слыл Макс. За одну ночь эрцгерцогиня сильно постарела. Обычно общительная, она замкнулась в безмолвной скорби, сломленная физически и морально. Елизавета сочувствует несчастью, однако даже этот удар судьбы не сблизил обеих женщин.
Через несколько дней приходит известие о смерти 26 июня наследного принца фон Турн унд Таксис, мужа сестры императрицы, с которым Элен была очень счастлива. Императорская чета отправляется в Регенсбург на похороны. Молодая вдова — воплощение горя, даже отчаяния. Полностью уничтоженная, она пытается искать утешение в чрезмерной набожности, что вызывает самое горячее одобрение эрцгерцогини Софии.
2 июля Елизавета возвращается в Ишль, где её застаёт письмо короля Баварии, который некоторое время сопровождал её на обратном пути из Мюнхена. «Ты не можешь представить себе, милая кузина, — пишет он в своей экзальтированной манере, — каким счастьем это меня наполнило. Часы, проведённые с тобой в вагоне, я считаю счастливейшими в своей жизни. Память о них никогда не изгладится. Ты разрешила мне навестить тебя в Ишле. Если действительно приближается столь счастливое для меня время, когда осуществляется надежда увидеть тебя там, то я счастливейший из смертных. Чувство самой искренней любви и уважения и безграничной преданности тебе, которое я ещё ребёнком носил в своём сердце, сулит мне земной рай и исчезнет только с моей смертью».
