Павел Загребельный - Изгнание из рая
- Ага. А чего они здесь сидят?
- Ждут.
- Чего?
- Перемен. Боятся прозевать.
- А разве что-нибудь должно меняться?
- А они разделяются: половина сидит возле конторы колхоза, а другая половина - вот здесь.
- Ничего не делают, а только сидят и ждут?
- Не делают? Пойдите спросите их - сколько они вам наговорят!
- И пойду, и спрошу!
Решительности после сегодняшних конфронтации с Пшонем и Жмаком Грише было не занимать. Он вылетел из сельсовета, как древнеславянский бог Перун, готовый греметь, сверкать, карать и испепелять.
- Добрый день, товарищи! - крикнул он.
- Добрый, добрый, добрый! - раздалось в ответ.
- Поработали? - довольно ехидно полюбопытствовал Гриша.
- Да уж куда там!
- Еще как поработали!
- Встали на трудовую вахту!
- Ага, - подытожил Гриша, - встали, говорите, на вахту. Могу вам сообщить, что становиться на вахту возле этой клумбы вряд ли есть смысл. Никуда эта клумба не убежит, и никто ее не украдет. Это мое первое заявление, так сказать, неофициальное. А теперь я сделаю заявление последнее. Если вы считаете, что меня избрали на день или на неделю, как того временного царя для насмешки и оплевывания, то вы глубоко ошибаетесь.
- Вы же вроде полетели? - несмело выдвинулся вперед всех Интриган.
- Полетел и прилетел.
- А товарищ Жмак заявил, что вас не будет, - наклонил к плечу голову Сладенький.
- Как видите, нет Жмака, а я - перед вами.
- Тогда как же это так? - надулся Первородный.
- А вот так. Сидеть - хватит, разобщенности - конец, все в единый агрокомплекс, или же я предложу очистить территорию Веселоярского сельсовета! Хлеб-паляница в торбе ниоткуда не возьмется!
Хлеб-паляница для представителей всех заинтересованных ведомств еще кое-как было понятно. Но торба! К чему здесь торба? Что за пережиток? Что за отсталое мышление у этого нового председателя?
Обменявшись взглядами, которые в литературе называются красноречивыми, они, однако, не стали разводить антимоний, докурили каждый свою сигарету, покашляли и похмыкали, а потом рассредоточились по веселоярским углам: определять, где стриженые, а где паленые. Гриша же, проводив их взглядом и пробормотав свое излюбленное: "Вот гадство!" - решил заглянуть в Дом культуры, а если точнее - в сельскую библиотеку, которой заведовала бывшая его одноклассница Тоня, теперь Антонина Ивановна, жена самого директора школы. Когда-то Гриша хотел было влюбиться в Тоню, но испугался: слишком уж она была хороша и языката. Язык как бритва. Подойти к ней еще как-нибудь можно, но что ей скажешь? Вот так, напугав себя, Гриша и завербовался в добровольное рабство к Щусевой Кате, рабство это, как известно, закончилось трагически и еще неизвестно, что было бы с Левенцом, не появись на веселоярских горизонтах Дашунька Порубай.
Но человечество с мудрым смехом смотрит на свое прошлое, не имея никаких намерений возвращаться к нему и повторять ошибки и глупости. Гриша был частицей человечества, к тому же женатой, да еще и занимал официальную должность, но сердце у него в груди все-таки предательски и коварно вздрогнуло, когда он увидел Тоню, красивую и строгую, независимую и неприступную в царстве книг и в мире мудрых мыслей и слов. Гриша даже попятился и зажмурился, чтобы не обжечься и не ослепиться, но должен был проявлять решительность на каждом шагу, поэтому отважно ринулся вперед.
- Что, начальство решило нас проверить? - без страха встретила его Тоня.
- Какая может быть проверка? - смутился Гриша. - Я к тебе, Антонина, за советом.
- Антонина, а почему не Тоня?
- Ну уж если на то пошло, то в школе я тебя называл Тонькой!
- Так называй и дальше так.
- Слушай, Тонька, у тебя в библиотеке книга о гадах может быть?
- Тебе о реакционерах?
- Да нет, о настоящих гадах. Тех, которые ползают.
- О пресмыкающихся? Так бы и сказал. Тебе как, что-нибудь справочное или из художественной литературы?
- Я и сам не знаю. Когда заедают гады, тогда какая литература помогает: справочная или художественная?
- Наверное, и та и другая. Знаешь что, давай я тебе найду все, что есть в словарях, а потом что-нибудь и из художественной.
- Морочу я тебе голову.
- Да какая морока? Это же одна минута!
Она метнулась за стеллажи, возвратилась с целым ворохом словарей и энциклопедий, начала листать страницы перед Гришиными глазами, быстро и умело вычитывала то оттуда, то отсюда.
- Так. Вот здесь. Гад. Гадюка. Гаденыш. Гадоед. Гадье. Гадина. Гадюга. Гадюра. Гадючонок. Гадюшник. Гадючиться... Все это от санскритского слова "гад" - ползать, пресмыкаться. Черви тоже сюда. Подходит тебе?
- Вроде бы подходит, хотя и без червей, потому что там есть и полезные. Давай дальше.
- Вот здесь еще. Слово "гад" для классификации не годится. Необходимо говорить: ползучее животное, пресмыкающееся.
- Как ни говори, а все равно гадство. И что там о них?
- Пресмыкающиеся делятся на черепах, клювоголовых, чешуйчатых и крокодилов.
- Ну, черепаху и крокодила сразу видно. А клювоголовых узнаешь только тогда, когда они тебя клюнут. Это тоже ясно. Труднее с чешуйчатыми. Спрячется в чешую - не доскребешься!
- Здесь вот еще есть, - нашла Тоня, - земноводные тоже относятся к гадам. Например, наша обыкновенная жаба. Это так называемые голые гады.
- Голые гады - это здорово! - обрадовался Гриша. - Голых и разоблачать не надо, сами себя показывают! Теперь бы еще придавить их художественной литературой - и талатай[8].
- Из художественной, к сожалению, у нас ничего нет. Только детские книжки.
- Давай и детские!
- Киплинг. Про Рикки-Тикки-Тави.
- Что это за чертовщина?
- Зверек такой. Называется мангустой. Поедает змей и крыс.
- Навряд ли, Тонька. Я ведь гадов есть не собираюсь. Я их хочу изучить, чтобы не съели меня.
- А что - угрожают?
Гриша вздохнул:
- Только тебе скажу: удрал бы я на свой комбайн, ох и удрал бы!
- У тебя ведь теперь такая власть!
- Власть? А ты знаешь, что это такое?
- Ну, это что-то самое высокое в селе...
- На высокое дерево козы скачут. Слыхала? Между прочим, у меня, кажется, именно с коз все и началось. И как началось, как пошло, - ни тебе конца, ни краю!
- Потому ты и ищешь про гадов?
- Да как тебе сказать... Когда-то я выдумал себе талатай. Теперь не помогает. Никакие слова, вижу, не помогут. А на гадов надвигается второй ледниковый период. Слышала?
Тоня кивнула. Эту ничем не удивишь. Все слышала, все знает. Такой была еще в школе.
- Знаешь, Гриша, раз ты уже зашел в библиотеку и раз ты теперь председатель, давай я тебе прочитаю одно место из Довженко.
- Это ты хочешь намекнуть, какие у нас никчемные фильмы крутят в Доме культуры?
- Нет, это о другом.
- Довженко - это же кино?
- Не только. Да ты послушай. Хочешь?
Тоня снова метнулась к стеллажам, вынесла аккуратный томик, нашла то, что хотела, и прочла: "Если не молчать в угоду длинному ряду редакторов, наставников и поучителей и не кривить пером в обход вопросов, в угоду благополучию, в угоду тому, что скажет подлая старенькая княгиня Марья Алексеевна, в угоду квартире своей, машине своей, даче своей, месту в президиуме своему, - трудно писать про село, где пролетело бесповоротно далекое детство.
Задумчивые лица умных, скупых на улыбку людей говорят о многом, и забота на лицах свидетельствует мне, как тяжело иногда достается его трудовой героизм. Как скучно и нелегко еще во многих наших селах, какие убогие хаты, о критики, художники. О, процветающие, какие же небогатые хаты!"
Гриша пришел искать сочувствия, а ему - про небогатые хаты! Ох и вредная же эта Тонька.
- Слушай, Тонька, - попробовал он возмутиться, - что ты мне читаешь? У нас же не хаты, а дома! И вовсе не убогие. Забиты мебелью и коврами, как когда-то у дворян.
- Ага - у нас? А в соседних селах? Колхоз укрупнили? Теперь укрупнят и твой сельсовет. Потому что Веселоярск образцовый, для него создают условия, ему и бюджет, и фонды, и строительные материалы, и техника. А другим ничего. Укрупнишься - нужно будет делиться со всеми. Вот тогда ты запоешь! А сейчас - я тебя не понимаю.
- Ты?
- Я.
- Ну, спасибо. Помогла и посочувствовала. С чем пришел, с тем и уходить?
- Иди руководи, - засмеялась Тоня.
Гриша испугался по-настоящему. А что, если в самом деле захотят укрупнить и сельсоветы? Это похоже на брак по расчету. Один хочет поскорее упасть в объятия, а другой изо всех сил сопротивляется. Это только в классических романах и пьесах богатые невесты влюблялись в бедных парней. Теперь наоборот: бедный колхоз безумно влюбляется в богатый и жаждет союза. Молниеносное венчание без всяких документов заменено неоправданным укрупнением, богатые колхозы боятся этого, как черт ладана, ибо кому же охота делиться своими фондами и благосостоянием. Нужно было немедленно найти дядьку Вновьизбрать и провести консультации на самом высоком уровне. Ведь если и в самом деле случится так, как предвещает эта вреднющая библиотечная Сивилла, что тогда? Захотели же объединиться с Веселоярском все соседние колхозы? Чуть ли не весь район пожелал укрупниться в колхоз "Днипро". Когда-то областными масштабами тут и не пахло, а теперь мало Жмака, прибывает Пшонь с собственной свиньей и грозит еще чем-то таинственным и заковыристым, как тот Тавромахиенко. Ну, гадство!
