Сергей Решетов - Гильотина для Фани. Невероятная история жизни и смерти Фани Каплан
«Крысюк», словно по команде, улёгся на живот, блеснул чёрными бусинками глаз и положил голову на розовые лапки, как собачонка. Адам вспомнил, что такое мутное, толстое стекло видел когда-то в историческом музее Иерусалима, ему было больше пяти тысяч лет. На шаре действительно не было видно никаких швов и царапин, он был абсолютно герметичен.
«Да, вот это фокус, подумал он». Наконец, Яша опустил письмо.
– Это было зимой сорок третьего года. Синагогу тогда закрыли, я был там ещё и за сторожа. Однажды ночью в окно постучали, это была женщина с маленькой девочкой.
Сказала, что от Абрама и передала мне Талмуд. Просила хранить его до возвращения «дяди» Абраши. Четыре года я прятал его под деревом в главном зале синагоги, а когда в сорок восьмом уезжал сюда, передал его на хранение Боре Крамеру.
Недавно из России приезжал на гастроли один баритон, передавал привет от Борьки, он теперь большой начальник в Москве по культуре. Так что Талмуд Абрашин у него. Яков попросил прощения и вышел, вернулся буквально сразу и передал Адаму листок, это была записка для Крамера: «Дорогой Борис, отдай Абрашин Талмуд подателю сего письма. С радостью сообщаю, что Абраша жив, как и наш «крысюк». Твой Яша Мойсе».
Адам и Фейга поблагодарили Якова и попрощались. Уже от дверей Адам вернулся: «Скажите, рабе, ведь это какой-то фокус?». Яша поманил его пальцем и, как когда-то его дед, прошептал ему на ухо: «Когда я буду умирать, приходи, поц, я тебе всё расскажу!». И весело рассмеялся. Они долго сидели потом в машине и курили.
– Главное у нас есть результат, тётя Фейга, – сказал Адам, завёл мотор и резко стартовал с места, – его зовут Борис Крамер, а это уже не мало. Наши ребята в посольстве его быстро вычислят, тем более, что человек он в Москве известный. Но у Адама всё не шла из головы последняя фраза Якова Мойсе. По сказанному и случилось.
Через много лет после описываемых здесь событий, надумал Яша Мойсе помирать, но вот что делать с «Моисеевой зверюшкой», он не знал. Отдавать «крысюка» в чужие руки он не хотел, а своей семьёй и детьми он так и не обзавёлся. И вспомнил он о белозубом парне, который когда-то привозил ему письма от его закадычных друзей Бори Крамера и Абраши Лифшица. Позвонил куда надо и Адам приехал в Иерусалим. «Ну, что, поц, настал твой черёд», – встретил его Яша фразой своего покойного деда. И вот что рассказал он Адаму на смертном своём одре: «Даже мой прадед не помнил, каким образом этот шар попал в наш дом. Но дед говорил мне, что последние триста лет мы были хранителями этого «Моисеева чуда». На мне наш род заканчивается, теперь ты, Адам, и твои потомки обязаны хранить его и передавать из поколения в поколение. Это не просто зверюшка – это знак вечности, так говорил мой дед. Он, конечно, был большой шутник и, если честно, я и сам не очень верю в эту семейную легенду, но вот уже почти восемьдесят лет живёт наш «крысюк» в этом шаре и я тому свидетель. Как бы там не было на самом деле, могу сказать одно – береги его и он принесёт счастье тебе и твоим детям». С этими словами и отбыл Яков Мойсе, старый чудак и мудрец на встречу со своими закадычными дружками Борей и Абрашей, которые, похоже, уже заждались его.
Глава четвёртая
Москва. Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, 1957 год
Делегации соцстран Борис Самуилович Крамер размещал в центре Москвы, как и было приказано, но что делать с идеологическими врагами из США, Англии, Франции и. т. д., он и понятия не имел, а тем более, с делегацией Израиля. Он долго ломал голову и поселил её не так чтобы уж и далеко, но и не близко – в общежитие Тимирязевской академии. «Зато рядом ВДНХ», – удовлетворённо подумал он, всё-таки, свои. И концерты в павильонах тоже могут они давать, пешком дойдут и транспорт не нужен, расписывал Боря концертные программы.
Давид Сорек, руководитель израильской делегации, знал об особой миссии Адама и выделил ему в общежитии отдельную комнату, только ему разрешались индивидуальные походы по Москве в любое время суток, это особенно подчёркивал Харель, когда инструктировал его. Сегодня делегация вернулась в общежитие далеко за полночь. Адам сидел в своей комнате за чашкой давно остывшего кофе, он был потрясён увиденным. Большой Каменный мост, Манежная и Красная площадь, все прилегающие маленькие и большие улицы Москвы были забиты сотнями тысяч москвичей и тысячами участников фестиваля.
Десятки импровизированных концертных площадок, музыка, смех, объятия, дружеские улыбки на лицах, разноголосица всех языков мира – всё это превращало фестиваль в фантастический и праздничный Вавилон. Из всего хаоса мыслей и впечатлений этого дня, рождалась и ещё одна мысль, абсолютно безнадёжная – как в этом водовороте страстей, в этом людском море найти Дору? Адаму не нужно было носить с собой её фотографии и буклет с портретом «Незнакомки» – он врезался в его память навсегда. Но это ничего не меняло, профессиональный опыт подсказывал ему – дело это совершенно безнадёжное, только невероятное, почти сказочное стечение обстоятельств, могло помочь ему.
Что касается основного его задания, поисков Талмуда с плёнкой, то здесь было всё гораздо проще – ребята из местного посольства ели свой хлеб не зря. У него были все адреса, домашние и рабочие, номера телефонов, адрес дачи, где он проживал постоянно и даже несколько фотографий Бори Крамера. Харелю, в первую очередь, тоже была нужна эта плёнка: «Чтобы впредь проще было договариваться с русскими коллегами». Адам прекрасно видел, как «пасли» их делегацию, как русские «переводчики» отслеживали каждый их шаг и понимал, что здесь ему будет очень трудно. До утра он мучился и никак не мог принять решение. И, всё же, когда в шесть утра маленький приёмник на стене неожиданно и громко ожил и запел: «Союз нерушимый, республик свободных…» он принял решение. «Нужно начинать с Бори Крамера».
В эту ночь мучился и не спал не только Адам. На Лубянке до утра горел свет в кабинете генерала Семёнова. На фестиваль были откомандированы сотни сотрудников с мест, в некоторых областных и районных отделах оставалось по одному человеку. Все силы конторы были брошены на Москву, но людей всё равно не хватало. Как назло, самые большие делегации прислали Англия, Франция, США, ФРГ и всякие там Нидерланды. «Даже представить себе невозможно, сколько там засланных казачков», – думал генерал.
И как, вообще, отследить общение и контакты десятков тысяч наших граждан с иностранцами? Практически это невозможно. И сколько он не втолковывал эту истину членам ЦК, они все, как попугаи, твердили одно: «Мы должны выглядеть в глазах всего мира демократической страной». «Демократы хреновы!». Он встал и подошёл к окну, картина была всё та же – его железный шеф стоял на своём месте. «Вот он навёл бы порядок и научил бы вас, козлов, демократии!» Затем вернулся к главному. «Значит Фани у нас в Израиле, а плёнка где-то здесь, под носом», – думал он.
Вернулся к столу, долго искал папку делегации Израиля, наконец нашёл её и стал внимательно изучать. «Если они послали человека за плёнкой, то он где-то здесь». Списки двух групп палестинцев и арабов он отложил в сторону сразу. Десять сотрудников Ведомства, которые были с ним согласованы, тоже. «Они ведь не идиоты включать его в этот список». Оставались артисты, спортсмены, танцоры и музыканты.
Доверяя больше своему чутью, нежели голове, генерал отобрал двадцать фамилий фигурантов, которых нужно было «пасти» особенно внимательно. А вот фамилию Адама Койфмана генерал и пропустил. (Эх, Семёнов, Семёнов!). Генерал нажал на кнопку громкой связи
– Петровича ко мне.
Влетел заспанный Петрович:
– Шо, товарищ генерал?
Семёнов отдал ему список из двадцати фамилий
– «Пасти» каждого, и ещё одного сотрудника, на всякий случай, отправь на Грановского. Петрович топтался, как стреноженный конь, почёсывал низ живота. Он что-то хотел спросить у шефа, который явно нервничал, но боялся.
– Давай, только короче, – бросил генерал.
– То ж, Владимир Иванович, мне ж двадцать топтунов надо, где ж я их…
– Снимешь с «капиталистов», – оборвал его Семёнов, – скажешь в «девятке» – я приказал. И больше идиотских вопросов не задавай!
– Есть!
И Петрович, как ошпаренный, вылетел из кабинета.
А в то самое время, когда вся Москва стояла «на ушах», а МУР был брошен на зачистку столицы от нежелательных элементов – проституток и бомжей, которых тут же отправляли на «101» километр, капитан Дора Шмидт купалась в Чёрном море, загорала, а вечерами, в хорошей компании дегустировала вина из знаменитых подвалов графа Шувалова и весело проводила время в ресторане ведомственного пансионата. Здесь отдыхали коллеги из разных городов, было шумно и интересно, особенно, когда начались экскурсии в «Ласточкино гнездо», Ливадийский дворец, Коктебель, Бахчисарай.
По-настоящему, её потрясли пещеры первых христиан в Бахчисарае. Вырубленные в монолитной скале, они и сейчас были неприступными без современного альпинистского снаряжения. Дора надолго отстала от своей группы, уселась на каменный парапет и не могла отвести глаз от этого чуда. Они объехали весь Крым, побывали даже в Евпатории, пробежались по музеям – историческому и памяти старых коммунистов, посетили квартиру Дмитрия Ильича Ульянова и поехали дальше. (Эх, «вещунья»!).
