Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Вы правы, мадам, – Жуков жалостливо вздохнул, – нам нужен один из клиентов.
– Понимаю, служба.
– Совершенно верно.
– Мне кажется, что нужен вам владелец тех саней, что стоят во дворе? Очень подозрительная личность, мало того, что заявился ночью, так всё лучшее ему подайвай.
– Вы очень проницательны, мадам.
– Благодарю за комплимент, и зовите меня Марией Ивановной, меня коробят такого рода слова, как мадам.
– Так, где мы можем найти господина Александрова?
– На втором этаже, первая комната справа, но прошу вас, Михаил Силантьич, без стрельбы, ломания мебели и битья стёкол.
– Постараемся.
Миша постучал левой рукой, в правой за спиной держал пистолет, так на всякий случай. Щёлкнул замок и из—за двери выглянула молоденькая девушка с мутными от выпитой ночью водки. Помощник Путилина поманил ее пальцем и показал жестом молчать.
– Где он? – тихо шепнул Миша.
Девушка неопределённо кивнула за спину
– Кто там? – Раздался хриплый голос.
– Вино принесли, – не растерялась девушка.
Миша мягко отодвинул в сторону и прыгнул в комнату.
Перед ним, держась за край стола, предстал очень бледный человек с прямыми, тусклыми давно немытыми волосами, с высоким выпуклым лбом и непроницаемыми глазами. Он метнул на Жукова подозрительный взгляд, потом на окно и с невероятной быстротой рванулся к двери, сбив с ног Лёву и оттолкнув второго агента. Миша за ним и только перед порогом умудрился выставить ногу вперёд, о которую—то и зацепился убегавший мужчина.
Уже потом Жуков спрашивал.
– Александров?
– Что надо?
– Александров?
– Ну.
– Прошу следовать за мной и без фокусов.
– Если не пойду?
Миша тихо сказал агентам, сопровождающим его.
– Вяжите.
– Я, – начал было гоношиться Александров, но устало опустился на стул, закрыв лицо руками.
– Говорил же ему, не стоит, а он, как по маслу, как по маслу, – передразнивал кого—то задержанный.
В сыскном он назвался Александром Меркуловым, порховским мещанином, приехавшим с столицу с братом Алексеем, который скрылся из—под надзора лужской полиции.
Не успел явится Жуков с радостной вестью, как от надворного советника прибыл один из агентов.
– Иван Дмитрич. – начал агент с порога, – Федька Весёлый с домочадцами убит.
Двухэтажный мрачноватый деревянный дом встретил сыскных агентов тишиной, словно в такой час никто не проснулся и продолжал отдыхать, ведь Весёлый принимал «гостей» чуть ли не до первых петухов, правильно сказал один из римских императоров, что деньги не пахнут, а только делают богаче их обладателя.
Странно, но дверь чёрного входа была приоткрыта и сыскные агенты не преминули воспользоваться сиим обстоятельством.
– Иван Дмитрич, – начал с порога агент, запыхавшийся и потный лицом, словно от Ланской бежал, а не ехал на санях, – Федька Весёлый с домочадцами убит.
Путилин в изумлении поднялся с излюбленного кресла и заикаясь произнёс:
– К—к—к—ак убит?
Сыскной агент вытер со лба шапкой пот.
– Убит, я толком не знаю, но одни ножом изрезаны, другие задушены, но что кровью всё залито, могу сказать точно. Самолично видел.
– Дела, – Иван Дмитриевич ударил кулаком по столу и, играя желваками, прошёл к окну, – новость, так новость, – потом повернулся к агенту и спокойным голосом произнёс, – позови дежурного чиновника.
Распоряжений было немного, разыскать, хоть из—под земли, чиновников по поручениям, доктора и направить их незамедлительно в Ланскую, дом Федьки Весёлого, известного в столице скупщика краденного, содержателя дома терпимости и человека, за плечами которого не один десяток организованных преступлений.
Уже на улице, когда Иван Дмитриевич удобно расположился на скамье саней, объявился Жуков, занимавший должность помощника Путилина.
– Убийца задержан, – Миша не сдерживал пышущей довольством улыбки.
– Садись, – начальник сыскного отделения кивнул на свободное в санях место.
– А как же… – не договорил помощник, указывая на задержанного, потом повернул голову к агентам, распорядился, – Александрова в камеру, – осторожно опустился на скамью саней.
– Федька Весёлый убит.
– Да ну, – присвистнул Миша.
– Не было печали, – Иван Дмитриевич смотрел куда—то в небо и, словно очнувшись от забытья, распорядился, – трогай.
Снег скрипел под полозьями, навевая печальные мысли. Небо распогодилось и быстро бегущие тёмные тучи, лишь изредка, закрывали от взора не по зимнему греющее солнце. В ярком свете дома смотрелись особенно нарядно, по глазам скользили блики, отражавшегося в окнах дневного светила. Народ на улицах суетился, шёл по своим делам, смеялся, громко разговаривал, но никто и не подозревал, что смерть всегда стоит с остро заточенной косой рядом и в любую минуту может одним движением перерезать нить жизни, как недавно случилось в Ланском, где Фёдор Семёнович Пёрышкин, по прозвищу Федька Весёлый, лежит с перерезанным горлом в тёмной комнате второго этажа, где хранил деньги, золото, процентные бумаги, как говорил «на старость». Как ни загадывай, какие не строй планы, сколько не копи денег, итог один – всего с собою не заберёшь, даже может, этим накопленным, оторванным от кого—то последним куском не воспользуешься.
Иван Дмитриевич знал Федьку давно, но никак не мог поймать, осторожный был Пёрышкин, никогда своими руками ничего не делал, но вот и его час настал. Пока ехали Путилин размышлял, кому мог перейти дорогу Весёлый или, может быть, убийство из разряда «вор у вора дубинку украл». Тогда сложно найти настоящего убийцу, хотя если Федька кого—то впустил, то, значит, знал, хотя этот кто—то мог весточку принести из мест не столь отдалённых, а мог и просто посетителем публичного дома быть. Услуги не дороги, подопечных Весёлый не жалел, главное, чтобы доход приносили, притом деревень и сёл по губернии много, а по России и не счесть, крестьяне рады от лишнего рта избавится.
Бег лошадей с каждым шагом приближал к печальному месту, где поселилась вездесущая смерть.
В доме Федьки Путилин бывал не раз, пока ехал, силился вспомнить, когда такая оказия представлялась в последний раз. За суетой повседневных дел забывается многое, более в памяти сидят места преступлений, приметы, подмеченные острым взглядом, злодейские лица.
Ланская встретила тишиной, до дома Весёлого на улицах не встретился ни одни человек, словно, и в самом деле, печальный ангел простёр чёрные крыла над, казалось вымершим, районом.
Вокруг дома высился трёхаршинный забор с вычурными резными воротами и калиткой под навесом, видимо, чтобы приходящие не мокли под дождём и снегом.
Иван Дмитриевич первым вышел из саней, размял ноги и осмотрел окрестность. Ближайшие дома находились в саженях пятидесяти с одной и второй сторон, в том, что справа дым белёсым столбом поднимался в небо, ветер стих, в том, что слева не убран даже от снега двор, видимо, хозяева перебрались в другое место.
Ворота в Федькин двор открыты настежь, в глубине виднелись ещё одни сани.
– Пристав? – то ли сказал, то ли спросил Миша.
– Сейчас и узнаем, – с горечью в голосе произнёс Путилин.
На пороге дома стояли люди, среди которых выделялся надворный советник Иванов, в военной шинели местный полицейский начальник, пристав 1 стана Лесного участка поручик Авчинников с подчинёнными, агенты и человек в статской одежде, которого Иван Дмитриевич не мог признать.
Начальник сыскного отделения сдержанно поздоровался со всеми, не подавая никому руки.
– Иван Дмитриевич! Мы вас заждались, – первым произнёс пристав, спускаясь с крыльца и протягивая Путилину руку и, словно бы оправдываясь, добавил, – вот при каких обстоятельствах приходится встречаться.
– Да, перед погодой и преступлением мы не имеем преимуществ.
– Совершенно так, – согласился исправник, – не приведи Господь, встречаться при таких обстоятельствах.
– Что стряслось? – Иван Дмитриевич повернул голову к надворному советнику Иванову, чиновнику по поручениям.
– Пять убитых.
– Пять? – Скинутая Путилиным к верху бровь говорила об удивлении.
– Пять.
– Но если заведение Федьки Весёлого работало, а оно не могла не работать, то их должно быть больше.
– Согласен с вами, Иван Дмитриевич, – после того, как прочистил горло кашлем, сказал поручик Авчинников, – но и так трупов много.
– Я не о том, – отмахнулся начальник сыскного отделения, – значит, пятеро, а женщины?
– Одна.
– Однако странно, что одна, – раздражение не покидало Ивана Дмитриевича каким—то неясным состоянием вдруг появившейся ниоткуда тревогой, и ко всему прочему невидимая рука мягкими пальцами начала сжимать под лопаткой сердце, – показывайте, – и шумно выдыхая воздух, тяжело поднялся на крыльцо, придерживаясь за перила, – чем земля Ланских богата.
