Кристиан Жак - Сын света
— К великому сожалению!
— Усталость одолевает меня, возраст начинает напоминать о себе все чаще.
— Однако накопленный вами опыт бесценен.
— Поэтому-то я и спешу передать его молодым, таким как Аша; завтра они будут отвечать за нашу дипломатию.
— Полностью ли вы согласны с решениями Сети?
Старому дипломату было неудобно выслушивать подобные вопросы.
— Боюсь, я не очень хорошо понимаю ваш вопрос.
— Наше враждебное отношение к хеттам, так ли уж оно обоснованно?
— Вы плохо их знаете.
— Разве они не высказывали желания торговать с нами?
— Хетты хотят завладеть Египтом и никогда не откажутся от своих планов, поэтому не существует другой разумной политики, кроме активной обороны, которую поддерживает правитель.
— А если я предложу иную?
— Об этом надо говорить с вашим отцом, не со мной.
— Нет, именно с вами, и ни с кем другим, я желаю говорить об этом!
— Вы меня удивляете.
— Дайте мне как можно более точные данные об азиатских княжествах, и я буду вам весьма признателен.
— Я не имею на это права. Речи, произносимые на советах, должны оставаться в тайне.
— Меня как раз они и интересуют.
— Не настаивайте.
— Завтра я буду на троне, не забывайте об этом.
Старый дипломат покраснел до корней волос.
— Это угроза?
— Вы еще не отошли от дел, ваш опыт может весьма мне пригодиться; завтра уже я буду управлять международной политикой. Будьте моим тайным сообщником, вы об этом не пожалеете.
Старый дипломат не имел привычки поддаваться гневу, но на этот раз он не смог сдержать своего возмущения:
— Кто бы вы ни были, ваши требования неприемлемы! Как может сын фараона помышлять предать своего отца?
— Успокойтесь, прошу вас.
— Нет, я не успокоюсь! Ваше поведение недостойно будущего монарха. Ваш отец должен узнать об этом.
— Не заходите так далеко.
— Покиньте мой дом!
— Вы забыли, с кем вы говорите?
— С бесчестным человеком!
— Я требую, чтобы вы хранили молчание.
— Не рассчитывайте на это.
— В таком случае мне придется заставить вас молчать.
— Заставить меня…
У старика перехватило дыхание, он поднес руки к сердцу и упал навзничь. Шенар поспешил позвать слуг, сановника положили на кушетку и тут же послали за врачом, который констатировал скоропостижную смерть в результате сердечного приступа.
Шенару повезло: его рискованный поступок закончился счастливо для него.
Красавица Исет была сердита.
Укрывшись в имении своих родителей, она отказалась принимать Рамзеса под тем предлогом, что устала и плохо выглядит; на этот раз она заставит его заплатить за все эти внезапные отъезды и долгое отсутствие. Стоя за занавесом, отделявшим второй этаж от лестницы, она слушала, о чем говорили ее служанка и царевич.
— Передайте своей хозяйке мои пожелания скорейшего выздоровления, — сказал Рамзес, — и скажите ей, что я больше не приду.
— Нет! — воскликнула красавица.
Она откинула занавес, слетела вниз по лестнице и бросилась в объятия своего любовника.
— Кажется, тебе гораздо лучше.
— Не уезжай больше, иначе я и вправду заболею.
— Неужели ты станешь требовать, чтобы я ослушался приказа правителя?
— Эти экспедиции длятся целую вечность… Я скучаю по тебе.
— Разве ты не принимаешь приглашения на приемы?
— Нет, но мне постоянно приходится сдерживать натиск знатных кавалеров. Если бы ты был рядом, они бы мне не надоедали.
— Иногда поездки дают свои результаты.
Рамзес высвободился из объятий красавицы и достал шкатулку, предложив ее молодой женщине; та смотрела на него с удивлением.
— Открой ее.
— Это приказ?
— Делай как хочешь.
Красавица Исет приподняла крышку. То, что она увидела внутри, заставило ее воскликнуть от восхищения.
— Это мне?
— С разрешения главы экспедиции.
Она страстно поцеловала любимого.
— Надень мне его.
Рамзес исполнил просьбу. Колье из бирюзы переливалось на шее красавицы, зеленые глаза сверкали от удовольствия. В эту минуту она затмила бы всех своих соперниц.
Амени продолжал свои раскопки в мусорных ямах с таким рвением, которое не могли остудить никакие неудачи. Накануне он уже думал, что нашел многочисленные фрагменты собираемой им мозаики, обнаружив, наконец, отношение между адресом мастерской и именем владельца, но ему предстояло разочарование. Надпись было невозможно прочитать, многих букв не хватало.
Эта погоня за невозможным не мешала, однако, юному писцу прекрасно выполнять свою работу личного секретаря — Рамзес получал почту, которая становилась все более и более объемной, и на все эти послания следовало отвечать формулами вежливости, соответствующими каждому отдельному случаю. Он дорожил тем, чтобы его княжеская репутация была безупречна, и сам терпеливо заканчивал отчет о путешествии на бирюзовые копи.
— О тебе начинают говорить, — заметил Рамзес.
— Все эти кулуарные разговоры мало меня занимают.
— Все считают, что ты заслуживаешь лучшего.
— Я счастлив тем, что служу тебе.
— Ты должен подумать о собственной карьере, Амени.
— Не о чем думать, все уже ясно.
Эта крепкая дружба наполняла бескрайней радостью сердце царевича, но сможет ли он быть достойным ее? Всем своим поведением Амени запрещал своему другу довольствоваться обыденностью.
— Как твое расследование?
— Все так же, но я не отчаиваюсь. А как у тебя?
— Несмотря на вмешательство царицы не обнаружено ничего серьезного.
— Конечно, если речь идет о человеке, имя которого никто не осмеливается назвать, — заметил Амени.
— И правильно делают, не так ли? Обвинить без доказательств — само по себе было бы преступлением.
— Мне нравится, когда ты так говоришь; ты знаешь, ты все больше начинаешь походить на Сети.
— Я его сын.
— Шенар тоже… И тем не менее можно было бы поклясться, что он принадлежит к другой семье.
Рамзесу было неспокойно. Зачем Моиса срочно вызвали во дворец, когда он уже готов был отправиться в гарем Мер-Ур? Во время экспедиции его друг не допустил ни одной ошибки; напротив, искатели и солдаты, все отмечали превосходную работу молодого интенданта, желая, чтобы его коллеги брали с него пример. Однако постоянно раздавались какие-то наветы и клевета; известность Моиса, вероятно, не давала покоя какому-нибудь бездарному высокопоставленному чиновнику.
Невозмутимый Амени продолжал писать.
— Ты что же, нисколько не волнуешься?
— Только не за Моиса. Вы из одного теста: испытания закаляют его.
Этот довод не успокоил Рамзеса. Характер еврея был настолько сильным, что он скорее вызывал зависть, нежели уважение.
— Вместо того чтобы изводить себя, — посоветовал Амени, — почитай лучше последние указы фараона.
Царевич принялся за работу, с трудом пытаясь сосредоточиться; он десять раз вскакивал, выбегая на террасу.
Незадолго до полудня он увидел, как Моис вышел из приемных палат дворца, куда его вызывали; не в силах больше ждать, царевич слетел вниз по лестнице и кинулся навстречу своему другу.
Еврей, казалось, был в замешательстве.
— Что, что там было?
— Мне предложили пост прораба на главных стройках страны.
— Значит, гарем можно забыть?
— Я буду участвовать в строительстве дворцов и храмов, мне придется переезжать из города в город, чтобы наблюдать за работами под началом главного смотрителя.
— Ты согласился?
— Все лучше, чем вялое существование в гареме.
— Что ж, тогда это повышение! Аша в городе, и Сетау тоже; сегодня мы собираемся.
28
Бывшие ученики «Капа» провели веселую вечеринку: танцовщицы, вино, закуски, десерты… Все было почти безупречно. Сетау рассказал несколько историй про змей и поделился своим способом покорять красавиц, спасая их от гадов, которых сам же и подбрасывал им в палаты. Подобное поведение, которое, конечно, нельзя было назвать высокоморальным, позволяло ему избегать этих бесконечных ухаживаний.
Каждый поделился тем, что их ожидало в будущем: Рамзеса назначили в армию, перед Амени открывалась карьера писаря, Аша, естественно, собирался стать дипломатом, Моис должен был заняться общественными работами, а Сетау — своими бесценными рептилиями. Когда теперь им предстояло встретиться в следующий раз, счастливым и достигшим уже многого?
Сетау покинул круг друзей первым, увлеченный нубийской танцовщицей с ласковым взглядом, затем — Моис: ему надо было выспаться перед дорогой в Карнак, где Сети замышлял грандиозную стройку. Амени, не привыкший много пить, заснул тут же, на мягких подушках. Ночь была тиха и благоуханна.
— Странно, — заметил Аша Рамзесу, — город кажется таким спокойным.
— Разве должно быть по-другому?
— Мои путешествия в Азию и Нубию многое прояснили для меня; мы живем в хрупкой безопасности. На севере, как и на юге, малые народы, которым нельзя доверять, только и думают о том, как бы завладеть нашими богатствами.
