Оливия Кулидж - Крестовые походы
– Убирайся! – грубо крикнул один из них и так сильно ударил священника, что тот растянулся во весь рост на булыжной набережной.
– Ради Бога! – в отчаянии вскричал священник, поднимаясь на колени. – Неужели ради Бога никто не даст нам корабли?
Боров Вильгельм, оба дня приходивший в порт понаблюдать, что там творится, хлопнул в ладоши, выразив этим жестом внезапно принятое решение:
– Ради Бога я дам!
Чудо, происшедшее с Боровом Вильгельмом, произвело в порту почти такую же сенсацию, как жест Бога, которым он должен был открыть дно морское. Когда первое изумление отступило, все согласились, что Вильгельм, очевидно, просто спятил. Так как он не владел достаточным числом кораблей, чтобы перевезти всех паломников, никто не сомневался, что он не сумеет выполнить обещание. Но скоро Али Сицилиец, о котором все знали, что он мусульманин, пообещал рискнуть своими кораблями. Теперь, если дети соглашались смириться с теснотой на палубах, кораблей набралось достаточно. Вильгельм сказал, что он нанял Али, но никто не мог вообразить, где он достал на это деньги. Железный Гуго, не принимавший участия в переговорах, перехватил Вильгельма, выходившего с мессы, и спросил напрямик, что происходит.
– Наши люди начинают беспокоиться, – заметил он.
Вильгельм нахмурил рыжие брови:
– Они беспокоятся уже месяц. Все как один готовы уступить любым условиям.
– Может, и так, – отозвался Гуго, с трудом сдерживая гнев. – Но каковы условия? Как, не зная их, они могут выйти в море с Али?
Вильгельм осторожно оглянулся вокруг:
– На улице не место для таких разговоров. Пойдем ко мне.
Усадив Гуго в передней гостиной, служившей ему конторой, Вильгельм воспользовался случаем и зашел в сарай, где две прачки стирали белье. От них он узнал, что его сестра, ведущая в его доме хозяйство, ушла поболтать к соседке. Вернувшись, Вильгельм разлил вино, отхлебнул из своего стакана и принялся пальцем рисовать узоры на поцарапанном столе, за которым он вел счета и расплачивался с капитанами. Наконец он поднял темно-серые глаза и уставился на Гуго.
– Скажи капитанам, что мы поделим прибыль от этого предприятия в соотношении с числом наших кораблей… две части нам, а пять – Сицилийцу.
– Прибыль? – переспросил, изрядно удивившись, Гуго.
– Али, – неторопливо произнес Вильгельм, – собирается продать детей в рабство в Египте. Не говори капитанам, им это не понравится, но можешь обещать, что, если прибыли не будет, я оплачу им поход.
Большой рот Гуго приоткрылся, отчего его лицо приобрело глупое выражение. Вообще-то его никогда не мучали угрызения совести, но масштаб преступления ошеломил. Продать в рабство весь крестовый поход – такой замысел не приходил ему в голову. Но когда Гуго все обдумал, это ему не понравилось. Однако, поскольку он не привык возражать Вильгельму, то и не знал, с чего начать.
– Но… почему в Египте? – нерешительно спросил он. – Ведь Тунис ближе.
– Али сицилиец, а у них война с Тунисом.
Гуго принял ответ и просто перешел к следующей позиции.
– Али никогда не заплатит нашим людям. Зачем ему делиться, два к пяти?
Сидевший неподвижно Вильгельм только пожал массивными плечами.
– Все это откроется, – запротестовал Гуго, воспользовавшись моментом. – Один из наших моряков обязательно заговорит. Кроме того, что люди подумают, когда корабли вернутся, но о детях никто ничего не услышит? За это нас поджарят на костре! Разорвут на части! Все сокровища Востока того не стоят!
Вильгельм встал, распахнул дверь и выглянул на кухню, находившуюся в задней части дома. Она по-прежнему пустовала. Он снова сел и наклонился вперед так близко к лицу Железного Гуго, как позволял стол.
– Ничего и никогда не откроется, – шепотом объяснил он, – потому что корабли и моряки не вернутся. Станет известно лишь то, что корабли и дети пропали в море. Это ты уладишь в Тунисе.
В смятении Гуго вытаращил глаза:
– В Тунисе? В Египте?
– Али думает, что идет в Египет, где у него есть друзья, а ты тайно продашь Али вместе со всеми кораблями, моряками и грузом эмиру Туниса. Мы назначим место встречи, и эмир пошлет свои корабли, чтобы захватить наши. И ему дадим заработать, и нам останется целое состояние.
Они станут сказочно богаты! Без всякой войны освободятся от Али с его требованиями. До Гуго начал доходить план во всей своей красоте и завершенности, и постепенно его лицо растянулось в усмешке.
– Старая лиса! – восхищенно произнес он. – Как тебе удалось заставить Сицилийца этому поверить?
Боров Вильгельм пожал плечами:
– Все его жадность и… – Он помедлил, подергав кожу на дряблой щеке. – По правде говоря, пришлось согласиться, чтобы молодой Филипп… гм… чтобы молодой Филипп стал одним из моих капитанов.
Гуго промолчал, не зная, что сказать. Молодой Филипп был сыном сестры Вильгельма и самым близким человеком, который мог стать наследником Вильгельма.
– Если бы Али победил нас в этой войне, – горячо продолжил Вильгельм, – они перегрызли бы молодому Филиппу глотку.
– Не сомневаюсь.
– Ему лучше остаться в живых, разве не так? – вскричал Вильгельм, нетерпеливо постукивая кулаком по столу. – Мне нужно, чтобы ты договорился о сделке, пока я здесь буду успокаивать Али. Так ты едешь или нет? Скажу тебе откровенно: если откажешься, я брошу тебя Сицилийцу, как собаке кость. Поедешь в Тунис?
Гуго уже успокоился. Судьба молодого Филиппа его не волновала, как и судьба священника Тома или мальчика-пастуха Стефана, который скоро узнает, насколько это бывает опасно – слышать глас Божий. Гуго и Вильгельм станут так богаты, как им и не снилось! Гуго готов был поклясться мощами святого Андрея, что если бы Боров Вильгельм происходил из знатного рода, то мог стать императором. У этого плана был единственный недостаток – они никогда не узнают, что скажет Али, когда поймет, какая ему уготована судьба. Тем не менее они смогут получить за Али деньги и устроят праздник, который надолго запомнят в порту.
– Когда выезжать? – спросил он.
Поскольку большинство детей, участвовавших в крестовом походе, были выходцами из деревень и их родители всю жизнь не удалялись и на пять миль от того места, где родились, очень немногие отправлялись искать своих пропавших сыновей. Еще меньшее количество добиралось до Марселя. Своих доверенных следователей прислал епископ де Бове, а также один купец из Лотарингии, отец мальчика, несшего орифламму. К тому времени, как прибыли эти люди, без всяких вестей прошел уже целый год. Вильгельм, или Купец Вильгельм, как он теперь предпочитал, чтобы его называли, оплатил мессы по душам моряков, пропавших в экспедиции, а в память о своем несчастном утонувшем племяннике Филиппе посулил витраж новой францисканской церкви. Наверное, следователи собрали несколько грязных историй о Вильгельме, о котором было известно, что он силой собирал дань со всего порта. Однако духовенство похвалило его как щедрого прихожанина, заботившегося о матери-церкви. Многие грехи можно было простить человеку, чьи деньги делали столько добра. Наконец следователи вернулись к своим хозяевам, зная не больше, чем им было известно в день приезда в Марсель.
Вильгельм построил себе прекрасный дом, подобающий богатому купцу, и добился расположения вдовы члена гильдии, которая помогла ему войти в среду уважаемых старейшин города. Его даме нравилось наблюдать, как много людей почитает Вильгельма, и она гордилась построенным им зданием монашеского капитула.
Таким вот образом много лет процветал Вильгельм, у него появилась слабость к красивой одежде, отороченной мехом, но выглядевшей нелепо на его обширной талии. Железный Гуго тоже разбогател и утвердился в положении судовладельца. Время от времени Вильгельм размышлял о Железном Гуго. Обладание общей тайной вовлекло их в партнерство, имевшее свои опасные стороны. Ни один из них не осмеливался или не желал предать другого, но Гуго пил. Он пил упрямо и молча, зато постоянно. Кто бы мог подумать?
Вовсе не леность мешала Вильгельму что-либо предпринять, а его собственная неосторожность. Когда появились посланцы епископа де Бове и взбаламутили всю грязь вокруг тайны, зарытой не слишком глубоко, Вильгельм, придя в смятение, спешно предупредил Гуго, что оставил запечатанное признание, которое будет вскрыто после его смерти. С тех пор его все время мучил вопрос, не вдохновил ли он Гуго принять такие же меры предосторожности.
О Детском крестовом походе почти забыли, и Вильгельм приобрел в городе огромное влияние. Тем не менее его не только боялись, но и ненавидели, что ему было известно. От одного неосторожного слова скверные слухи могли распространиться очень быстро, как подземный огонь. Много лет прошло с тех пор, как Вильгельм пользовался ножом, но он не забыл о местах в человеческом теле, куда его легче всего вонзить. Когда они с Гуго занимались общими делами, Вильгельм, оценивая, приглядывался к нему, поскольку всегда думал об этой проблеме, хотя никогда о ней не говорил.
