Артур Дойль - Тень Бонапарта
Глава шестнадцатая
В библиотеке замка Гробуа
Итак, читатель, я приближаюсь к концу своего повествования о приключениях, выпавших на мою долю после возвращения во Францию. Они и сами по себе могут представлять некоторый интерес, но все в них, разумеется, целиком затмевает личность императора, занимающего в моих записках первое место.
Много лет прошло с той поры, но в своих мемуарах я постарался вывести Наполеона, каким он был на самом деле. Отобразив его речи и поступки, я совсем забыл о себе. Поэтому я попрошу вас отправиться вместе со мною на Красную Мельницу и проследить за событиями, которые произошли затем в библиотеке замка Гробуа.
Прошло несколько дней после раута у императрицы, наступил последний день, который был отпущен Сибилле для спасения своего возлюбленного, если она отдаст в руки полиции Туссака. Правду сказать, я не особенно переживал о ее неудаче, потому что Лесаж был жалким, низким трусом и все достоинства его сводились лишь к красивой наружности. Но эта чудная женщина с твердой волей, мужественным сердцем, глубоко одинокая в жизни, сильно задела мои чувства, и я был готов исполнить все, чего бы она ни потребовала, даже если ее желание шло вразрез с моими убеждениями.
Итак, поутру в мою комнату в Булони вошли генерал Савари и Сибилла. Одного взгляда на ее пылающие щеки и светившиеся победой глаза было достаточно, чтобы понять, что она уверена в успехе своего дела.
— Луи, я говорила вам, что найду его! — воскликнула она. — Теперь мне нужна ваша помощь.
— Мадемуазель настаивает на том, что солдаты в данном случае бесполезны, — сказал Савари, пожимая плечами.
— Нет, нет, нет, — пылко проговорила она, — тут необходима осторожность, а при виде солдат он сразу спрячется в потайном месте, где вы никогда его не найдете. Нельзя так рисковать в последнюю минуту!
— Судя по вашим словам, нам вполне достаточно троих, — сказал Савари. — Я лично никогда не взял бы больше. Вы говорите, что у вас есть еще один друг, какой-то лейтенант.
— Лейтенант Жерар из полка Бершенских гусар.
— Превосходно! Жерар — один из лучших офицеров в армии. Думаю, втроем мы справимся. А теперь потрудитесь сообщить, где же находится Туссак.
— Он скрывается на Красной Мельнице.
— Мы обыскали там все, и уверяю вас, его там нет.
— Когда вы обыскивали?
— Два дня тому назад.
— Значит, он поселился там позже. Он встречается с Жанной Порталь; я следила за нею шесть дней. Сегодня ночью я видела, как она тихонько пробиралась к Красной Мельнице с корзиной вина и фруктов. Все утро она приглядывалась к прохожим, и я видела, что при приближении солдата на ее лице мелькнуло выражение ужаса. Я так уверена, что Туссак на мельнице, как будто видела его собственными глазами.
— В таком случае не будем терять времени! — вскричал Савари. — Если он рассчитывает найти лодку на берегу, то с наступлением темноты попытается бежать в Англию. С мельницы хорошо просматриваются окрестности, и мадемуазель права, что появление солдат заставит его немедленно скрыться.
— Что будем делать? — спросил я.
— Через час вы явитесь к южным воротам лагеря в этом же наряде. Вы будете изображать путешественника. А я найду Жерара, и мы договоримся, как нам переодеться. Прихватите пистолеты: нам придется иметь дело с самым опасным человеком во Франции! Лошадь для вас мы приготовим.
Последние лучи заходящего солнца окрашивали в пурпур белые меловые утесы — характерная картина для северных берегов Франции. Выйдя час спустя после нашего разговора к южным воротам лагеря, я к своему удивлению не увидел на условленном месте ни Жерара, ни Савари. Лишь высокий человек у дороги, в синем сюртуке с металлическими пуговицами и широкополой шляпе, похожий на бедного фермера, подтягивал подпруги на превосходной вороной лошади; несколько поодаль от него молодой конюх держал в поводу двух лошадей. Только узнав в одной из лошадей ту, на которой я приехал из Гробуа, я догадался, в чем дело.
— Думаю, наш вид ни у кого не вызовет подозрений, — сказал Савари. — Жерар, вам лучше сгорбиться, не то ваша военная выправка выдаст нас. Уже темнеет, скорее в путь!
Много всяких приключений было в моей жизни, но это занимает среди них особое место. Вдали над водой были видны туманные берега Англии, и мне вспомнились сонные деревушки, жужжание пчел, воскресный звон колоколов, широкие и длинные улицы Эшфорда, его красные кирпичные домики и кабаки с яркими вывесками. Большая часть моей жизни мирно протекла там, а теперь я бешено мчался верхом, два заряженных пистолета висели у меня за поясом; я должен был исполнить поручение, которое могло изменить мою судьбу! Мое будущее зависело от того, удастся или нет арестовать самого опасного заговорщика.
Припоминая свою молодость, выпавшие мне на долю невзгоды и многое другое, я прежде всего вспоминаю тот вечер и бешеную скачку по проселочной дороге. Мне кажется, что я вижу даже комки грязи, отскакивающие от подков лошадей.
Мы ехали вдоль ужасного соляного болота. Постепенно мы углублялись внутрь страны, проезжая через обширные пространства, заросшие папоротником и кустами терновника, пока наконец слева от нас не показались родные мне башни Гробуа. Тогда по команде Савари мы свернули направо и поехали по дороге, поднимавшейся вверх по холму. Достигнув его вершины, мы увидели на фоне вечернего неба крылья старой ветряной мельницы. Последние лучи заходящего солнца отражались в верхнем оконце мельницы, и оно алело, словно залитое кровью. Около входа стояла распряженная телега, в которой лежали мешки с хлебом; невдалеке лошадь щипала траву.
Вдруг на одном из холмов появилась женщина, и, приставив руку козырьком ко лбу, внимательно посмотрела по сторонам.
— Взгляните-ка, — взволнованно прошептал Савари. — Несомненно, он здесь, иначе к чему такие предосторожности? Объедем этот холм кругом, чтобы они нас не заметили.
— Но мы быстрее доедем, если двинемся напрямик, — сказал я.
— Здесь слишком неровная местность, так что безопаснее сделать крюк. К тому же, если мы поедем по дороге, они примут нас за обыкновенных путников.
Мы продолжали ехать с самым невозмутимым видом, но чей-то громкий крик вдруг заставил нас обернуться. Та женщина, стоявшая у дороги и следившая за нами, вероятно, что-то заподозрила. Должно быть, военная выправка моих спутников вызвала ее опасения. Она быстро сняла шаль и, громко крича, изо всех сил принялась махать ею. Савари с проклятием пришпорил лошадь. Мы с Жераром помчались за ним.
Мы прибыли вовремя: до ворот мельницы оставалось не более ста шагов, когда какой-то человек выбежал из дома и воровато огляделся. По черной всклокоченной бороде, по массивной фигуре с сутуловатыми плечами я сразу узнал Туссака. Он понял, что мы не дадим ему бежать; бросившись обратно в дом, он с шумом захлопнул за собою тяжелую дверь.
— В окно, Жерар, в окно! — крикнул Савари.
Молодой гусар спрыгнул с седла и ловко проскользнул в маленькое окно. Через минуту он распахнул дверь; его руки и лицо были в крови.
— Он убежал по лестнице, — сказал Жерар.
— Что ж, можем не торопиться: теперь ему от нас не уйти, — заявил Савари. — Кажется, Жерар, вам перепали первые изъявления восторга Туссака по поводу нашей встречи? Надеюсь, вы не опасно ранены?
— Пустячные царапины, да и только!
— Где же мельник?
— Здесь он я, — сказал коренастый лохматый мужик, появляясь в дверях. — Что ж это деется? Что за шум? Вы, господа хорошие, врываетесь ко мне на мельницу, точно какие разбойники! Я сижу себе спокойно и трубку курю, как нате вот, ко мне через окошко вламывается человек, осыпает меня осколками стекул да открывает дверь товарищам своим. А те уж поджидают снаружи! Я и без того сегодня натерпелся от сваво жильца, а тут аж целых трое!
— В твоем доме скрывается злоумышленник! Его зовут Туссак.
— Какой такой Туссак? — оторопело спросил мельник. — Да куды там! Его Морис звать, торговец шелком он.
— Его-то нам и надо. Мы действуем по приказу императора!.
У мельника лицо вытянулось.
— Уж не знаю, кто он таков, но за ночлег предложил плату хорошую. Я и оставил его в покое, и расспрашивать ни про что не стал. В наше время от каждаво постояльца пачпорта не потребуешь. Но коль вы явились по приказанию аж самаво императора, то я, вестимо, мешать вам не стану. По правде сказать, Морис этот был жилец образцовый. Вот только нонешним утром, как он письмо получил, штой-то в башку ему ударило.
— Что ты болтаешь, какое письмо? Говори правду, бездельник, не то и тебе несдобровать!
— Бумашку ему принесла какая-то баба. Я, барин, и так говорю все, что знаю. Он как ее прочитал, так точно и рехнулся. Ох, и натерпелся ж я страху! До самаво вечура он буйствовал, все грозился убить кого-то. Уж и не чаю, кады он уберется отседова!
