Виктор Ахинько - Нестор Махно
— Цэ наша власть. Вынныченко социалист. Вин вэрнэ рэспублику. Вам дадуть всю зэмлю! — учитель вдруг поинтересовался: — А як вы, Батько, ставытэсь до всего цього?
Нестор растерялся. За последнее время привык, что его слушают без возражений и коварных реплик, которые были просто опасны, и воспринимал это как доказательство своего ораторского искусства. Потому и любил выступать. Взять хотя бы сегодня. Не спал, изнервничался, сельцо махонькое. Зачем этот митинг? Щусь посоветовал: «Брось, Батько. Лучше подави подушку пару часов. Ты же в Васильевке чесал? Чесал. В Новогупаловке тоже…» — «Что чесал?» — возмутился Махно. Учуяв запах жареного, Федор прикусил язык.
Кроме того, Нестор очень хотел, чтобы люди знали цели их борьбы. Что те листовки, которые они рассылали? Вот если бы газету иметь! Но ее нет. Значит, горячее слово подавай. А его-то в запасе и не оказалось.
— Украинским труженикам… гм, гм… мало чего… везла история, — начал Махно, заикаясь и слыша, что несет чепуху. Такое с ним случилось впервые. Он жарко витийствовал на многолюдных митингах в семнадцатом году в Александровске, Екатеринославе, Таганроге, Астрахани, побивал эсеров, большевиков. А сейчас позорно закашлялся и попросил кружку воды. Пока бегали за ней, он попытался нащупать слабинку в сообщении о Директории. — Кто там еще, кроме Винниченко?
— Петлюра, — простодушно ответил учитель.
Нестор загорелся:
— А не та ли это Петлюра, что шла впереди немцев сюда, прокладывая им путь к грабежу наших земляков?
Крестьяне зашевелились.
— Та то ж Сымон Пэтлюра. Вин, а нэ вона! — обескураженно воскликнул учитель.
— Вин, вин, авантюрист! — подхватил Махно. Дальше он говорил уже так, что оппонент лишь руками в перчатках разводил. — Да, Винниченко социалист, причем искренний, насколько я знаю. Но какую роль он играл при заключении Центральной Радой союза с немцами? Это же он пригласил их армию, которая порет и убивает крестьян Украины. Ничего себе социализм! Какой же дурак поверит вашей Директории?
Сход заволновался.
— А теперь самое важное! — шумнул Нестор. — Землю, всю без остатка, мы давно отдали. Пользуйтесь даром, люди добрые!
— Ну, если так, то я тоже против Директории, — смущенно согласился учитель.
— Как ваша фамилия?
— Чернокнижный.
— Ничего себе. Почти колдун! — сказал Александр Калашников. — Давай к нам. Еще одна светлая голова не помешает. Верно, Батько?
Махно кивнул и улыбнулся, довольный.
Когда поехали дальше, к Гуляй-Полю, их встречали с сомнением и страхом.
— Оцэ хиба вин? — шепотом спрашивали в селах, крестясь. — Батько ж погыб!
Оказалось, что поездок прикатил в Александровск! и оповестил: «Всем! Всем! Всем! Нами убит Махно!» К тому же крестьяне видели, как почетно хоронили разведчиков, и решили, что предавали земле больших людей. Молва быстро распространилась, и, когда встречали Батьку, это воспринималось как чудо. Живой водой он владеет, что ли? Разноликая слава его росла, летела все дальше от Гуляй-Поля: спаситель бедных, чародей, палач и громила, каких свет не видывал!
Тем временем гетманщина всеми силами старалась привлечь на свою сторону антантовские войска… Это нас удивляло и возмущало. Еще организуя восстание, мы вступили в неофициальные отношения с представителями Антанты в Румынии и последние горячо нас поддерживали…
С запада нам угрожали поляки…
В. Винниченко. «В1дродження наии».
Поезда, следовавшие на юг (из Киева), увозили цвет русской эмиграции и политических партий на новый, третий по счету, этап, предназначенный им судьбой…
Вся Украина была объята анархией.
А. Деникин. «Гетманство и Директория на Украине».
Кавалеристы рубили лозу. Алексей Марченко, большой любитель этой потехи, еще в старой армии отхвативший Георгия за удаль, покрикивал на неловких учеников:
— Василий, твою ж бабушку в печенку! — ругал Данилова, гуляйпольского сапожника и кузнеца. — Это не кувалда — лезвие. Наотмашь секи!
Толку было мало. Алексей не выдерживал, взлетал в седло и показывал «гыбэльный взмах и потяг». Махно наблюдал за ними, качая головой. Какая армия без кавалерии? Но как же трудно слепить ее: лошадку изыщи лихую, всадника — из десятка выбирай. Шашку где раздобыть булатную? Да не одну — сотни. А командира огневого? Лава на лаву — пострашнее штыковой схватки!
— Что ты шарахаешься, курица мокрая? Не бойся канавы! — возмущался Марченко. — Она же метр всего без четверти, а конь спиной чует труса. Эх, завалился, пехота. Ребра хоть целые?
Спустя несколько минут он опять шумел:
— У нас еропланов нет. Конница — глаза и уши армии.
— Та дэ ж вона? — спрашивали его.
— Будет! Завтра! Из вас, лопоухих, склеим, — и Нестору было приятно слышать это.
В последнем рейде он дал Алешке потешиться, послал вперед с такими же азартными хлопцами. Летите с сабельным свистом, ловите шальные пули — кому какая планида выпала. «Жив Махно! Жив!» — орали они, задыхаясь от встречного ветра и страха. Нестор опасался потерять верного помощника, но разве можно жалеть клинок, алчущий огня и закалки? Сам же Батько не лез в рубку: плечо всегда чувствовало застарелый бутырский туберкулез.
— Гляди в оба, — говорил Трояну, что тоже ловко рубил лозу, — и выискивай нам, Гаврюха, самых вертких угрей!
Адъютант потихоньку сколачивал преданный караул, чтобы стеречь Батьку. Мало ли. Вон мама с женой пропали без весточки. Поседел, пока разыскал их, запуганных и плачущих, в Пологах. Любой может исчезнуть в сегодняшней кровавой каше, как семя укропа. Сначала подобралось двое-трое, теперь уже до десятка молодцов сопровождают штабную тачанку на «фронты». А они зашевелились.
Петр Петренко сплотил более тысячи повстанцев со стороны Юзовки.
В Пологи был послан с тремя сотнями новенький — Василий Куриленко, мужик крутой и цепкий. А сколько «диких» атаманов бедокурит вокруг? Один безногий батько Правда чего стоит! Бочками самогон пьет, верблюд. Большевички с рабочими кучкуются. Снова объявились сечевики-петлюровцы. На них на всех пока слабо, но напирают казачки с Дона. Им готовы помочь немцы-колонисты, помещичьи карательные отряды. Кто во что горазд…
На заснеженном косогоре показалась группа верховых.
— Чьи это? — спросил Троян.
Хлопцы, что рубили лозу, тоже разглядывали незнакомцев. Впереди ехал свой, из разведки, похоже, Зиньковский. Он поднял руку. Те, что были за ним, приотстали. Левка доложил:
— Шпиона поймали, Батько. Люди Куриленко сняли ночью с поезда. К белым, курва, пробирался или к петлюровцам.
— Гаврюша, отряди его в штаб, — велел Махно. — Я скоро буду.
Из тюремного опыта он давно усвоил, что провокаторов, доносчиков, тем более шпионов ни в коем случае нельзя допрашивать прилюдно. А месяц тому схватили гетманского сыщика Прокофия Коростелева, заставили говорить прямо в штабе. Многим лучше бы и не слышать. В шпионской сети подвизались и евреи-торгаши, готовые служить любой власти. «Ты можешь после этого им доверять? — спрашивал Федор Щусь, напирая на слово «им». — Видишь, какие падлы?» — «Брось ерепениться! — возмутился Нестор. — А что, среди нас нет выродков?» Федор упорствовал: «Ты вообще рассуждаешь, а тут факты, фамилии. Не в бровь, а в глаз!» Коростелева отвели на скотомогильник и пристрелили. С упрямым же Щусем да и с другими пришлось долго повозиться, чтобы выбить гнусную дурь. А молва-то выпорхнула, ей рот не заткнешь. «Лучше б они не знали тех подлых фактов», — сделал вывод Махно.
Увидев шпиона при штабе, он сразу определил, что это ЧУЖОЙ, и к бабке не ходи. На его бледном лице лежал тот редкий отпечаток утонченности, что оставляют лишь многолетние усилия ума и, особенно, души. Худощавый и физически, наверно, слабый, он смотрел на Батьку светло-серыми глазами без всякого страха.
— Ты с Дона?
— Да.
— Казак, что ли?
Они стояли уже по разные стороны стола. Нестор не сомневался: это городской человек, уздечку не щупал, белая кость.
— Я из Ростова. Энтомолог, — незнакомец не терял чувства юмора и хотел выяснить степень любознательности и опасности атамана. Тем более, что не чувствовал за собой никакой вины: ехал в Екатеринослав к больной сестре. По случаю согласился передать какую-то бумагу какому-то генералу. Вот и всё. Его, правда, предупредили, что это опасно, да он по наивности не особо беспокоился.
Нестору же подобная инфантильность и чистота были неизвестны. Такого сорта людей он просто никогда не встречал и потому решил, что его разыгрывают. «Или он остолоп, если не боится? — усомнился Батько. — Да непохоже. Белая кость».
— Слушай, мы тебя… болвана… сейчас хлопнем. А?
Они смотрели друг другу в глаза. Нестор испытывающе: «Что за птица такая, непуганая? Словно и не слышала выстрелов никогда. Во-о, стрепет!» А энтомолог разглядывал шрамик под левым глазом атамана, расширенные зрачки («Как у настоящей веснянки? Нет. Терновая цикада? Похоже»), смуглую кожу, грубые лицевые кости — всё кочевое, ископаемо-живое. Оно дышало рядом и пугало, пока вроде, слава Богу, беззлобно.
