Борис Васильев - Князь Ярослав и его сыновья
Думцы его времени не теряли, но новгородцы хмуро помалкивали, не очень-то рвались исполнять их просьбы и требования, и дела шли хорошо пока только у Миши Прушанина.
– Идут псковичи, Ярославич! – с восторгом сообщил он. – Молодые новгородцы тоже вроде бы не против, но денег требуют. Мол, семьи оставить придется, а кто прокормит?
– Правильно требуют, – сказал Невский. – Я это на Совете господ решу. С глазу на глаз.
И велел посаднику в тот же день собрать Совет господ.
Совет собрался в Грановитой палате, но князь выходить к нему не торопился. Знал, что следует потомить, а потом появиться с требованиями и от этих требований уже не отступать. Он вошел в полном боевом наряде с красным княжеским корзно за плечами, в котором ходил только на битвы. В том числе и на Невскую, и корзно должно было об этом напомнить. Не поклонился и не сел, а сразу начал говорить громко и четко, и могучий голос его гулом отражался от стен:
– Распри, козни да крикливое ваше вече ничего, кроме слез да горя, Руси не принесло. Псков сдан изменниками, побережье потеряно, под самим Господином Великим Новгородом бродят шайки ливов, чуди и прочих наемников ордена. Они не просто грабят, они путь крестоносцам прокладывают, и если мы всех сил в один кулак не соберем, быть Новгороду пусту и в католическую веру перекрещену. А Русь сейчас одной святой православной верой держится, и нет у нее иной опоры.
Он замолчал, ожидая вопросов, гневных возгласов или хотя бы сдержанного перешептывания, но истинные владетели Новгорода, потомственные «золотые пояса», тоже продолжали выжидательно молчать.
– О моих условиях вы знаете, – с прежним напором продолжал он. – Условия приняты вашими представителями, скреплены крестным целованием, но к ним добавились новые. Новгород выставит еще одну дружину, на которую понадобятся кони и полное вооружение. Понадобится и денежное вознаграждение добровольцам, чтобы семьи их не бедствовали, а вдовам и сиротам – двойная доля. Долю эту определять вам, потому что за спасение платят либо кровью, либо золотом.
При упоминании о золоте среди бояр пробежал легкий гул, но Невский поднял руку, и сразу же наступила тишина.
– Без сильного ополчения нам от ливонцев не отбиться. Враг беспощаден, опытен, вооружен лучше нас, а ключ от Господина Великого Новгорода – Псков – отныне в его руках, есть на что опереться. И опору эту придется брать до решающей битвы. Ополчение будет собирать Ярун, и как он скажет, так должно вам и исполнить. Все расходы – только с вас, с боярства да богатых купцов. Жителей не трогать, они мужьями да сыновьями жертвуют. Спорьте хоть до драки, но когда солнце сойдет с небосвода, я приду за ответом.
И вышел, не дав им опомниться. Он ни словом не обмолвился о том, что отец отдал ему свою лучшую, закаленную в битвах дружину не только потому, что известие о столь могущей поддержке могло подтолкнуть прижимистых торгашей стать еще более прижимистыми, а потому, что среди них наверняка присутствовали люди, разделявшие прогерманские настроения, а знакомить орден со своими планами было совсем ни к чему. Наоборот, необходимо было создать впечатление, что Новгород оказался столь же одинок, как и Псков, и вынужден напрягать все свои силы.
Все было верно. И новые требования, и резкость, и твердость, и все же Невский не был доволен собой. Его терзала мысль, что он где-то упустил главное, что не сумел доходчиво, спокойно, по-человечески объяснить, какая страшная опасность нависла над всей Новгородской землей и что опасность эта куда пострашнее татарской, потому что татары не претендовали ни на землю, ни на веру, а католический Ливонский орден отбирал и то и другое. Александр то неподвижно сидел, уставясь в одну точку, то вдруг вскакивал, коваными шагами меряя палаты и переходы, а за ним бродил Савка, предлагая то ли попить, то ли перекусить.
– Да отвяжись ты! – рявкнул в конце концов Александр. – Лучше поди на солнце глянь.
– Садится! – радостно сообщил Савка, буквально исполнив повеление князя. – Одна горбушка осталась!..
– Поправь корзно, – сказал Невский. – Про себя десять раз отсчитай и распахивай двери настежь.
Савка в точности проделал все, и князь шагнул в Грановитую палату. На миг задержался, бросив взгляд на окно («Солнце село, значит, вовремя…»), и большими, коваными, только ему присущими шагами прошел к пустовавшему креслу, по обе стороны которого сидели владыка Спиридон и посадник. И едва он тронулся с места, как все тотчас же встали. «Решено!..» – с облегчением подумал Невский, поняв, что ершистый Совет господ с этого мгновения передает ему всю полноту власти.
Это была победа. Действительным хозяином Господина Великого Новгорода был в то время отнюдь не посадник, занимавшийся городскими хозяйственными делами и мало вникавший в дела иные, не владыко, осуществлявший власть церковную и, несмотря на огромный авторитет, избегавший без особой надобности лезть в дела мирские, и уж тем паче не шумное, бестолковое новгородское вече, не имевшее самостоятельности, а лишь утверждавшее уже решенное в Грановитой палате и с удовольствием заканчивающееся каждый раз потасовками. Действительными хозяевами огромного торгового города были те, у кого в руках была сосредоточена основа существования Новгородской боярской республики: деловые связи, деньги и способы их оборота. Тридцать знатнейших боярских семейств, имеющих наследственное право заседать в Совете господ, «золотых поясов» Новгорода, решающих его судьбу. И совсем не добровольно, а лишь из боязни потерять все (и власть – прежде всего), они скрепя сердце отдали Александру Невскому свои наследственные права. Только на время, с тайным расчетом вернуть все, как только князю удастся либо разгромить захватчиков, либо – на худой конец – отбросить их от границ новгородских земель.
Князь Александр прекрасно понимал вынужденность этой уступки, но с присущей ему неуклонной твердостью намеревался выжать из нее все, что только возможно, чтобы укрепить имеющиеся под рукой воинские силы. И уже на следующее утро созвал своих воевод и советников.
Теперь он был по-деловому краток. Сообщив об удовлетворении всех своих требований Советом господ, сказал:
– Домаш, чтоб новгородцев успокоить, выгони для начала всех грабителей за пределы земли нашей. Действуй быстро и жестко, но разумно: вожаков вешай, остальных отпускай. Копорье возьму сам, как только Олексич дружину приведет. Миша, оплата обещана, вдовам и сиротам – двойная доля. В свою дружину бери не только новгородцев, ижорцев бери, ладожан, всех, кому ливонцы жизнь пересолили. А вы, дядьки мои, ополчение готовьте. Лучников, Чогдар, лучники мне нужны! Рыцарей мечом не перешибешь, тут еще думать и думать надо… Как там Субедей-багатур говорил?
– Если хочешь победить сильного, сам выбери место для битвы.
– Место, – вздохнул Невский. – Что ж, Псков вернем и о месте подумаем.
Вскоре Гаврила Олексич привел Александру его дружину. Полагалось бы попировать с нею, но Невский все пиры отменил, дал сутки на отдых скорее коням, чем людям, и, ни на что более не отвлекаясь, повел свои личные княжеские силы прямиком на Копорье. Дел было много, очень много, но что-то словно подталкивало его именно в этом направлении. Он не знал что и только потом понял. Предчувствие…
5
Он ощущал его не как нечто тревожное, а как нетерпение. Быстрота вообще была свойством его натуры, выражаясь и в любви к быстрой скачке, и в стремительной походке, и в немедленном переходе к действию, если это действие он считал достаточно продуманным. А вот размышлял неспешно, не рывками, а строго последовательно, то и дело перекатывая уже, казалось бы, продуманное назад, чтобы проверить еще раз, чтобы убедиться не только разумом, но и чувством. И когда разум и чувство переставали в нем спорить, действовал стремительно, ни на что более уже не отвлекаясь.
Он шел к Копорью, плотно окружив дружину дозорами («сторожами», как это тогда называлось), приказав хватать любого, кого бы дозоры эти ни встретили на своем пути. А вперед отправил Савку с десятком отроков, лично отобрав особых любителей охоты. Тайный этот бросок удался вполне: и дозоры вовремя похватали, кого следовало и кого не следовало, и Савка со своими отроками без шума снял стражу из вожан, которые переметнулись к ливонцам, служа не за страх. Троих из стражников Савка доставил живыми, Невский допросил каждого по отдельности, обещая жизнь за правду, и выяснил, что небольшой ливонский гарнизон недавно отстроенной крепостцы и ведать не ведает о его приближении. За ночь Невский обложил Копорье со всех сторон, сосредоточив ударные отряды против трех крепостных ворот.
– Что скажешь, Олексич? – весело спросил он ближайшего друга и советника.
– Дозволь на переговоры пойти, Ярославич, – степенно сказал Гаврила. – Кровушку лить понапрасну – великий грех.
