Михаил Ишков - Супердвое: убойный фактор
— Твое мнение?
Трущев помялся, потом попытался обосновать свою точку зрения.
— Конкретики нет. Обвинять человека в нежелании встречаться с классово чуждым элементом — это, по-моему, чересчур. Ефимов должен представить реальный компромат, иначе дело выеденного яйца не стоит. Считаю изоляцию Шееля преждевременной.
Начальник отделения неодобрительно покачал головой.
— Нет, Трущев, так не годится. Мы не можем спустя рукава относиться к сигналам с мест, тем более если они исходят от опытных работников. Это чуждые нам методы! Мы должны доверять чекистскому чутью.
Выявив свою позицию по этому вопросу, начальник сделал паузу, затем веско добавил.
— Впрочем, руководство поручило нам разобраться с этим письмом, и мы разберемся. Подготовь обстоятельную записку со своими соображениями. Но, смотри… — после некоторой паузы, предупредил начальник, — не перегни палку. Начальству не очень-то по вкусу такие словечки как «по-моему», «чересчур», «выеденное яйцо», но оно особенно не любит, когда советские граждане отказываются помочь органам, какими бы соображениями этот отказ не был мотивирован. В нашем деле главное — умение сразу распознать врага, сорвать с него личину, а хочет кто-то встречаться с классовым врагом или нет, это дело десятое. Не ему решать.
Чтобы стало яснее, начальник отделения среагировал на отчет молодого сотрудника в полном соответствии с правилами, установившимся при наркоме Ежове. При этом сталинском соколе всякие сомнения в юридической весомости чекистского чутья могли стоить головы.
Однако за окнами уже был не тридцать седьмой год.
В декабре тридцать восьмого на Лубянку вместо коротышки Ежова вселился малоизвестный знаток истории партийных организаций на Кавказе, большевик с подпольным стажем и личный выдвиженец хозяина Берия Лаврентий Павлович.
Наступили новые старые времена.
Этот абзац в рукописи Николай Михайлович прокомментировал следующим образом.
— Сразу после отстранения Ежова Берия приступил к неслыханной по своим масштабам чистке в наркомвнуделе. Выражаясь современным языком, каток репрессий докатился и до компетентных органов. В контрразведке только за год сменилось семь начальников. Теперь всех интересовал исключительно результат, а как ты его получишь, твое дело. Откровенно говоря, я как раз и ориентировался на результат. Что толку принуждать Шееля встречаться с Майендорфом, если мы не знаем, зачем эта встреча вообще нужна. Хотя, если откровенно, меня не оставляло ощущение, что вся эта переписка возникла не на пустом месте.
* * *В конце декабря — как потом выяснилось, в самый канун прибытия Майендорфа во Владивосток, — Трущева вызвали к комиссару госбезопасности Меркулову Всеволоду Николаевичу,[4] исполнявшему тогда обязанности начальника главного управления государственной безопасности. На тот момент отделение, в котором трудился Трущев, вновь осталось без руководителя. Все бумаги отделения комиссар госбезопасности просматривал лично, он же визировал переписку.
В этом, как поделился со мной Николай Михайлович, не чуравшийся современного языка, «…тоже был несомненный сюрчик. Как, впрочем, и в отношении моих коллег к отсутствию на рабочем месте нашего начальника, пусть даже недавнего, пусть мимолетно очередного. Мы все как бы не заметили его отсутствия. Никто не задавал лишних вопросов. Никому в голову не приходило поинтересоваться, что с ним случилось? Может, заболел?.. Тогдашний начальник контрразведки Деканозов вообще отстранился от дел. По наркомату ходили слухи, что на его место со дня на день будет назначен начальник СПО Федотов».[5]
Как только Трущев вошел в кабинет комиссара, Меркулов вежливо попросил молодого сотрудника ввести его в курс дела. Всеволод Николаевич с каменным лицом выслушал Трущева, ни разу не перебил его, не поинтересовался подробностями, затем предупредил — сейчас мы отправимся к наркому. Держитесь свободно, отвечайте по существу.
За те несколько шагов, отделявших кабинет наркома от кабинета Меркулова, Трущеву не без внутренних усилий удалось заставить себя ступать бодро, в ногу с Всеволодом Николаевичем. Заодно он попытался привести в порядок мысли. Это оказалось непросто — ничего толкового по существу дела в голову не приходило.
К его удивлению политическая сторона дела, а также двурушничество и потеря доверия к чекистскому чутью на местах, о котором так беспокоился прежний начальник отделения, менее всего интересовала Берию, как, впрочем, и находившихся здесь начальника СПО Федотова и неизвестного армейского полковника.
Когда Меркулов и Трущев вошли в кабинет, Берия представил военного.
— Полковник Закруткин Константин Петрович из Разведупра.[6] Прошу любит и жаловат, — и тут же без всякой паузы обратился к Николаю Михайловичу. — Трущев?
— Так точно, товарищ нарком, — доложил тот.
Берия заглянул в какие-то бумаги и спросил.
— Ви доверяете Шеелю?
— Нет, товарищ нарком.
— Почему же возражаете против его изоляции?
— Во-первых, факты, изложенные Ефимовым, являются его личным, ничем не подтвержденным мнением…
— Не берите на себя слишком много, Трущев, — оборвал его Берия. — Ефимов — опитный работник, и ми можем доверят его мнению. Короче, что ви предлагаете?
— Попросить Шееля встретиться с Майендорфом.
— Что?! Попросит?!
— Так точно. Даже если Шеель позволит себе ставить условия. За всеми этими маневрами срывается какой-то смысл.
— Докажите.
— По сведениям из архива Майендорф назначен в МИД совсем недавно. Где он служил ранее, в архиве сведений нет. Трудно поверить, чтобы новоявленного, непонятно откуда взявшегося сотрудника могли послать с важной дипломатической миссией в Японию. Следовательно, у этой поездки есть второе дно.
Берия промолчал, тем самым как бы позволив молодому сотруднику высказаться до конца.
— Во-вторых, поездка по Транссибирской магистрали, ставшая возможной после заключения пакта о ненападении, может быть использована для оживления агентуры. Точнее, для подтверждения того факта, что законсервированный сотрудник жив и является тем, за кого себя выдает.
— Глупо для этого заранее в писменной форме предупреждат о встрече! — огрызнулся Берия.
— Так точно. Вот почему я предлагаю позволить Майендорфу отыграть свою партию до конца. Конечно, под нашим неусыпным контролем.
— И что это даст? — с тем же откровенным недоброжелательством поинтересовался нарком.
— Сотрудники такого ранга как Майендорф просто так по чужим странам не разъезжают. Возможно, встреча с Шеелем является дымовой завесой для чего-то более существенного. Им ничего не стоит пожертвовать Шеелем, ведь он, судя по документам, окончательно порвал своим классом.
— Какие документы! — взорвался Берия. — Разве можно по документам отличить честного человека от двурушника и троцкиста! Этот негодяй Шеель вполне может оказаться матерым шпионом и диверсантом! Впрочем, отказываться от этой версии нельзя. Что еще?
В этот момент Закруткин подал голос.
— Лаврентий Павлович, ваш сотрудник прав — Майендорф является крупной фигурой. Прав он и в том, что на Шееля бесполезно давить в открытую. Если он не тот, за кого себя выдает, вскрыть ему нутро в отведенные сроки не удастся. Я хочу дать справку — Майендорф является высокопоставленным сотрудником германской службы безопасности, вхож к Гиммлеру. В Испании осуществлял связь между франкистской разведкой и гестапо. Наша резидентура пыталась взять его в разработку, правда, безрезультатно. Такие фигуры как Майендорф просто так по свету не раскатывают. Обратите внимание на такой факт — Майендорф, по нашим сведениям, отправился в Японию в середине сентября, а письмо было отправлено из Берлина за день до подписания договора с Германией.
Берия насторожился.
— Ви имеете в виду, что встреча планировалась заранее?
— Не исключено. В любом случае надо бы позволить друзьям детства встретиться и поговорить. Для этого просто необходимо получить согласие Шееля.
— Полагаете, они питаются разиграть барона в темную? — спросил Берия.
— Возможно.
Берия некоторое время размышлял, потом вынес решение.
— Хорошо. Трущев, раз уж ты так доверяешь этому барону, ты его и уговоришь. Обещай что угодно, но он должен встретиться с Майендорфом.
Трущев не удержался от замечания.
— Товарищ нарком, я вовсе не доверяют Шеелю. Просто считаю преждевременным обрубать концы.
— А ми, значит, — развел руками нарком, — такие ротозеи, что готови вместо того, чтобы разгадать замисел врага, заняться поиском двурушников в своих рядах. Партия нам этого не простит.
