Борис Алмазов - Презент
Каждого малыша, что возникал в проеме Двери и опасливо жался к косяку, Харлампий проводил в горницу и одаривал твердокаменным бубликом, связку которых прихватил на станции. И хотя бублики и вообще всякие сласти были по тем временам большой редкостью, ребятишки, как только видели медвежонка, про них мгновенно забывали.
Харлампиевы дочки спешно шили ему платье, наперебой поили молоком и учили служить. Медвежонок ворчал, отмахивался, а когда его тормошили, бежал прятаться под печку.
Гости выманивали его оттуда кусками хлеба с медом. И веселились, глядя, как он тянет за медом черную блестящую пуговицу носа.
Дед Тимоня вспоминал, что когда его полк стоял в Москве, то он видел у одного замоскворецкого купца медведей вместо цепных собак, и что медведи эти стерегли двор в тысячу раз лучше собак.
Гости засиделись допоздна. Последних Харлампий провожал уже с лампой в руках. Дед Тимоня все не мог досказать, как он с отцом Харлампия рубал турок на Шипке, а одноногий гармонист Васька (тот, что считал себя счастливейшим человеком, потому что на войне ему оторвало ногу, а не руку, и он мог продолжать играть на гармошке) во всю ширину развернул меха расписной гармоники и закричал в темноту теплой ночи:
— Начинаются дни золотые…
И тут из горницы раздался страшный грохот. Когда Харлампий вскочил в комнату, медвежонок был уже под печкой, а хозяйка подбирала по всему полу черепки и складывала их рядом с поломанным самоваром. С печи испуганно таращились девчонки.
— Чтоб ты прокис, окаянный! — приговаривала женщина. — Скатерть, кдол такой, стянул! Всю посуду вдребезги, у самовара носик отломал.
— Начинаются дни золотые! — радостно подсказал Васька-гармонист. — Взяли зверя в дом, он вам теперя пропишет…
— Да будет вам! — сказал смущенный Харлампий. — Махонький он, не понимает.
— Не понимает? — сказала жена. — Небось, где мед стоял, — понял! Это он за медом на стол полез — вот скатерть и стянул! Вот я тебе! — погрозила она веником под печку.
— Ре-ре-ре… — ответил медвежонок.
— Ничо! — сказал Харлампий. — Где посуда бьется, там весело живется! Я ему завтра конуру сколочу — нехай во дворе живет, к сторожевой службе приучается!
9
Но медвежонок во дворе жить не смог. Как только Харлампий вынес его из хаты, дворовый пес Цыган стал яростно рваться с цепи. Он захлебывался лаем, глаза у него наливались кровью.
«Загрызет!» — подумал казак, прижимая к себе медвежонка, а у того тоже шерсть стала дыбом от злости.
— Ишь ты какой! — Харлампий похлопал Презента по круглому задику. — Маленький, а храбрый. Ладно. Живи в сенях!
Он вытащил в сени папаху и устроил там звереныша.
Но как только он уехал в степь, а его жена ушла с девчонками по воду, Презент вытащил папаху из сеней и, ворча, затолкал ее под печку обратно. В сенях он жить не захотел.
В горнице никого не было, только Сашка плыл, качаясь, в люльке. Медвежонок долго поворачивал за нею свой любопытный нос.
Он попытался достать колыбель лапой. Не достал — высоко. Закряхтел, почесался. Оглядел комнату. На что бы такое влезть? Недалеко от люльки стояла табуретка. На табуретку Презент вскарабкался легко. Теперь люлька плавала совсем близко от носа.
Мишка толкнул ее лапой. Колыбель качнулась, он толкнул ее сильнее. Люлька сделала большой размах и спихнула медвежонка с табуретки. Он грохнулся на пол. Зарычал. Вскочил на табуретку и вцепился в край колыбели острыми когтями. Люлька понесла его по комнате. Понравилось. Стал прыгать с табуретки на люльку.
Когда хозяйка с дочерьми вернулась от колодца, нагруженная ведрами и кринками с водой, то увидела, что по всей комнате, едва не переворачиваясь, летает колыбель, а на ней, прямо над спящим Сашкой, сидит довольный Презент.
— Было у меня четверо детей! — сказала хозяйка, стаскивая медвежонка, который вопил и отмахивался широкими лапами. — А теперь пятеро стало. Пятый — мохнатый — самый озорной! Придется тебе, Катерина, за ним следить, кабы беды он не наделал.
10
Однако уследить за Презентом было сложно. Каждый день он что-нибудь вытворял. То устроит снежную метель из пуха. Девчонки с утра подушками кидались. Медвежонок обрадовался — думал, что с ним играют. Стал подушки ловить. Ловко ловит. Да только на лапах у него коготки острые — схватит подушку, она моментально с треском на клочки разлетается. Пока девчонки его утихомирили, он три подушки распустил. По всей хате перья летают! Девчонки в перьях! Обед весь в перьях! А сам медвежонок из бурого стал белым.
— Ну что мне с тобой делать? — говорил Харлампий, когда возвращался вечером с поля и домашние рассказывали ему, что нового натворил за день Презент.
Медвежонок лизал ему руки, терся крутолобой башкой о широкую грудь сотника, и не мог казак его наказывать. Так, шлепнет для порядка по круглому задику, но мишка, наверно, и не понимал, что это наказание, — думал, новая игра.
Он считал себя в доме главным и был уверен, что у людей нет другого дела, как е ним играть. Он хотел во всем принимать участие. И принимал, на горе хозяевам.
Медвежонок был на редкость смышленым; стоило ему один раз увидеть, как хозяйка закрывает на вертушку двери, как он тут же научился их открывать.
Он научился выдвигать ящики из комода: упрется задними лапами в нижний, а верхний тянет изо всех сил зубами. Кряхтит, старается! Хлоп! — и ящик вылетел, всего медведя бельем засыпал.
Прибежит Катька на грохот, а мишка посреди комнаты на куче простыней сидит, Сашкин чепчик примеряет!
Хотел Презент во всем хозяину помогать, поэтому как только Харлампий приходил домой, Презент не спускал с него своих маленьких, как дробинки, глаз.
Святой своей обязанностью считал медвежонок подавать казаку домашние чирики — тапочки. И если девчонки опережали его, сердился и начинал драться мохнатыми лапами.
Стоило Харлампию сесть ужинать, как он тут же оказывался у него на коленях, и возникала его мохнатая голова над столом, и вертел он любопытным носом — что нового? Что хозяин есть будет? Не перепадет ли и ему? И нетерпеливо стучал лапами по столу: «Что, хозяйка, мешкаешь? Работника не кормишь?»
Пока Харлампий был в доме или на базу, медведь от него не отходил — путался под ногами и в каждое дело лез: помогал.
Стал Харлампий плетень починять. Привез тальника, начал плести. Плетет — песню поет. Соскучился на войне по домашней работе, а тут еще вечер хороший такой, теплый, лето настает, вишня зацветает. Мир на земле.
Плетет Харлампий, ну и Презент тут же крутится, хозяин на него внимания не обращает. И напрасно. Потому что медвежонок все прутья, которые он между кольев насадил, обратно вытащил. Казак с одного конца плетень заплетает, а медведь с другого расплетает.
Вот пошли девчонки с матерью в огороде подсолнухи сажать. Мать борону тащит, Аниська большим колом ямки делает, а Катька в каждую ямку семечко кладет.
Один ряд прошли, второй… Вдруг слышат, Дашутка с крыльца кричит:
— Медя, Медя идет! — и рукой показывает. Оглянулись — а во всех ямках пусто. Презент за ними ходил и аккуратно семечки подбирал. Так и ходили строем: мать с бороной, Аниська с колом, Катька с семенами, а позади мишка, и один ряд, и второй, и третий…
Пришлось подсолнухи пересеивать, а Презента в чулан запереть. Пока сеяли, он там все кринки со сметаной побил! Выскочил из чулана белый, как рождественский пряник. Одни глазенки перепуганные торчат.
Перекладывал Харлампий трубу у летней печки, что в саду стояла. Летом в доме готовить жарко, да и страшно пожар устроить.
Поставил стремянку, залез, обгорелые кирпичи поменял да трубу чуть не на метр выше выложил, чтоб у топки тяга сильней была. Презент в это время по саду шатался, прошлогодние яблоки искал. И не думал Харлампий, что медведь за ним внимательно наблюдает.
Закончил Харлампий трубу. Слез, полюбовался. Красивая труба — высокая, белая. Пошел руки от известки вымыть. Возвращается, а трубы нет! Сидит на стремянке Презент и старательно по кирпичику трубу разбирает. Одни кирпичи вниз сбрасывает, а другие в трубу заталкивает. От усердия язык высунул. Пришлось Харлампию всю работу сначала начинать, да еще из трубы кирпичи вытаскивать.
В степи зимой главная забота — топка. Леса в степи нет, поэтому топят печи кизяками. Кизяки— это солома с навозом. Готовят их обычно все лето. Отгораживают во дворе досками угол, свозят туда сухой навоз и перемешивают его с водой и соломой. Чем лучше кизяки намешаны, тем веселее будет гореть печь.
Топчут кизяки всей семьей, даже крошечные детишки — и те розовыми своими пятками месят колючую солому. Труд этот хоть и не очень тяжелый, но, утомительный.
Когда Презент увидел, что вся семья Харлампия, взявшись за руки, пляшет в углу двора, он пришел в восторг. Сначала он обежал весь двор на задних лапах, отдавая честь, потом прокатился через весь двор с боку на бок, потом рявкнул и прошелся колесом. И, уж совершенно придя в восторг, плюхнулся в жидкий навоз и во всей красоте кинулся к девчонкам. Тут уж было не до кизяков! Пришлось баню топить да всех девчонок и Презента заодно щелоком отмывать.
