Юрий Давыдов - И попал Дементий в чужие края…
4. Наполеона видел…
Мачты все укорачивались, будто их снизу топором подрубали, все укорачивались, покамест в колышки не обратились, потом притонули вовсе, и порт Бомбей схоронился за горизонтом. Ходуном заходил океан, прозелень его расчертил белый барашек.
«Королевский гриф» мчал к югу, резал милю за милей, и корабельная обыденщина вязала узелок к узелку, час к часу. Что ж, дело известное. Смена вахт, команды, затейливый посвист боцманской дудки. В полдень-заполдень, в полночь-заполночь вбегай на ванты, с парусами управляйся, силушки не жалей и ворон не считай. Дело известное, Дементию не диковинное.
Иное ему в диковину: впервой за годы бедованья весело на свет белый поглядеть, на небо голубиное. Милые барышни, милые! Обещание свое исполнили, улестили-таки своего дядюшку капитана Гривса. Да и старик боцман Пит постарался, и ему тоже земной поклон…
Домой, однако, путь еще был безмерно длинный и круто извилистый. «Королевский гриф» отнюдь не в Балтийское море путь держал, не в Ревель, и не в Ригу, и не в Кронштадт. «Гриф» Индию огибал. Тут не на недели счет веди — на месяцы. Далече до Лондона, еще дальше до портовых городов Российской империи. Но есть, есть теперь надёжа, что попадет все же Дементий Цикулин в отечество.
Полкским проливом осторожно прошел «Гриф» мимо Цейлона-острова, поворотил на север, к Мадрасу. Бывал ли кто из земляков Дементия в Мадрасе? Навряд… С левого борта Коромандельский берег в эбеновых лесах, в черных веерных пальмах, загляденье, и только. А Мадрас ощерился пушками форта Сент-Джордж, первой крепости, возведенной когда-то британцами на индийской земле. Отсюда, из казарм Сент-Джорджа, маршировали «томми» — солдаты — в Бенгалию и Мансур, отплывали к Цейлону, жемчужине Индийского океана.
Капитан Гривс не медлил в Мадрасе, снабдил крепость боеприпасами и вновь поставил паруса. Капитан Гривс знал, куда править, — в шкатулке с хитрым запором лежала у него инструкция Адмиралтейства.
Бенгальский залив, «море муссонов», поигрывал волнами, как гимнаст мускулами, пугал порывами ветра, но переход выдался ровным, и все на корабле благодушествовали, даже боцман Пит не шибко ворчал, замечая плохо начищенную медяшку. Демектий в свободный час табак курил, калякал с матросами; усердный работник, незлобивый малый, полюбился он команде, и все сладилось как нельзя лучше…
Утренний туман разодрали бушпритом и вошли в дельту Ганга. Речные белесые воды мутили соленые, аквамариновые, а на берегах высилась Калькутта, богатая, разноязыкая Калькутта, с таким же, как в Мадрасе, фортом, где солдаты и пушки. Но Калькутта была знатнее Мадраса; вот уж почти полвека почиталась она столицей британских владений в Индии, и Дементий слышал, как кто-то из офицеров назвал ее вторым Лондоном.
«Гриф» поднялся вверх по Гангу. Капитан велел спустить шлюпку и отправился с визитом к генерал-губернатору лорду Маинтоу. Потом и матросы, соблюдая очередность, съехали на берег. И Дементий с боцманом Питом тоже.
Рязанский крестьянин, конечно, ведать не ведал, что за несколько десятилетий до него любовался Калькуттой другой россиянин — унтер-офицер Филипп Ефремов. Подобно Дементию, побывал унтер в плену, подобно Дементию, жил мечтою о родине. Только и разницы меж ними было, что мужик из деревни Ловцы добрался до Калькутты морем, а злополучный унтер-офицер — вниз по течению священного Ганга.
Второму Лондону салютовали весело: и капитана, и офицеров, и матросов ожидал первый Лондон. Никто на «Грифе» не подозревал, не догадывался, что за сюрприз ждет их на острове Святой Елены…
Насвистывая «Черноокую Сьюзи», расхаживал по палубе капитан Гривс, в кают-компании офицеры играли в трик-трак, а матросы с особым усердием исполняли приказания мичманов и лейтенантов.
Недели и недели — океан, сотни и сотни миль — океан. И все та же корабельная обыденщина. Взрывают ее, как бомбой, шквалы, сметает железная метла ураганов, а потом снова затишье, снова попутные ветры. Проносится над пучинами длинный крепкий, облепленный ракушками киль, над мачтами реют темные альбатросы. Течение властно напирает на высокую корму, и горят в ночах корабельные фонари, пятная волны живым переменчивым светом.
Драконовы горы сперва означились призрачно, потом всплыли четко. Близился мыс Доброй Надежды, и уже только и было разговоров, что о роздыхе в Кейптауне.
Под малыми парусами «Гриф» вошел в Столовый залив. Открытый норд-вестам, залив этот не пользовался репутацией пристанища, где можно бить баклуши, и боцман Пит рассказал Дементию о тех бешеных ветрах, которые порой низвергаются с плоской вершины Столовой горы. Ого-го-го, какие ветропады! Они хватают корабль за шиворот и дают такого пинка, что тот вылетает в море, как нашкодивший кот, подвернувшийся под руку разгневанной кухарки.
Впрочем, передряги, испытанные в Индийском океане, сделали и капитана Гривса, и его команду не слишком-то привередливыми; все были рады Столовому заливу, прямехоньким улицам Кейптауна. Да и заботы — запастись провизией, исправить повреждения — не оставляли времени для раздумий о норд-вестах. За кормою лежало пять с лишком тысяч миль, а впереди — еще тысяч шесть.
Африку обогнешь, тут уж тебя пассат поджидает, а лучше его ничего нет, только не уваливайся с курса, режь точно. А рябой боцман ухмыляется: «Скоро, — говорит, — сынок, Эдистонский маяк завидим, скоро. Маяк же Эдистонский — то уже юг английский, вот как».
«Королевский гриф» пересек Южный тропик, а неделю спустя вахтенный лейтенант постучался к капитану:
— В двадцати милях остров Святой Елены, сэр!
В наставлении мореплавателям было написано: «Остров Св. Елены лежит в 15°15 ю.ш. и 5°43 з.д. от Гринвича. Берега сего острова состоят из высоких каменных утесов и столь приглубы, что для кораблей неприступны, кроме норд-вестового берега, где в двух милях от г. Джемстауна есть хорошая глубина и дно для якорного стояния. Место сие называется рейдом Св. Елены». А далее сообщалось, что островок посреди Атлантики снабжает корабельщиков отменной пресной водою, и поэтому все суда, идущие в Европу из Индии, с Островов Пряностей, из Китая и Южных морей, посещают его рейд.
Однако с недавнего времени остров Св. Елены был окружен неким нимбом — ореолом, наделен некой магнетической силой, притягивавшей не только моряков, но и людей сухопутных.
В тот год, когда наш Дементий тосковал в Бомбейском госпитале, в тот самый год на борт британского корабля «Беллерофон», находившегося неподалеку от французского порта Рошфор, был доставлен низенький плотный человечек в треугольной шляпе и в мундире гвардейских егерей. Не теряя ни минуты, «Беллерофон» ушел в океан. В океане его встретил фрегат «Нортумберленд», и человечек в треуголке был перевезен на фрегат, который тотчас, под всеми парусами, понесся, точно гончая, к острову Св. Елены. В октябре 1815 года «Нортумберленд» встал на якорь на рейде Св. Елены, в двух милях от Джемстауна, и господин в треуголке, из-под которой выбивалась прямая прядь волос, ступил на берег. Так Наполеон Бонапарт, бывший император французов, очутился в своей пожизненной тюрьме.
Пленника стерегли крепче крепкого: на рейде адмиральский многопушечный «Сэр Гудзон», на острове — отряд пехотинцев и кавалеристов. Дом Наполеона в долине Лонгвуд, что милях в десяти от городка Джемстауна, окружали часовые, каждый день начальники караулов получали новый пароль.
А Бонапарт и не помышлял о бегстве; после роковой баталии при Ватерлоо он понял, что карта его бита. Теперь, в долине Лонгвуд, он диктовал мемуары, играл с графом Монтолоном в бильярд, изредка выезжал на прогулку, похварывал, угасал…
Офицеры «Королевского грифа» надеялись хоть краем глаза увидеть знаменитого полководца. Но исполнить это желание оказалось так же трудно, как поставить яйцо на острый конец. Капитан Гривс был настойчив, почтителен, был дерзок, но генерал Лоу отказал, ссылаясь на строжайший запрет правительства. Гривсу ничего не оставалось, как мысленно послать губернатора ко всем чертям и сердито приказать боцману поскорее «налиться водой». Боцман Пит снарядил баркасы. Баркасы потянулись к устью ручья.
Матросы, среди них и Дементий, таскали воду в парусиновых ведрах, наполняя большие дубовые бочки.
Рядом с ручьем вилась каменистая дорога. Оживленной ее не назовешь. Посыльный с адмиральского «Гудзона» проедет в Джемстаун, из Джемстауна подвезут к рейду мясо, зелень, дерево для корабельных поделок…
А в то утро, когда молодцы капитана Гривса «наливались водою», на этой дороге показались коляска и английские офицеры верхами.
Один из офицеров, придержав лошадь, окликнул матросов, спросил, когда они уходят в Англию. Кавалькада на минуту остановилась, матросы распрямили спины, воззрились на господина в коляске. Обрюзглый, с одутловатым нездоровым лицом, он глядел на моряков, опустив плечи и сунув руку за борт сюртука.
