Елена Руденко - Число 13
Он всегда настраивался на выступления, приводил в порядок мысли.
— Вы любили ходить в школу? — повторила Элеонор свой вопрос.
— Терпеть не мог, — пробормотал Робеспьер, не выходя из своих мыслей.
Морис и Елизавета одобрительно загалдели. Элеонор покраснела.
Время поджимало, и школьная дискуссия не имела продолжения.
Элеонор Дюпле летела, как на крыльях. Она предчувствовала, что заседание должно стать каким–то особенным, интересным, ярким. У здания Собрания их встретили Светлана, Камилл и его верная супруга Люсиль.
Светик заметила, что присутствие мадам Демулен испортило Элеонор настроение. Тут уж она разделяла её чувства. Они прошли в зал заседания.
— Самые лучшие места! — восхитилась Элеонор. — Только Макс мог их выбрать!
— Камилл бы тоже выбрал неплохие! — заступилась Люсиль за мужа.
— Угу, — хмыкнула Светлана.
Она помнила, как они ходили с Камиллом в театр. Места выбрал он. Самый последний ряд галерки у двери.
— Какие тут милые мужчины, — заметила Виктория. — Как хорошо, что я рассталась с Жаком!
Мадемуазель принялась высматривать свою новую жертву.
— Виктория, сколько можно забивать себе голову глупостями! — строго заметила Элеонор сестре.
— А мужчины тут и правда милые, — согласилась Люсиль. — Но Камилл лучше!
— Самый лучший Максимильен! — вдруг сказала Элеонор.
Она покраснела. Эти слова точно сами вырвались.
— Камилл лучше! — возразила Люсиль.
Светлана прыснула от смеха.
— Милые дамы, будет лучше, если вы сосредоточитесь, — сказал мсье Дюпле.
— Да, прошу вас, — поддержала мужа мадам Дюпле.
Началось заседание. Всё шло чинно и важно. Речи депутатов были напыщенными, красноречивыми, витиеватыми. Каждый старался произвести впечатление. Они говорили о Конституции, пели хвалу королю, который снизойдёт до того, чтобы принять её.
Светлана то и дело начинала дремать, но неё постоянно будили. Или Элеонор, которая толкала её в бок, или Виктория, твердившая: «Этот симпатичный, а этот урод», или Люсиль, возражавшая: «А Камилл лучше».
Наконец на трибуну поднялся Максимильен. Его речь заставила забыть о сне даже Светлану Лемус.
— Если все еще можно нападать на нашу Конституцию после того, как она была дважды принята, что остается нам делать? Или снова надеть на себя оковы, или снова взяться за оружие!
Эти слова заставили проснуться не только беспечную Светлану. Недовольные возгласы прокатились по залу и переросли в один общий гул. Злые угрозы посыпались на Неподкупного.
Особенно возмущался компаньон Барнава — Дюпор.
Светлана вцепилась в поручни кресла. Элеонор молитвенно сложила руки и шептала:
— Бедный Максимильен.
— Камилл бы справился! — бормотала Люсиль.
«Ага, заплакал бы и убежал,» — подумала Светлана.
— Замолчи! — прикрикнула она на мадам Демулен.
Но из–за шума она сама не расслышала своих слов. Светлана и Элеонор не заметили, как взялись за руки.
Робеспьер был спокоен и непроницаем.
— Наведите порядок! — властно приказал он председателю.
Шум потихоньку начал стихать.
— Я не допускаю, чтобы в этом Собрании нашелся человек настолько низкий, чтобы вступить в сговор с Двором относительно какой–нибудь статьи нашей Конституции! — продолжил Неподкупный.
— Молодец! — хором воскликнули Светик и Элеонор.
— А мой Камилл… — хотела было начать Люсиль, но суровые взгляды обеих девушек заставили её помолчать.
После заседания, вернувшись домой, Неподкупный попытался укрыться в своей комнате. Однако это оказалось невозможным! Элеонор хлопотала вокруг него. Светлана скептически смотрела на эти знаки внимания. Какая она дурочка! Но Люсиль ещё хуже, Люсиль — величайшая идиотка! А всё же, неужели Элеонор не ясно, что человек хочет просто расслабиться? К тому же у него вечером заседание в Клубе Якобинцев!
— Максимильен, я вам сделала кофе с молоком, — говорила Элеонор, — послаще. Это укрепляет.
Светлана еле сдержала хохот. Сладкий кофе с молоком Макс ненавидит.
Робеспьер рассеянно поблагодарил мадемуазель Дюпле за заботу.
— Я приготовила вам пирожных, как раз, чтобы по возращении вы полакомились, — щебетала хозяюшка.
— М-да, учитывая то, что Макс вообще сладкого терпеть не может, — хмыкнула Лемус.
Наконец, Элеонора ушла.
Светлана с радостью съела пирожные. Робеспьер не возражал. Кофе она полила стоящий на окне цветок. На этом девушка решила оставить друга. Ему надо готовиться для заседания в Клубе Якобинцев.
Праздник
Приготовления к празднику шли полным ходом. Адель суетилась вокруг стола, следила за сервировкой. Став благородной дамой, она трепетно относилась к этикету.
— Бездельники, лодыри, — подгоняла она лакеев, поправляя фужеры на столе.
Мсье Карме с удовольствием довольного семьянина наблюдал за женой.
— Какая умница! — сказал он своему брату Гаспару. — Адель просто идеальная жена, милая, ласковая. Она никогда не устраивает мне сцен, даже когда я поздно возвращаюсь домой! На её лице всегда улыбка. А когда на приёмах я танцую с другими дамами, она даже делает мне комплименты. Замечает, какой мадам я приглянулся. Она идеальная жена!
— Угу, — пробормотал брат.
— Не волнуйся, у тебя все дела наладятся, — заверил его счастливый Карме.
«Хотя, это вряд ли», — подумал он. Гаспар какой–то странный. То ли умом не вышел, то ли просто туго соображает.
Ещё в детстве Гаспара приходилось всё время тормошить, объяснять, чтобы он понял, о чём идёт речь. Копуша был жуткий. Копушей и остался! А принимать решения он не может вообще. Жениться ему надо, жениться. Может, жена сможет объяснить ему, как поступать. Хотя, этот инфантильный человек вообще ничем не интересуется, даже на женщин ему плевать. Будь его воля, он бы лежал целыми днями на диване и ел сладости.
— Сегодня хорошая погода, — сказал Карме, чтобы хоть как–то прервать воцарившееся молчание.
— Угу, — ответил Гаспар.
Эта была его обычная манера общения.
Мсье Карме сослался на какое–то дело и покинул брата.
— Какое безобразие! — услышал Карме возмущенный голос кузины Матильды Мильен. — Этот дом стал вертепом разврата. Похоже, сын весь в отца.
Мадам де Мильен указала взглядом на Ива, который шествовал под руки с двумя смазливыми дамочками.
— Добрый день, тётя, — весело поздоровался он. — Привет, папа.
— Здравствуйте, мадам де Мильен, — хором произнесли девушки. — Здравствуйте, мсье Карме.
Хозяин дома поздоровался с сыном и его дамами.
Тётя кивнула племяннику и отвернулась, не удостоив его спутниц даже взглядом.
— Это всё из–за твоего разврата! — сказала она Карме. — Жениться на порочной женщине! В тебя бес вселился!
— Адель единственная женщина, которая после смерти Жюли внушила мне любовь!
— Точнее, совратила тебя! Ты не смог хранить верность своей умершей жене. В отличие от тебя, я до сих пор ношу траур по моему бедному мужу.
— Тётя, рано подводить итоги, вы ещё можете встретить своё новое счастье, — запел дифирамбы подошедший Жозеф Маршан.
Старушка оценила комплимент, но ничего не сказала.
— Мсье Карме, уверен, обед получится на славу! — переключившись на хозяина дома, продолжал Маршан.
Он был домашним подлизой, бедным родственником, которого давно пора выставить вон. Но особых хлопот он не причинял, был незаметен. Вот и жил в своё удовольствие, боясь навлечь на себя гнев хозяина. Хозяина дома Маршан ненавидел и боялся, поглядывал, что бы урвать и не попасться.
— Жозеф, иди помоги лакеям! — велел Карме, которому не хотелось слушать эту слащавую болтовню.
— Слушаюсь! — поклонился Маршан и быстро ретировался.
— Какой хороший юноша! — заметила мадам Мильен.
— Ханжа, — возразил Карме. — Он внушает мне опасение. На следующей неделе я планирую отослать его куда–нибудь подальше.
Мадам пожала плечами.
— Может, ты и разбираешься в мужских характерах, но в женщинах ты ничего не смыслишь! — заявила она. — А вот твой старший сын молодец, какую жену себе взял! Жизель — сама добродетель!
— Да, Бенджамен молодец! А вот и он с Жизель.
Бенджамен и Жизель Карме подошли к отцу семейства. Обменялись тёплыми приветствиями.
— Пойдём, дорогая, — безапелляционно заявила тётя Матильд Жизель, беря её за руку. — Мужчины будут обсуждать дела. А мне так хочется поговорить с тобой! Как я рада тебя видеть!
— Да, тётушка, — с улыбкой ответила Жизель. — Буду рада с вами побеседовать.
— Этот дом сегодня особенно ужасен! — начала мадам Мильен. — Тут столько порочных женщин! Они дурно повлияют на Палетту! Хотя эта девчонка и без них аморальна! Ох, не наша порода, не наша!
