Магомед Султанов-Барсов - Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана
Гимринский уздень заехал на арбе и, остановившись в центре площади, скинул холщовое покрывало с двух больших бочек. Народ возликовал, хотя иные бранились, взывая к запретам Аллаха, к священному шариату.
– Ну, какой, скажите, праздник без вина?! – отвечали им многие, устремляя к виночерпию висевшие до времени на их поясах кубки и рога. – С вином и мясо жуется хорошо, и танцевать веселее!..
– Пейте, пейте, гордые хунзахцы! – приговаривал гимри— нец, разливая вино из медного черпака с длинной ручкой. – Пейте и знайте, что самое лучшее в мире вино я вам разливаю сейчас! Для вас старался, сок выжимал, бочки дубовые у дидойских купцов закупал. Оцените по достоинству…
– Ты это расскажи тем, кто по Кахетии не странствовал и в погребах не ночевал с любвеобильными грузинками, – наполнив свой кубок, поддел виночерпия Чармиль Зар и вырвал-таки у окружающих столь недостающий ему смех.
– Что-о, разбойничья твоя голова! Хочешь сказать, что мое вино хуже кахетинского?!
– Не знаю, усердный садовод, сейчас попробую и скажу тебе прямо… – с ленивой хрипотцой ответил язычник, отхлебывая из серебряного кубка пахнущую солнцем и землей коричневую жидкость. Затем он двинулся к жарящемуся быку.
– Ничего, ничего, ты еще осоловеешь от моего вина! – бросил вдогонку задетый за живое гимринец, разливая в подставляемые сосуды свое прекрасное вино.
Осушив кубок, Зар срезал мечом небольшой кусок мяса и, быстро расправившись с ним, снова подошел к телеге с вином.
– Великий мудрец Ибн Сина частенько лечил правоверных вином, – приговаривал гимринец, разливая по кубкам. – Пейте, гордые хунзахцы, пейте, аварские кунаки, мое вино, оно зажигает кровь молодостью и даже унылому дарит веселье…
– Тебе, видать, хорошо заплатили, трудолюбивый садовод, – с ужимкой поддел его Зар, и окружающие снова прыснули смехом. – Вот и трудись на великом празднике с честью, ведь нечасто рождаются на свет наследники Престола.
– Да, нечасто, – был вынужден согласиться виночерпий.
Уздени, даже из числа ревнителей Ислама, понимая старую истину: «Из младенцев вырастают великие воины», – были так счастливы в этот день, что многие не заботились о шариатских запретах. Война, что ни говори, как считали уздени, дело настолько важное, что немного вина только укрепит их грешную душу. А как же иначе?! Не один, так другой враг норовит отобрать плодородные земли на юге и богатые зимние пастбища на востоке. То монголы далекие, то узбеки ретивые с Темурлангом пытались поработить Дагестан, но, получая по приплюснутым носам, откатывались назад и больше не возвращались. Затем крикливые персы повадились покорять непокоряемую, и тоже получили по полугреческим носам – ровненьким таким, если смотреть ниже горбинки.
– Представляете, – возмущался кто-то у жареного барашка, – эти спесивые персы имели дерзость объявить суннизм ложным Исламом, а Абулмуслим-шейха – самозванцем, не имевшим в своих жилах ни капли курейшитской крови. «Истинные сеиды – потомки пророка, – говорят персы, – только среди шиитов!» Так чего же они тогда не одолели Мухаммад-Нуцала?! Да-а, конечно, немало вилаятов они покорили в Дагестане, но когда Владыка Аварии поднял свои знамена, сам Надир-шах едва не попал в плен к дагестанцам…
– Да, да, верно говоришь, – вторил ему другой уздень, – плодородные аварские земли в вилаятах Джаро-Белокан, Закаталы, Елису, Тивидат не дадут каджарским ханам и грузинским князьям покоя, пока не присвоят себе. И кто эти земли убережет для аварцев, если прервется прямая нить престолонаследия?
– Сыновья Нажабат-нуцалай, – нашелся кто-то.
– Нет, – тут же возразили ему, – Аллах не дал им ни золотых мозгов, ни широкой души, вмещающей заботы о стране и своих подданных. Взрослые племянники Нуцала обеспокоены только своими удовольствиями. Мало им по сто рабынь, они по тысячу хотят, а рядом молодой уздень, имеющий воинские заслуги перед их Престолом, будет сохнуть без жены, так они ему даже лоскуток паршивого сукна не дадут, чтобы калым заплатить.
– Вот и промышляют буйные головы на больших дорогах. Разбойничают…
– Но сейчас явился на свет другой монарший отпрыск! Давайте возликуем с народом аварским и выпьем за его здравие!
– За здравие тинануцала! – тут как тут оказался рядом и словоохотливый язычник. – Воистину, слова твои верны, но попомните и мои: небу над Дагестаном было так угодно, чтобы в этот день и в этот час родился великий наследник великих Сариров, ведущих свое начало еще задолго до появления вашего ложного Корана.
Народ вокруг крикуна притих на миг. Неужели он опять начнет богохульничать и поносить религию Аллаха Всемогущего?! Его же изрубят на куски за такую дерзость! А тем временем в толпе празднующих Чармиль Зар удивительно тонко балансировал между остротами и оскорблением мусульманской веры. Его седые пряди волос, хорошо промытые по случаю намечавшегося праздника, серебряными кудрями ниспадали на кольчугу, заклепанную стальными ромбиками, проржавевшими местами от времени. У него было большое квадратное лицо, с двумя глубоко врезавшимися морщинами на щеках, и голубые пытливые глаза, вечно рыщущие в поисках острот и приключений. Но сейчас его старались не замечать. А приставать со своими беседами к гостям из Кайтага или еще откуда-то ни было он опасался даже в пьяном бреду, ибо знал, что бдительные нукеры схватят его и бросят в подземелье, где томятся нечестивцы-разбойники. Он говорил, обращаясь только к своим соплеменникам:
– О, дети греха и чести! Чем только подкупили вас арабские чалмоносцы? Неужто они мудрее наших жрецов, которых вы браните последними словами, хотя их благородству завидуют огнепоклонники Тегерана и Хиндостана?
– Истиной Корана, дурья твоя голова, – бросил ему в лицо один из хунзахцев и быстро отошел в сторону, чтобы не ввязываться в долгий и бесполезный спор.
– Постой, постой, куда бежишь, как заяц от орла! – заорал возмущенный язычник, но мусульманин уже исчез в толпе народа. – Видали? Вот они, мусульмане, какие: огрызнулся и быстрее в кусты, чтобы по носу не получить стальным кулаком. Ха-ха-ха!.. Ничего, ничего! Веселитесь, спесивцы! Но не забывайте, что это мой Хунзах и что еще живут здесь такие гордецы, как Чармиль Зар и его верные друзья… Только что-то я их тут не вижу сегодня…
– Пейте, благородные уздени, пейте мое вино и позабудьте все свои обиды, ведь не каждый день рождаются престолонаследники! – приговаривал, между тем, разливая вино уже из второй бочки, гимринец. – Если бы и в третий раз аварская ханша родила бы дочь, то не лилось бы сейчас рекой, как в раю, мое славное вино. Но родился тинануцал, и оно пригодилось вам, благородные уздени и беки!..
– Истину говоришь, друг виноградной лозы! – расталкивая других, протянул свой кубок Зар. – Наполни мне его до краев, я хочу выпить за здоровье царевича. И попомните слова мои, спесивые хунзахцы: родился воитель, каких еще не знала земля под небесами Кавказа. А ведь к величию Престола этого царственного младенца я тоже приложил руку, сокрушая врагов ваших… А вы? Вы даже почтение мне выказать не желаете! Быстрей мне вина, садовод вонючий! К тебе ведь воин аварский подошел, перед которым ты должен трепетать и кланяться!..
Но виночерпий не успел налить ему. Возмущенная толпа вытолкнула язычника, который так жалобно стал озираться по сторонам, что гимринец искренне сжалился над ним.
– Ну, что вы за люди, хунзахцы! Как можно отталкивать старого аварского воина от вина! Всем хватит, всем достанется, пусть он подойдет. Эй, язычник злословный, хоть и обозвал ты меня… но, так и быть, неси сюда свой кувшин…
– Что-о?! – возмутился Зар. – Вот этот прекрасный серебряный кубок, с красивейшими на свете узорами, ты называешь кувшином? Да знаешь ли ты, гимринец неучтивый, что своим неразумным словом ты обидел не только меня, но и бывшего его владельца, чья бедная душа с горечью взирает сейчас с небес Грузии…
– А ты, пьяница задиристый, не обидел владельца этого кубка, отобрав его у него? – подбоченился виночерпий, выпрямляясь на телеге.
– Вот, ослиная голова! – сокрушаясь вскричал Зар. – Как я мог его обидеть, если я сначала зарубил его и лишь затем забрал себе эту милую посудину?
– Ха-ха-ха!..
Зар опять вырвал у толпы одобрительный смех.
– Ладно, наливай ему вино, – расступились хунзахцы, подпуская язычника к бочке.
Зар наполнил свой объемистый кубок хмельным соком и мстительно заявил дожидающимся своей очереди:
– Вы орете, как шайтаны басурманские! Вы же все-таки аварцы, демон вас задери своими когтями!
– Ах ты поганец! Пошел вон!..
– Какой наглец!
– А что вы хотели, он же язычник!..
– Пошел, пошел! – кто-то толкнул его в спину. – А не то отберем кубок и к судьям потащим на шариат!
