Магомед Султанов-Барсов - Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана
После того как отбили князя Табидзе, Гачи удовлетворился одним хурджуном серебра, а Дугри-Нуцалу, чьи воины приняли на себя неравный бой, грузинский князь обещал свою малолетнюю дочь, столь же красивую, как и ее мать гречанка Элина. О красоте княгини Элины в те годы в горах Центрального Кавказа слагали песни. И когда ее дочь по имени Дариджа подросла, она стала второй женой старшего сына Дугри-Нуцала. Дугри-Нуцал умер через несколько лет, а его правящему сыну Мухаммад-Нуцалу ни одна из двух жен, даргинская и грузинская принцессы, еще не родила сына-наследника.
* * *
Споры о Боге и разных религиях были обычным делом в горах Дагестана. Для узденей, несущих воинскую повинность перед Нуцалом, было важно не то, кто во что верит, но то, кто как говорит и удивляет рассказами о неслыханных чудесах загадочного неба и мрачного чрева земли.
Чармил Зару частенько удавалось удивлять. Бывало, он сочинял на ходу истории о богах и демонах, о подвигах героев, которым помогают боги и богини. Не меньше интересовали людей и чудеса, творимые жрецами, которые якобы умеют раскрывать тайные кражи и убийства, что им-де подсказывают демоны о запрятанных вещах, о заговорах злодеев. Правда, Зар часто путался в своих сочинениях. Одну и ту же историю он, бывало, рассказывал по-разному, за что хунзахцы подымали его на смех. Но это ничуть не смущало его. Он отмахивался тогда, говоря, что стыдно битву проиграть, а придумывать истории о богах, демонах и героях – дело благородное.
Когда-то Зар был сильным воином, способным прорубать через вражье войско дорогу. Он мог без устали махать огромным двуручным мечом от рассвета до заката. Теперь же, каждый раз при грозовых тучах, у него ныли раны, болели коленные и плечевые суставы.
Десять последних лет он обучал юношей владению мечом, пока однажды не подпал под проклятия алимов12. В пьяном бреду он стал поносить их, говоря, что они исповедуют ложную религию. Его тогда едва не убили хунзахцы, но благодарные ученики, среди которых были и сильные воины – сотники войска хунзахского, заступились за него. Они обратились к алимам с просьбой простить их учителя во имя Аллаха. И алимы пощадили, благоговея перед именем Всевышнего, но обучать юношей воинскому мастерству с тех пор ему было запрещено, если только он не уверует в Аллаха. Он не уверовал.
Среди аварцев во времена Мухаммад-Нуцала Чармиль Зар был не единственным многобожником, у которого возникали проблемы с ревнителями мусульманской веры, и не единожды они бывали побиты, разорены, но до убийства дело редко доходило. Это случалось, лишь когда пьяный язычник позволял себя совсем уж грязную брань. Уздени, хотя и любят красноречие, ценят остроумие, но умышленные оскорбления не прощают даже ханам. Они веруют, по сути, в кого хотят, дружат с кем хотят: с русскими, грузинами или даже каджарами, ставшими заклятыми врагами после персидского вторжения в Дагестан. Уздень волен в своих делах и помыслах, лишь бы исправно нес воинскую повинность перед Престолом и был прилежным в обычаях.
Достопочтенные алимы, бродячие жрецы, все еще исповедующие древних богов, и прочие колдуны-гадальщики пророчили Мухаммад-Нуцалу сына-воителя, предсказывая еще не родившемуся монарху доселе неслыханные подвиги во славу Престола. Нельзя сказать, что Нуцал13 им верил, но одаривал серебром каждого, кто красноречиво лил бальзам на душу.
В рождении престолонаследника были очень заинтересованы и воинственные уздени, и богатые беки, и, конечно же, родственники ханш, как первой, так и второй. Восхождение к власти иного представителя династии – родного, двоюродного, а тем более, троюродного племянника правящего монарха – как правило, чревато смутой, переходящей в кровавую борьбу. Но когда у правящего Нуцала есть сын, чье право на Престол бесспорно, коронация становится настоящим праздником для народа. Ибо в этом случае оспаривать совершенно нечего.
Вот и молился народ, обращая свои молитвы к Единому Богу, знание о котором пришло сюда из знойной Аравии. Конечно, были и такие, кто все еще тайно исповедовал горских богов, и они обращали свои молитвы к ним, освещая лучинами деревянные, каменные, а кто-то бронзовые статуэтки. Люди боялись, что зачавшая ребенка даргинская ханша и в третий раз родит дочь-принцессу, на радость чужим правящим дворам, а им, подданным Престола хунзахского, на досадные хлопоты… Ведь дочь Правителя все равно не отдадут за узденя или даже бека, как бы велики не были их заслуги. А если все же такое случится, то рожденные в этом неравном браке дети будут считаться чанками и преимущественного права на Престол иметь не будут.
* * *
Вдруг на площади все затихли.
На балконе замка появились придворные, среди которых был и молодой славный воитель Шахбанилав, за подвиги в прошлогоднем походе на Грузию назначенный Нуцалом Первым тысячником Аварии. С минуту народ взирал на придворных, затаив дыхание, потом резко шевельнулся, словно волна на морской глади. Люди двинулись к балкону замка.
Имам соборной мечети Басир-хаджи, хунзахский уздень, обучавшийся у алимов-сеидов, чья родословная уходила в глубокую древность – к овеянной вечной славой курейшитам14, молитвенно поднял руки ладонями вверх и громко произнес:
– Алхамдулиллахи рабил’аламин15! Слушайте, правоверные! Слушайте и повинуйтесь во имя Аллаха Великого, дарующего и отбирающего жизнь! Ниспосылающего на землю блага от своих щедрот и поражающего бедствиями! Слушайте сладкую весть и возрадуйтесь вместе с ангелами чистыми… Только что в священных покоях Двора светлейшая ханша Аварии, даргинская царевна Баху-уцминай, дочь правителя Кайтага Ханмухаммад-уцмия, родила Величественному и Светлейшему Владыке Аваристана сына! Да будет правоверным известно, что с этого дня…
– Чакаги тинануцал16!
Уже не слушая дальнейшую церемониальную речь духовного лица, народ взорвался радостным кличем. Уздени скандировали приветствие только-только явившемуся на свет монарху, пробуждая тишину Великого Аварского плато – равнины, окруженной суровыми горами.
– Хунзахцы! – воскликнул Шахбанилав, вскидывая к небу свои могучие руки. Подхваченная ветерком, его черная мантия зарделась изнутри красным, как огонь, шелком, от чего легкая стальная кольчуга сверкнула неземным светом. – Тишину и повиновение именем Престола! Выслушайте имама с честью!..
Народ сразу поутих, внимая просьбе своего любимчика – воина, в котором и стар и млад в Аварии не чаяли души. Не зря народ прозвал его Непобедимым – он не раз выводил войска из страшных ловушек, сокрушая и обращая в бегство врага. На его груди висел большой золотой медальон с изображением волка – символом вверенной Престолом власти над войском. Тот же рисунок был вышит золотом и на черной мантии.
– …Да будет правоверным известно, – продолжил прерванную речь имам соборной мечети, – что в Доме нуцалов есть теперь прямой наследник Престола, равный всем престолонаследникам мира, как бы огромны ни были их страны и неисчислимы богатства их казны, ибо нуцалы ведут свою династию, освященную властью Пророка (мир ему), через Абулмуслим-шейха Сирийского…
– Но мы же это знаем, – бросил кто-то в толпе, пожимая плечами.
– Надо же подсластить и сладкое… – обронил еще кто-то, и люди снова пришли в движение.
– Какая Сирия?! Какой шейх?! – вспылил в толпе язычник. – Нуцалы – потомки Сариров, правивших Кавказом за тысячу лет до ислама!..
Но никто не разделил его мысль. Отворачивались, как от полоумного.
– Да будет над Домом амира17 правоверных аварцев безграничная милость и благоденствие Аллаха! Амин! – кое-как закончил церемониальную речь духовный сановник, после чего придворные удалились в замок.
Хунзахцы, что были заняты делами в своих домах, кузнях, суконных и кожевенных мастерских, услышав долгожданную весть, побросали работу и стали стекаться на площадь. Мужчины и женщины, юноши и девушки – все устремились на праздник. Все, кроме рабов…
Молодые уздени наряжались в тяжелые стальные доспехи с устрашающе грозными шлемами, выстраивались в стройные ряды на своих боевых конях и, гарцуя по кругу, размеренно ударяли мечами о круглые щиты. Этот ритм вызывал у людей ни с чем не сравнимое ощущение войны, славы и могущества. Иные воины поджигали фитили на мушкетных ружьях и стреляли в воздух, извергая снопы огня и дыма. Из ворот замка на площадь выбежали шуты, разодетые в волков, медведей, драконов и совсем уж чудных духов, вызывающих суеверный страх даже у взрослых. Следом появились музыканты: зурначи, барабанщики, пандуристы и танцоры. Прямо на площади вспыхивали костры, возле которых резали овец и бычков. Уздени лихо справлялись с забоем скота, сдирали шкуры и жарили туши мяса целиком, обильно поливая уксусом и ароматными настоями из горных трав.
