Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Я не отрицаю, что это причиняет тебе страдания. Я лишь призываю тебя не преувеличивать. Мне бы хотелось предостеречь тебя, чтобы ты не злился на неё. Но только немногим умам дано понять это без труда. Спокойно спроси себя, какое тебе дело до её брака?… Женщина выходит замуж, как и все. Каждый день, каждый час кто-нибудь выходит замуж. Она не их тех, которые станут отчитываться о своих замужествах, вроде тех, что были раньше. Может быть, она достойна признательности за это. Как ты однажды сказал, ты не успокоишься до тех пор, пока не перестанешь думать о ней так, как будто её нет и никогда не было. Положись на Аллаха и дай себе покой, какими бы тяжкими ни были все эти сплетни да пересуды для тебя. Ведь брак — это законная связь, честная…

Ахмад проговорил всё это только на словах, однако в душе, в силу свойственной ему крайней ревности, противился всеми фибрами в том, что было связано с честью семьи. Он говорил с пылом, вытекающим из привычного для себя такта, словно подтверждая правдивость своих слов и решений — мудрых посланцев добра, способных разрешить конфликты между людьми. И хотя его слова и не пропали зря, — было невозможно, чтобы они просто влетали в одно ухо и вылетали из другого у любого из его сыновей, — однако гнев юноши был слишком глубок, чтобы просто взять да испариться, сделай тот один глубокий вздох. То был словно холодный стакан, в который наливают кипяток из чайника. Он тут же ответил отцу:

— Да, отец, это законная связь, но иногда выглядит так, как будто выходит далеко за пределы всякого закона. Я задаюсь вопросом, что толкает того мужчину взять её в жёны?!

Несмотря на всё серьёзность ситуации, Ахмад про себя заметил с неким сарказмом: «Ты бы лучше спросил её, что её толкает на это?!», но прежде чем успел дать ответ сыну, тот продолжил:

— Это похоть её… ни что иное!

— Или же это его искреннее желание на ней жениться!

Но ярость юноши только разбушевалась ещё больше, и он закричал, одновременно от бешенства и от боли:

— Нет, одна лишь похоть!..

Несмотря на всю остроту момента, от Ахмада не скрылось, с каким пылом это было сказано. Ему было нелегко догадаться, что происходит с сыном, и отчего он такой грустный, и потому он вновь повторил то, что уже говорил. Но когда это не возымело никакого действия, он довольно спокойно произнёс:

— То, что толкает его жениться на женщине старше его на десять лет, это желание заполучить её деньги и имение…

Ахмад обнаружил, что смена темы спора пошла на пользу: это не ускользнуло от его острого ума. Он не давал юноше сосредоточиться на своих мыслях о весьма чувствительных вопросах и воскресить страдания, чтобы не заострять его внимание на том, что же побуждает его мать выходить замуж, и на том, что побуждает того человека на ней жениться. При всём том от него не скрылась обоснованность, что присутствовала в точке зрения сына, и касалась вопросов брака. Он тут же поспешил согласиться с ним и разделить его опасения. Да, Ханийя — мать Ясина — обладала неплохим состоянием, её богатство — поместье — досталось ей благодаря её опыту в браке и на любовном фронте. И хотя она была по-прежнему молода и хороша собой, очаровательна и властна, он побаивался её, но не опасался за неё. Теперь же было маловероятно, что она удержит себя, не говоря уже об остальных, а значит, её богатство должно было порастратиться в любовных битвах, которые больше не были её целью. Это был грех, да ещё какой, если Ясин выйдет из всей этой адской трагедии с уязвлённым достоинством и пустыми руками. Ахмад, обращаясь к сыну так, словно он вёл беседу сам с собой, сказал:

— Я думаю, что ты вправе, сынок, так говорить — женщина в её возрасте — это трофей. Ей надлежит вызывать искушение у страждущих. Но что мы можем сделать?.. Искать на ощупь путь к тому человеку, чтобы заставить его отказаться от этой авантюры?! Все нападки на него с угрозами и обещаниями это не те методы, которые подходят нашему воспитанию, да мы и не знакомы с ним. Но и умолять его просьбами и смирением — это непереносимое унижение для нашего достоинства… Нам остаётся иметь дело только с ней!.. Я в курсе о твоём разрыве с ней, который был и по-прежнему остаётся заслуженным. Но по правде говоря, я не доволен тем, что ваши отношения прервались, и если бы не появились вновь неизбежные причины для её оправдания, то было бы обязательно это сделать в силу повелений свыше. И как бы ни было тебе тяжело вернуться к ней, это же возвращение к матери. И кто знает, может быть, твоё внезапное появление на её горизонте вернёт ей хоть какой-то здравый смысл…

Ясин, стоявший перед отцом, выглядел как человек, что стоит перед гипнотизёром в момент, предшествующий гипнозу: растерянный, молчаливый, и вид его свидетельствовал о том воздействии, что произвёл на него отец. Хотя, может быть, он указывал на то, что такое предложение ничуть его не изумило, и он мог вытерпеть ту мысль, что уже вертелась у него в голове до прихода сюда. Однако, он промолвил:

— А нет ли более удачного решения?

Отец решительно и ясно ответил:

— Я считаю, что это самое удачное из всех решений…

Ясин, так, словно разговаривал сам с собой, сказал:

— Но как мне вернуться к ней?!.. Как мне вернуться в прошлое, от которого я сбежал, и выкинул целый кусок из своей жизни?!.. Нет у меня матери…. нет у меня матери…

Однако, несмотря на всю очевидность этих слов, Ахмад почувствовал, что ему удалось всё же внушить своё мнение сыну. Он тактично сказал:

— Это правда. Но я не считаю, что твоё внезапное появление у неё после столь долгого отсутствия пройдёт бесследно. Если она увидит тебя перед собой, повзрослевшего и возмужавшего, то может быть, это расшевелит в ней материнские чувства и она испугается того, что, возможно, причинит вред твоей чести, и даже откажется от этого дела… Кто знает?!

Ясин склонил голову, погрузившись в свои мысли и не обращая внимания на всё то, что говорило об отчаяния и тягости у него на душе. Он весь трясся от страха перед возможным скандалом. Видимо, это было самое ужасное огорчение для него. А вот страх потерять состояние, которое он надеялся когда-нибудь от неё унаследовать, сюда не примешивался. Что же он мог сделать?… Какое бы мнение он ни сменил, всё равно не найдётся лучшего решения, кроме того, что придерживался его отец. Но ведь мнение, изложенное отцом, затмило его собственное. Это было потрясением для его достоинства и освобождением от многих тревог. «Пусть так и будет», сказал он про себя и, повернувшись к отцу, произнёс:

— Как хотите, отец…

18

Когда Ясин подошёл к кварталу Гамалийя, грудь его сжалась так, что он ощутил, как задыхается. Он не был здесь одиннадцать лет. Да, одиннадцать лет утекло с тех пор. Он ни разу не испытывал позывов сердца заглянуть сюда. Или же воспоминания об этом месте были для него не дорогими, а скорее мрачными, сжимавшими его сердце, словно венец, сотканный из кошмарных узоров. На самом деле, он бы и не покинул этот дом, просто ему предоставился шанс, и он сломя голову убежал отсюда. А потом его охватил отчаянный гнев, и он старался изо всех избегать это место. Позже он уже не считал, что побег отсюда был самоцелью или желанием перебраться в какой-нибудь другой квартал. Это был всё тот же квартал, что и в годы его детства и юношества, он нисколько не изменился: был всё таким же узким, и одна ручная тележка могла преградить дорогу, если бы подвернулась ему на пути.

Вот и те же самые дома, машрабийи которых почти соприкасаются, и маленькие лавочки, что тесно примыкают друг к другу, с доносящимся изнутри гулом и жужжанием, словно из ульев, и глинистая земля с ямами, переполненными грязью, а по сторонам мальчишки шлёпали по этой грязи и выбивали следы босых ног на ней. Поток прохожих не прекращался. А ещё были лавка с жареными закусками дядюшки Хасана и кухня дядюшки Сулеймана — всё это так и осталось без малейших изменений с тех пор.

На губах его почти заиграла улыбка ностальгии по детству — она уже была готова широко раскрыть его уста, если бы не горечь прошлого и беды настоящего…