Дмитрий Дмитриев - Осиротевшее царство
Однако она хорошо сумела скрыть своё волнение, ни один мускул не дрогнул на её красивом, холодном лице, но всё же она как-то глухо спросила:
— Ну и что же?
— Граф Вратислав просил принять меры к разысканию Милезимо, — ответил ей Андрей Иванович и при этом подумал:
«Что же это? Никакого смущения? Ни волнения, ни испуга не видно на лице княжны? Я думал поразить её известием, что Милезимо пропал… Или княжна хитра и скрытна, или все слухи о её отношениях к красавцу Милезимо — ложь».
— При чём же мой отец? — спросила в этот момент княжна. — Отыскать Милезимо, напасть на его след — это дело полиции и сыщиков.
— Я желал бы, ваше высочество, посоветоваться с князем Алексеем Григорьевичем, услыхать его мнение об этом деле… Ведь граф Вратислав настоятельно требует, чтобы Милезимо был разыскан.
Однако княжна решила спокойно довести до конца взятую на себя роль, а потому холодно возразила:
— Странно… Милезимо мог уехать на свою родину.
— Этого, ваше высочество, быть не может. Граф не поедет прямо с бала за тысячу вёрст.
— Да, да, вы правы. Так что же могло случиться с ним? — задумчиво проговорила княжна Екатерина.
— Вот это-то и надо узнать, ваше высочество! Очень жалею, что не застал вашего батюшки! Хотел спросить его совета, но, к сожалению, должен спешить.
Андрей Иванович откланялся царской невесте и, пообещав заехать для переговоров с князем Алексеем Григорьевичем в другой раз, уехал.
— Это — непременно дело отца и брата Ивана; они куда-нибудь спровадили Генриха и, наверное, томят его в неволе. Бедный мой Генрих! Надо во что бы то ни стало спасти его, выручить. Я… я заставлю отца выпустить Генриха! — тихо проговорила княжна Екатерина, с волнением расхаживая по своей горнице.
Через несколько времени вернулся домой её отец и, тотчас заметив её волнение, нежно спросил:
— Катюша, царевнушка моя, ты как будто чем встревожена? Что с тобою?
— Со мною-то ничего, а вот вы скажите, что сделали с графом Милезимо? — резко ответила княжна, пристально посмотрев на него.
— Что такое? Что ты говоришь, Катюша? — притворяясь удивлённым, воскликнул князь Алексей.
— Ах, пожалуйста, не притворяйтесь, это ни к чему не приведёт. Лучше говорите, куда вы припрятали Милезимо?..
— Почём я знаю? Я, право, удивляюсь, зачем ты говоришь это.
— Я требую, чтобы вы сейчас же сказали мне, где Милезимо! Вы безусловно знаете это, так как именно вы прямо с придворного бала приказали увезти куда-то Генриха. Остерман только что был здесь и сделал мне явные намёки на это. Батюшка, вы нехорошее дело задумали! За Милезимо вступился граф Вратислав; он требует, чтобы Генрих был разыскан.
— А мне-то какое дело?.. Пусть разыскивает.
— Повторяю, не притворяйтесь! Это вы припрятали Генриха и, наверное, держите его в неволе. Догадаться об этом нетрудно: вы боитесь Милезимо из-за его любви ко мне! Да, вы боитесь, чтобы не вышло скандала, чтобы Генрих не отбил меня у царя-мальчика. А это возможно…
— Катерина, опомнись! — с ужасом воскликнул князь.
— Да, да, возможно!.. Ведь я сама люблю Генриха и, если нужно будет, скажу о том даже самому жениху-государю, — твёрдо проговорила княжна Екатерина.
— Молчи, молчи; подслушать могут.
— Если вы не выпустите Генриха, я на всё пойду, ни пред чем не остановлюсь! Не думайте, что меня прельщает возможность стать императрицею, что это сделает меня счастливой. Нет для меня счастья, вы, отец, отняли его у меня!.. Вы разбили мою жизнь, а теперь хотите сделать несчастным и Генриха. Но это вам не удастся. Говорите же, куда вы припрятали Генриха? Вы молчите? Хорошо, я сейчас же пойду к государю и повинюсь ему, что выхожу за него без любви, что я люблю другого, — и, проговорив эти слова, княжна быстро направилась к двери.
— Остановись, безумная! Я скажу тебе, где Милезимо. Он в Горенках; это я приказал свезти его туда, — с глубоким вздохом ответил Алексей Григорьевич.
— Сейчас же пошлите приказ выпустить графа и привезти в Москву. Не бойтесь: Милезимо вам не помешает… Сегодня вы его выпустите, а завтра он навсегда уедет из Москвы.
— Уедет ли, Катюша?
— Я говорю: уедет. Что ещё вам нужно? Пошлите же приказ выпустить Милезимо! — голосом, не допускающим возражения, сказала отцу княжна.
— Сейчас, сейчас! — покорно ответил князь.
Между тем граф Милезимо томился в своём заключении и никак не мог примириться с грубой русской пищей; к щам и каше он питал чуть ли не отвращение. Когда ему надоедало сидеть под замком, он принимался барабанить в дверь руками и ногами. Входил дворецкий Евсей, и между ними начиналось препирательство.
— Ну что вам надо? — спросил при одном из таких посещений старик. — Что вы безобразите? А ещё граф!
— Молчать, старый дурак! — крикнул на него Милезимо. — Я не хочу сидеть взаперти!.. Понимаешь, не хочу, мне надоело. Выпусти меня!.. Я озолочу тебя…
— Это невозможно…
— Почему? Ведь это от тебя зависит.
— Если бы от меня зависело, я давно отпустил бы вас. Зачем вы мне? С вами один только грех! Но ведь, выпусти я вас, мой князинька прикажет батогами забить меня до смерти. Не дай Бог ему поперечить. Он теперь и-и какой большой человек!.. Шутка ли: будущий тесть государя!..
— Это я, старик, знаю и без тебя. Ты вот скажи, когда меня твой князинька из неволи выпустит?
— Думаю, что скоро; зря держать не будет.
— Трус твой князь, меня боится; привык делать всё подлостью, обманом. Но его поступок со мною даром ему не пройдёт. Я вызову его на дуэль и непременно убью.
— Так он и примет ваш вызов! — полупрезрительно произнёс старик дворецкий.
— Я заставлю его принять, заставлю!
Подобные разговоры довольно часто происходили между Милезимо и дворецким, точно исполнявшим приказ своего барина, а иногда кончались бранью, доходившей чуть не до драки; взбешённый граф бросал в старика Евсея всем, что попадало ему под руку; дворецкий обыкновенно ретировался в дверь и, прихлопнув её, запирал на замок. Если Милезимо ломился в дверь, Евсей грозил ему связать руки и спустить в подвал. Эта угроза оказывала своё действие, и граф уступал и успокаивался.
Однажды, когда граф страшно скучал в заключении, к нему вошёл Евсей и отрывисто проговорил:
— Одевайтесь, ваше сиятельство, вас сейчас повезут в Москву… Его сиятельство, князь Алексей Григорьевич, выпускает вас на свободу; уже прислана карета из Москвы, с княжеского двора.
— Не верится мне что-то!.. Нет ли тут опять западни? Может, меня вместо Москвы завезут в какую-нибудь глушь… Ну да, впрочем, посмотрим, — несколько подумав, проговорил граф и стал поспешно одеваться.
В той самой карете, в которой привезли Милезимо в Горенки, отвезли его в Москву.
Граф Вратислав был сильно возмущён поступком Долгорукова с его родичем Милезимо, грозил чуть ли не разрывом дипломатических отношений Австрии с Россией, так что Остерману стоило немалого труда уговорить его, а также графа Милезимо, покончить дело миром. Милезимо настаивал на удовлетворении и только тогда согласился примириться с Алексеем Григорьевичем, когда тот разрешил ему последнее свидание с княжною Екатериной. Однако ему было поставлено непременным условием тотчас же покинуть Россию.
Чтобы проникнуть во дворец, в апартаменты княжны Екатерины, графу Милезимо пришлось выбрать поздний вечер, закутаться в женскую шубейку и прикрыть лицо густым вуалем. Любимая горничная княжны, посвящённая в её сердечные тайны, ввела Милезимо в её горницу.
Княжна была заранее предупреждена отцом об этом свидании. Сперва она никак не могла понять, почему отец согласился на это, и спросила его об этом.
— Мне волей-неволей, чтобы избежать огласки, а может быть, и чего-либо худшего, пришлось согласиться на это свидание! — гневно сверкая глазами, произнёс князь Алексей. — Ведь этот сорванец Милезимо грозился вызвать меня на дуэль и убить, если я не соглашусь на это свидание с тобою. Но помни, оно должно быть последним.
— Ах, вот как, батюшка?.. Ну, теперь я понимаю. Генрих купил у вас это свидание и, как видно, дорогой ценою. Вы поступили с ним, как с холопом, как с невольником, держа его под замком, и взамен удовлетворения, которое вы обязаны были дать ему, он выторговал у вас свидание со мною. Ах, вы не… — резкое слово готово было сорваться с уст княжны, но она вовремя опомнилась и воскликнула: — Бедняжка Генрих! Сколько он выстрадал из-за меня!.. Но я сумею вознаградить его за это!..
— Что ты говоришь, Катюша?
— Говорю, что за всё то зло, какое вы причинили ни в чём не повинному Генриху, мне придётся вознаградить его. И это я сделаю, сделаю!..
— Катюша!..
— Довольно, батюшка, довольно об этом! Оставьте меня; мне надо побыть одной, собраться с мыслями.
— Я уйду, Катюша, ухожу; только об одном прошу; не позабудь, что ты — обручённая невеста императора! — И князь-отец медленно вышел из комнаты дочери.
