Кристи Филипс - Хранитель забытых тайн
Клер замолчала, она была совершенно потрясена и подавлена. Она подозревала, что на новой работе у нее не все складывается, но такого представить себе не могла.
– Так что же мне делать?
– А что вы сами хотите?
– Просто иметь возможность работать, писать на выбранную тему.
– И публиковаться?
– Надеюсь, что да.
Эндрю взял мобильник и пощелкал по кнопкам.
– Я включу громкую связь.
Клер услышала гудки вызова, а потом голос Дерека Гудмена. Он даже не поздоровался.
– Я же тебе сказал – ты меня слышишь, Энди? – я не стану заседать в вашей дурацкой комиссии, идите вы к черту.
Но Энди на грубость его не обратил внимания.
– У тебя есть свободная минутка, Дерек? Надо поговорить.
– Ну хорошо, минутка, но не больше, – сказал он и отрывисто засмеялся. – Время пошло.
Надо же, насколько очевидна грубость и бесцеремонность Дерека, если не видишь его самого, с его обаятельной внешностью.
– Доктор Донован говорит, что ты пишешь статью, которая по теме очень похожа на то, чем занимается она, а именно...
Он вопросительно посмотрел на Клер.
– Шифровальное дело в семнадцатом веке, – быстро сказала она.
– Шифровальное дело в семнадцатом веке, – повторил Эндрю в трубку.
– Да что ты говоришь! – ехидно заметил Дерек, – Позволю себе не согласиться. Это она почему-то пишет нечто такое, что очень похоже по теме на то, чем занимаюсь я.
– Она говорит, что показывала тебе свои заметки.
– Чушь собачья. Сказки.
– Послушай, Дерек, какой ей смысл лгать?
– Как какой? Да какой угодно. Как тебе, например, такой вариант: она предложила мне подняться к себе в квартиру, а я отказался. Она пришла в ярость – и вот результат.
От этой наглой лжи у Клер даже дух перехватило.
– А мне почему-то кажется, Дерек, что дело тут совсем в другом, – сказал Эндрю.
– Да ради бога, откуда я знаю, зачем она это говорит? Могу лишь сказать одно: она врет. Мы с ней пошли в паб выпить пива, ну потом пообжимались немного, ты сам это видел и, кстати, помешал, что с твоей стороны было довольно бестактно. Про работу мы с ней не говорили ни слова.
Он помолчал.
– Ну вот, похоже, время вышло. И не звони мне больше по пустякам, понял?
Эндрю закрыл телефон и сунул его в карман.
– Как всегда, обаяшка. Ну что скажете?
Но Клер была так потрясена, что не сразу пришла в себя и минуту молчала.
– Он вас обманывает, – наконец сказала она. – Он все придумал, я не и собиралась приглашать его к себе.
– Я, конечно, понимаю, что Дерек, гм, еще тот жук, – сказал Эндрю, – и ситуация непростая, но, боюсь, если на руках нет доказательств, от меня мало толку.
– И это все? Он «еще тот жук», «ситуация непростая» и от вас «мало толку»? Дерек Гудмен – бесстыдный и наглый лжец и вор в придачу. Почему вы меня не предупредили об этом раньше? Нет, вам больше нравится бегать от меня и скрываться.
– Ого... – Эндрю, казалось, не нашелся, что на это ответить. – Простите меня, конечно...
Он опустил голову и уставился в пол. Интересно, от смущения или от чувства вины?
– Я был очень занят.
– Даже слишком. Я стала чувствовать себя здесь совсем чужой! – воскликнула Клер – Тогда скажите, зачем вы пригласили меня сюда, на эту работу?
– Вы превосходный ученый, и я подумал, что нашему колледжу от вас будет только польза.
– И это единственная причина?
– Конечно, это единственная причина.
Конечно. Как она вообще могла подумать, что была и другая причина? Что это она себе вообразила? Эндрю Кент – опытный ученый, а кто она? По сравнению с ним просто недоучка. Тем более что их отношения здесь регулируются специальными правилами. Правилами, которые, как уже говорил ей Ходди, Эндрю ни в коем случае не станет переступать.
– Если у вас будут доказательства, что вы начали писать на эту тему раньше и действительно показывали ему свои заметки, – сказал Эндрю, – обещаю, что он предстанет перед дисциплинарным комитетом. А пока послушайтесь моего совета: не становитесь у него на пути.
– Не становиться у него на пути? И это все, что вы хотите мне сказать? – выпалила Клер, совершенно разозлившись.
Она повернулась к двери, думая: «Как может Эндрю быть столь неделикатен, столь равнодушен?»
– Простите, что побеспокоила вас своим визитом.
Глава 14
5 ноября 1672 года
Король остался в Хэмптоне, но придворные вернулись в гостиную мадемуазель де Керуаль. Ее покои вновь ожили, осветились шандалы и канделябры, запылал огонь в великолепном камине. Служанка, на этот раз шустрая быстроногая девчонка от силы лет тринадцати, ведет Анну по залу, наполненному людьми: одни задумчиво склонили парики над карточными столами, где идет игра в бассет по крупной, другие расположились в уютных креслах и беседуют, угощая друг друга доброй понюшкой табаку. Она проходит в длинный коридор, и нежные звуки скрипки и арфы, доносящиеся из гостиной, затихают, как и ровный гул оживленных голосов. Служанка вводит ее в спальню мадемуазель, и она снова, как и в прошлую ночь, погружается в атмосферу сонной, очарованной тишины. Единственные звуки, которые нарушают этот покой, – шипение горящих поленьев и шорох юбок торопливо уходящей служанки.
Занавески в спальне раздвинуты, открывая два больших окна, за которыми виднеется широкая серая поверхность реки и низкое небо. По реке, вверх и вниз по течению, медленно и величаво скользят корабли и баржи.
Спальня убрана богато и пышно, теперь она кажется Анне еще роскошней, чем в предыдущую ночь. Все здесь выполнено в розовых тонах: и занавески, и стулья, и тканные по специальному заказу обюссонские ковры, и обшитые панелями, украшенные золотой филигранью стены. В солнечную погоду этот цвет для мадемуазель де Керуаль – самый выигрышный, но в холодном свете затянутого облаками осеннего дня он принимает серовато-голубоватый оттенок, который Анна не может не сравнивать с бескровной бледностью губ мертвого тела.
Она подходит к кровати Луизы. Мадемуазель на ее появление не реагирует ни единым словом, ее глаза под тяжелыми веками открылись лишь для того, чтобы узнать ее, и потом снова закрылись. С прошлой ночи, похоже, состояние ее мало изменилось. Губы сухи и покрыты трещинками, и сквозь них сочится кровь. На ночном столике стоит пустой бокал, но ни большого кувшина с пивом, ни другого сосуда с пригодной для питья жидкостью не видно. Господи, неужели о больной никто не заботился? Служанка возвращается с очередной охапкой дров для камина, и Анна просит ее сходить за пивом. Та скоро возвращается и ставит полный кувшин – как раз в это время Анна выкладывает из карманов необходимые для лечения Луизы снадобья и порошки. Она наливает пива в бокал и, пробудив больную от лихорадочного сна, подносит его к губам мадемуазель. Луиза смотрит на бокал, потом на Анну и отворачивается.
– Мадам, – шепчут ее воспаленные губы.
Она произносит еще несколько слов, которых Анна не может разобрать.
– Мадам... – снова шепчет Луиза и едва слышно что-то бормочет по-французски.
Но что же именно? Кажется, она говорит: «Мадам... хочет... отравить».
– Что вы сказали?
Анна наклоняется еще ближе.
– Мадемуазель...
– Что вы делаете? – раздается вдруг за спиной голос мадам Северен, которая только что вошла в спальню и устремилась прямо к ней. – Сейчас же отдайте бокал! – требует она.
– Простите?
Мадам Северен произносит свое требование с такой яростью, что Анна теряется.
– Отдайте бокал!
Мадам Северен протягивает руку.
Анна неохотно отдает ей бокал. Она не уверена, что поняла, что хотела сказать мадемуазель, да и вообще, не сказаны ли эти слова в бреду, вызванном высокой температурой, и все же... На всякий случай мадам Северен надо остерегаться.
– Почему вы не даете больной питье? – спрашивает Анна.
– Она пьет только из моих рук.
– А пиво? Я же вчера прописала ей пиво!
– Она не просила пить так часто, как, по-вашему, должна была.
– Надо заставлять, даже если не хочет. Жар сжигает ее изнутри; чтобы сбить его, она должна потреблять как можно больше жидкости. А где отвары, которые я здесь оставила? Вы добавляли их в пиво?
– Нет. Я отдала их на анализ.
– Какой анализ?
– А вдруг там яд?
– Но я же врач. Меня позвали сюда, чтобы лечить, а не травить.
– Мадемуазель при смерти, и я не думаю, что она выздоровеет.
– Если вы в самом деле хотите ее спасти, то лечение нужно начать немедленно. Ваши действия принесли ей больше вреда, чем вы думаете.
Мадам Северен пристально смотрит на Анну, словно пытается раскусить, что у нее на уме.
– Вам не понять, что значит быть католиком в вашей стране, миссис Девлин, – говорит она, – Хотя король милостиво благоволил издать «Декларацию о веротерпимости»[25], которая позволяет нам свободу вероисповедания, многие недовольны тем, что мы твердо храним нашу веру, и особенно здесь, в Уайтхолле.
